5  ПРОИНТРОЕКТ

 

5.1 СМЫСЛ  ЖИЗНИ

 

5.1.1 Абсолютный смысл жизни

(Абсолютный СЖ)

 

Абсолютный СЖ — это весьма неглубинный смысл существования, касающийся любого объекта, любого субъекта, любой детали или част­ности того и другого.

Формально абсолютный СЖ применим и к псевдосредному. Если подразумевать под объектом субъ­ек­тивный объект — реальное пятно в ментальности, данность в совокупности ощущений, в том числе реальную ипостась эмпирического образа, то подобные объекты будут наличны­ми только в тот или иной локус времени или в пересечении локусов времени, если речь идет о совокупности данностей с различной хроносностью. Подобные объекты и будут той рекой, в какую нельзя войти и одного раза, но с которой можно соприкоснуться.

В качестве подставляемого объекта может быть выбран и онтологи­ческий объект. Рассматривая объ­екты большинством способов, человек невольно идет на дискриминацию вечности. Сама утонченность этих способов рассмотрения не играет никакой роли, поскольку снижающим здесь является использование абстракции времени, хроносная вписанность данностей в субъективное сознание.

Для большей общности можно считать, что пропози­ционально рас­сматриваемый объект существует тот или иной локус времени той или иной природы и как бы про­ходит три стадии: рождение, существование, исчезнове­ние, но все эти стадии чисто вербальны и представляют одну стадию — явление. При этом суммационно-прагмати­ческие объекты-по­то­ки (предметы) превращаются в на­званную реку, войти в которую нельзя и одного раза (при акценте на их эфемерности, неповторимости), оказываясь тем самым объектами-моментами, либо (при акцен­те на их суммационно-прагматической сохраняемости) превраща­ются в обычные объекты здравого смысла. Вполне можно воспользоваться тем, что слово "момент" имеет  различные значения, в том числе и значение вечности для случая аб­солютных объектов. В отношении человека-сознания или даже человека-икса моментом может быть и одно мгнове­ние жизни и вся жизнь.

 

Я утверждаю, что абсолютный смысл существования любого объекта есть его полное фатальное   явле­ние.

 

  Это не тавтология, ибо у нас "смысл" = "существование", но не "существование" = "существование". Само "полное явление" может быть рассмотрено как явление, выходящее за рамки рядового явления, как перерастающее рамки просто явления, противопоставляемого сущности, так и взято как собственно явление чего-либо в его полной дан­нос­ти, без привнесения не данного — в последнем случае явление и выступает в качестве объекта, что в обычной ситуации часто и имеет место.    

  Выделенное нами выражение содержит и оттенок глагольности: фатальное явление чего-либо — это и являемость чего-либо, появление его, сказуемость. Тем самым вполне можно подразумевать фатальное явление существования.

Показав на доказуемость пропозициональности высказанной форму­лы, можно заявить о доказуемости самой этой формулы от противного.

 

Хотя вполне ясно, что речь не идет о каком-то отдельном сфо­кусированном смысле существования, предположим противное: пусть явление объекта передаточно, то есть имеет в себе цель создания из себя чего-либо другого, либо предполагает что-либо другое, но тог­да смысл объекта и будет в передаточном, а передаточное и есть фа­тальное явление объ­екта.

 

Мы отождествляем абсолютный смысл существования с полным явлением объекта, причем под полнотой подра­зумеваем полноту того, что уже взято за объект, но совер­шенно не обязательно полноту самой этой взятости. Смыс­лосущественным оказывается весь объект, а не только не­которая его деталь или частность. Действительно, если мы пред­по­ло­жим, что то-то и то-то в объекте излишне, не на­добно, мы впадем в противоречие, так как это то-то и то-то вполне может быть изначально взято в качестве самостоя­тельного объекта с собственным передаточностью-явле­нием.

 

Формально может быть использован для рассмотрения и псевдосредный объект, но псевдосредные разворачивания при ответе на вопрос "В чем смысл жизни?" не подразумеваются. Например, посто­ронни этому вопросу термодинамический, биоло­ги­ческий, редокс-электронный, квантово-био­хи­ми­чес­кий и тому подобные "смыслы жизни", хотя на уровне своих псевдосред они неизбежны при обычных определениях жизни, попытках выявления ее сути (см. раздел 6.2.5). Даже псевдосреда "человеческая личность" весь­ма нежелательна, как нежелательна и псевдосреда "подсознание". Различные глубинные ре­­алии всегда опосредствованны и с последними назван­ными фикциями никак не могут быть связаны.

Собственно наличная реальность — это человек-созна­ние, а по­тому вопрос о смысле существования относится прежде всего к нему. Кажущееся настоящее есть своего рода нечеткое пересечение локусов времени всех ощуще­ний, выявляемых в сознании, и представляет собой инте­гральный субъективный локус времени.

 

Я утверждаю, что абсолютный смысл существования субъективного сознания заключается в фатальном явлении совокупности ощущений. При необходимости эту формулу можно привести к идеально-процессу­альному виду. В этом плане смысл человека-субъекта будет заключаться в фатальном явлении потока сознания.

В данном разделе мы отказались не только от разворачивания псевдосред, но и от рассмотрения субстанции и иных космонических сущностей. Следовательно, только что рассмотренный смысл жизни в своем общем виде не является чем-то изначальным. Он — результат, но не причина и объяснение. Тем не менее он первичен по отношению к обыденным смыслам жизни.

Крайний случай абсолютного смысла жизни име­ет место тогда, когда в качестве объекта берется метафизический космос. Не исключе­на конгруэнтность или тождество абсолютного СЖ другим СЖ в тех или иных частных случаях и подстановках.

 

 

                  5.1.2  Рефлексивно-рефлексный СЖ

 

Рефлексивно-рефлексный СЖ может быть понят только при доста­точном отстранении от имманентных мотиваций (осознанных). Не явля­ясь ни субъективно-сознательным, ни "физиологичным" или "под­­­­сознатель­ным", он заключается в косвенно видимой результативности ненагляд­ного. Подобно абсолютному СЖ, рефлексивно-рефлексный СЖ (РР СЖ) не является индуцированным, привнесенным или сфокусированным СЖ. Он сплошен и безотносителен, индифферентен к прошлому или будущему, "добру" и "злу", "благу" и потере "блага". РР СЖ дается внавал и сам по себе может быть естествен и противоестествен, может противоречить умственной кажимости, не говоря уже о рассудочной ка­жимости или кажимости разума. Весьма часто он связан с тем, что Юнг называл Тенью, но это только одна из его сторон — несовпадение с иде­алами и психотипическими портретами. Если РР СЖ и представляется в качестве предположения ненаглядной абсолютностью, то посюсторонне он проявляется обычно весьма фрагментарно. Он требует или особых условий или чрезвычайной наблюдательности, проницательности. Одна из его черт — неуниверсальность, некосмичность, направленность на кон­кретного регистрируемого индивида. Это — микросудьба-в-себе, локус судьбы, не имеющий отношения к той судьбе, которую принято связывать с биографией, личной историей и т. п. Речь идет о более многостороннем и многомерном, не подпадающем не только под нечто официально значимое, но и малопредставимое в индивидных переживаниях.

РР СЖ не есть что-то константное и заведомо определимое, то, подо что можно подстроиться; наоборот — он постоянно играет в перевер­тыши, ставя человека в тупик, наделяя его рефлексами овцы, превращая его в беспомощное запутавшееся животное. Некоторая благополучная рефлексивно-реф­лек­с­ная усредненность, витальный полуоптимум вполне возможны и требуют опоры не в уме и чувствах, не в принципах, но в интуитивных уподоблениях частного целому, в мудрости обывательско­го холизма.

С РР СЖ вполне связаны крайние действия. Например, само желание покончить самоубийством проистекает из рефлексивно-рефлексно­го или иногда из рефлексивно-рефлексного дисбаланса, только поверх­ностно оправдываясь тривиальными или нетривиальными мыслями и противо­речивыми эмоциями. Эти оправдания часто связаны с нарушениями неизбыв­ного стремления человека к догмам, внут­ренним самоприказам, эталонам и эталончикам, загадыванию будущего, нелепому знанию о том, что "должно быть" и что "не должно быть".

 

РР СЖ заключается в совокупности всех рефлексивно-рефлексных проторенностей, во внелогическом и внерациональном, а равно и во внеиррациональном притяжении и отталкивании.

 

Фактуально имеет место рефлексивно-реф­лекс­ная среда, проходящая как фон, и рефлексивно-реф­лек­с­­ный доминант — текущий факт действитель­ной сосредоточенности, независимо от того, как и каким образом эта сосредоточенность возникла и чем вызвана, независимо от ее непроиз­вольности и квазипроизвольности. С доминантом сосуществуют те или иные, проницаемые в различной степени, погашенные доминанты, смежные, посторонние и противоположные доминанту выделенному.

Бытийно РР СЖ соответствует протобуферному и отчасти буферному, то есть областям совершенно неописуемым.

      Целый ряд тонических ощущений, считающихся классическими эмоци­ями: антипатия, недоумение, до­сада, удивление и прочие — в действительности чистыми эмоциями не являются и представляют собой более сложную реакцию. Здесь значение имеют не только ложные ориентации, но, до определенной степени, те или иные возможности установок импульсивного мировоззрения и сосредоточенности. Уже доумственно существуют табу на некоторые виды сосредоточенности. Так части психотипиков явно претит всякая мысль о смерти и какая-либо кладбищенская тематика. Сюда же можно отнести некоторые микрофобии, капризы, привычки, способы действия, диапазоны и величину допустимого риска. Получается, что так называемая "нравственность" прямым образом не зависит от убеж­дения и мнений, "духовный аморализм" не всегда коррелирует с практи­ческим, не всегда соответствует прагматике в целом и наоборот.

     Менее наглядно давление рефлексивно-реф­лекс­но­го не на способности, а на умственные явления сами по себе. Еще больше это давление сказы­вается на психических продуктах, инспирирующих фикции рассудка и разу­ма. Вполне допустимо нефилософски-догматично цепляться за псевдосред­ные опоры, называемые "установками", "устоями", "убеждениями", "идеа­лами" и пр., — отличительная черта рассудка — предрассудки. Однако не одним, так другим образом рефлексивно-реф­лек­с­ное побуждает любого педанта нарушать собственные привычки и идти против своих устоев, подрывать их, но интересен не сам этот факт, а та криволинейная ло­гика, по какой прегрешения против устоев таковыми не кажутся их обладателю.

      Аналогично давлению на зону ума происходит смежное давление: влияние на способность оп­ре­де­лен­ных воспоминаний. При этом не только может быть отвергнута фраза "мысль изреченная есть ложь", но часто возникает, иллюзия полной истинности, "кристальной честности", абсолютной добропорядоч­нос­ти как вполне существующих.

Рефлексивно-рефлексное таково, что оно побуж­да­ет субъекта к на­мерениям и действиям, направленным против него самого, против чего угодно. Оно внелогично в своей сердцевине и, можно сказать, ко­варно и обманчиво. В нем фундаментально нивелированы положительное и отри­цательное. Су­щест­во­ва­ние более глубоко, чем представляется, и всевоз­мож­ные связности его в субъективном сознании подобны сновидению.

 

 

 

5.1.3  Реактивный СЖ

 

Существование реактивных ощущений вызывает поляризацию психи­ки, в том числе поляризацию интенций, вносит в существование нагляд­но данные аксиологические элементы. Реактивных ощущений огромное множество, но индивидуально как главнейшие проявляются только опре­деленные их ряды в зависимости от психотипа, рефлексивной проторенности и рефлексивных условий. Многие из р-ощу­щений эфемерны или характерны только для сильно измененного сознания или только для определенных человеческих субъектов.

Разновидностями реактивного смысла жизни являются: граничный, эмотивно-обыденный, тонкоэ­мо­тивный и мистический смыслы жизни. Граничный СЖ проявляется только в экстремальных условиях, при дей­ствительном (иногда воображаемо-жи­вом) при­ближении к этим условиям, для него характерны необычайно сильные аффекты положительного или от­рицательного характера.

Большое значение могут иметь случаи реактивного заражения, когда в существование индивида про­тив его "воли" вписываются какие-либо персеверирующие комплексы реактивностей, длящиеся с той или иной интенсивностью значительную часть жиз­ни и почти непрерываемые. Имеет место не сколько "внутренний диалог", сколько провоцирование такого диалога названными реактивностями. Реак­тивное заражение чаще характерно для отрицательных комплексов, чем для положительных. Подобные неисчезающие отрицательные комплек­сы мож­но назвать паразитическими, поскольку их фактическое назначение — понижение возможностей индивида. Это своего рода тоническая токсикомания. Результат этого обычен — дифференциация между людьми по принципу стойкости к узкому фактору.

Чисто формально реактивный смысл жизни заключается в стремле­нии от реактивного минуса к реактивному плюсу. Однако вне сиюминутного возникает для большинства психотипов парадоксальность: положи­тельное фактически заменяется отрицательным, а сам "плюс", "рай" отводится в воображаемую мнимую плоскость, оправдывающую текущую деятельность, если она вполне добровольна и делающую эту деятель­ность менее заметной в отрицательном отношении, если она малодобровольна.

Как правило, наибольшее прагматическое значение имеет не стрем­ление к реактивному плюсу, а стремление от реактивного минуса. Пара­док­саль­ность сохраняется и здесь, ввиду трафаретного согласия находиться в аду за обещания рая.

Пресловутые гедонистические погруженности и гедонистические стремления вряд ли являются таковыми реально: имеет место не собст­венно чистое гедонистическое, что снисходит до человека весьма ред­ко, а те или иные суррогаты гедонистического, незаметно упирающи­еся в абсурд и рефлексивности, называемые привычками, образом жиз­ни и т. п. Име­ет место не столько гедонистическое, сколько гедонисти­ческий обман. Гедонистический обман яв­ля­ется частным случаем архетипного обмана. Конечно, иллюзорно-гедонистическое есть в той или иной мере также гедонистическое, но дурной привкус его полностью не скрыт непосредственно в реактивном.

Характерен и случай гедонистической неудовлетворенности — частное проявление экстраполяции реактивно-иррационального. Существуют реально пре­дель­ные ощущения, но они достаточно редки в своем полном виде, что накладывает отпечаток неполноты на всю остальную реактивность.             

 

 

      Многочисленные корреляты реактивного не име­ют замыканий в самих себе и сводятся к реактивному же. Вполне возможны формально-сте­риль­ные, сво­бодные от обычно-эмотивного пантомима и музыка, но всякое совершенство­вание их (пусть и при использовании чуждой семантики или сознатель­ном от­сутствии даже и таковой) приводит к реактивно-тоническо­му.

Наиболее полно реактивному соответствуют зву­ко­вой тон и ритм. Тон вполне может иметь положительную или отрицательную окрашенность, а ритм, как правило, пропозиционален в этом отношении и в конкретных случаях может приобретать различные значимости.

В любом случае реактивное требует точек отсчета в самом себе, а не в тех или иных коррелятах и прагматически не может сводиться к гедонистическому. Гедонистическая направлен­ность в виде убеждения, кредо, рекламы и т. п. отрассудочна. Собствен­но реактивное фактично.       

             

Реактивное, каким бы оно ни было, есть собственно импульс жизни, вычлененная гармоника метафизического явления космоса как вневременной волны-вспышки.

 

 

 

 

5. 1. 4  Умозрительный  СЖ

 

Ум есть зона ощущений смысла, а отсюда ясно, что умозрительный СЖ — не что иное, как смысловой смысл жизни. Последнее выражение вполне мо­жет вызвать ощущение абсурдности. Подоб­ное ощу­ще­ние может возникать ввиду различных причин, но в данном примере эта причина — сходство с тем случаем, когда бóльшие смыслы связываются мень­ши­ми — возникает ощущение алогичности, абсурда, абра­кадабры.

 

В одной их своих градаций смысловой смысл жизни и сводится к абракадабре. Философские системы могут быть различными, а том числе состоящими из одного единственного глагола или существительного, из одного междометия, но вполне могут быть и вовсе бессло­весными. Можно привести пример философской системы, состоящей из одной только фразы:

 

ВСЁ, ЧТО  СУЩЕСТВУЕТ,  ЕСТЬ АБРАКАДАБРА

 

Человеку, который хотя бы раз думал и чувствовал в этом направ­лении, не нужны никакие комментарии. Человеку, который при этом не­додумал и недочувствовал, не помогут и комментарии. Только в некото­рого рода граничных случаях комментарии и дешифровки дают дополнительное умственное нацеливание.

 

Абракадабра выступает в виде субъективной недоопределенности, непостижимости факта постижимости. Когда мы познаем, мы никог­да в точности не знаем, что мы познаем и познаем ли мы что в действи­тельности. Все, что мы видим, есть переливы некого калейдоскопа, и хотя мы наблюдаем эти переливы, и хотя нам иногда удается предсказать, какой перелив будет следующим, мы не знаем, что они означают, зачем они нужны и что это за калейдоскоп, то есть все, что дано человеку, есть Абракадабра, а отсюда тем более Абракадабра то, что ему не дано. А то, что принято называть познанием в обычном смысле, есть лишь процесс крайне непоследовательного, но освященного традициями построения некоторых фикционных упорядоченностей, своего рода существующего в нигде идеобиокоралла с коррелятами предметно-вещного и субъективного порядка.

 

Относительно субъекта указанная нами однофразовая философская система есть начало и конец. Какие бы познавательные догмы не изобрел человек, всё то, с чем он связан, фактически будет для него Абракадаброй. Абракадабра — это субъективная реальность, которая необязательно требует понимания и вербального определения, в то вре­мя как объяснительные построения, являясь миражами того или иного порядка, обычно оказываются вне субъективного мира и вне чего-либо, тогда как Абракадабра есть сам субъективный мир и всякий дру­гой мир, предстоящий через него.

Какие бы мыслительные стереотипы и алгоритмы не использовались, самые при­митивные вопросы типа "Что?" и "Зачем?" останутся без ответа. Все то, что временно представляется логичным, всегда содержит в себе скрытую алогичность и часто приводит к алогичным следствиям.

Ввиду действительного несуществования разума, на первый план выдвигается не объяснение, а понимание, но понимание ограничено недопроницаемостью человече­ского смысла. Смысл не имеет никакого смысла в отноше­нии своего "содержания", своей структуро-информацион­ной расплескнутости. Попытки подобного осмысливания смысла и завершаются приходом к экзистенциалу Абрака­дабры.

 

Тем не менее, на смысл можно смотреть и редуктивно в направле­нии его саморефлексивно-ло­го­с­ных моментов. В данном отношении умопостижным смыслом всего, в чем присутствует смысл, является Логос[1].

 

 

     На первый план выдвигается не компонента обозначения, а компонента вдохновения-символа, не про­изводный сигнально-рациональный смысл, но смысл дочеловеческий, досистемный, тоновый.

 

 

5.1.5 Относительный смысл жизни

 

5.1.5.1 Предварительные

разграничения представлений

 

А. Фикция личности

 

То, что называют сознанием (я-среда), и то, что называют "личностью", — предметы далекие друг от друга и в абстрактно-идеаль­ных планах. В реально-конкретном плане они отличны друг от друга фундаментально. Основу этого составляет тот факт, что личность есть псевдосредность. Личность можно пред­ставить как заведомо фиктивную модель психейного. Разумеется, личность — не модель нейродинамики.

Если бы вдруг потребовалось создать кибернетический прибор, похожий на человека, то понадобились бы различные ограничения на сферу применения такого прибора, а также — на степень глубины копирования прагматических функций. Наиболее важные ограничения были бы связаны со средой отображения и набором догм об отображаемом.

В рассматриваемый прибор можно было бы вклю­­чить блоки: активатор-пассиватор (аналог рефлексивно-рефлексного, волевого), реактор (блок, имитирующий рождение реактивного), координатор (некоторая вычисли­тельная машина, основанная на сто­хастических принципах и соответствующая отчасти подложке ума), прима-установка, определяя­ю­щая на­прав­ленность от минус-реактивного к плюс­-реак­тив­ному, связанная с рядом полужестких принципов и неабсолютных табу[2], блок наполнителя, соответствующий блоку первичных потребностей, блоки различных видов памяти и фильтров памяти, мотиватор, элиминатор (блок "неосознанных" мотивов), комбинатор опережения, блоки установок, импульсатор действия, акцепто­ры мира, индуктор экрана (аутоприборной доски), индуктор иллюминато­ра, сам тоновый иллюминатор, блоки стереотипов и привычек, рулетка скольжений в виде некоторого генератора случайных процессов и прочее.

Фактические всевозможные "конструкторы" лич­ности от психологии, социальной психологии и создают некий существующий на бумаге прибор, но используют при этом слова с более витальными оттенками.

 

 

Б. Псевдосреда потребностей

 

Представления о потребностях проявляют себя в виде некоторых абстрактно-рассудочных указаний на традиционно-практические значимости. В своем обычном, рассудочно-вычлененном виде они связаны чаще всего не с конкретным сознанием, но с потоком сознания и имеют своим основа­нием психейное.

К первичным потребностям можно отнести: 1 — дыхание, 2 — наполни­тель, 3 — сон, 4 — естественное снятие голода и жажды, 5 — потребность физического оптимума (температура, влажность, давление, облучение, гравитация и т. п.). Всё это потребности прожиточного минимума, необходи­мые для выживания индивида. Потребность выделения здесь отсутствует на том же основании, что, например, потребность в биениях сердца, моторике внутренних органов и т. п. — это более функции, чем потреб­ности. Так называемые необязательные и искусственные потребности, а также сексуальную потребность мы относим к градациям потребности напол­нителя. Каждая из потребностей существует самостоятельно, но всегда оказывается связанной с потребностью наполнителя. Потребности сна и наполнителя особенно близки друг к другу, а в феномене сновидений наблюдается их полное пересечение.

Если исходить из представлений, соответствующих более имманентному, то потребность наполнителя будет доминирующей человеческой потреб­ностью — потребностью создания жизненного тонуса. Наполнителем может быть многое, независимо от того является ли оно связанным с функциони­рованием на другую потребность или нет. Потребность наполнителя пред­полагает создание установок, направленных на те или иные средства создания тонуса. Положительный тонус, в частности,  становится зависимым от согласования степени уверования и привычки к тому или иному культу (в широком, нерелигиозном смысле), со степенью практической связности с тем или иным культом, Можно сколь угодно подробно располагать все эти культы по иерархиям и личностным значимостям, но все это будет только вариантами.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

В. Псевдосреда свободы

 

 

Носителями идеи фатальности могут быть самые разнообразные картины мира и псевдосредные представления. К фатальности ведет и парадокс нефатальности /Раздел 6.11/. Если мы будем исходить из фикции личности, то агентами личной фатальности окажутся: предрассудки, привычки, реактивные ощущения, осведомленность и неосведомлен­ность, ситуация, психофизиологические параметры, воспоминания и проч., и проч. Пусть некто возразит и заявит, что деятельность чело­века нефатальна, но он фатально скажет это из духа противоречия или иных побуждений. Главный фактор признания фатальности — отказ от признания объективности времени. Тем не менее нельзя превращать неизбежимость в предопределенность лапласовского типа и в детерминизм вообще.

 

Свободе можно противопоставить только несвободу, но не фаталь­ность. Свобода и несвобода на уровне своего присутствия суть част­ные проявления фатальности. Ограниченная диалектика "предопреде­ленности" (неизбежимости) заключается в ее знаке: человеку кажется, что он в некоторых деталях предопределяет свои действия — и он их дей­ствительно предопределяет, но с другой стороны, эти действия были уже "предопределены" (встроены в другие системы мироотсчета) и чело­веку "предопределено" предопределять себя так, а не иначе. Другое основание этой предопределенности-неиз­бе­жи­мости в том, что все чело­веческие действия активны только внеш­не-суммационно и пассивны тотально-по­сле­до­ва­тель­но. Человеческая активность, произволь­ность — это лишь часть предопределенности; любая активность игрушечна и есть только набор верных и неверных симптомов скрытого положения вещей. Поскольку эти симптомы во многих  случаях  являются необходимым, но не достаточным условием событий    a ₁  a ₂ . . . . . .  . . . .a _i    .  . . . .a _n,  то отсутствие их неизбежимо означает и отсутствие указанных событий с появлением иных событий b₁  b₂. . . . . . . .b _i. . . . .  .b _n. Тем самым затрачиваемые субъективные усилия и есть часть хитрости мирового "духа". Провоцирующее мнение о том, что деятельность не нужна на том основании, что все само и так произойдет, неверно в том смысле, что в это "само" могут частич­но входить и субъективные индикаторы "само" /См. также 6.12 о мнении Аристотеля/.

Понятие "свобода" достаточно условно, связано с псевдосредами временных рядов и есть отношение предыдущего временного ряда к последующему (разумеется, на метафизичность подобное мнение не претендует). Любой объект считается свободным, если его фатализирование идет из него самого, однако при этом всякий объект оказывается и свободным и несвободным — всё зависит от того, какая длительность предыдущего временного ряда рассматривается. Брошенный камень вполне свободен, если иметь в виду импульс движения этого камня, но не руку, ко­то­рая его бросила и не силы тяготения. Все это очень близко к натурфилософии. С точки зрения философии метафизической, и "свобода", и "несвобода" — только бес­смысленные слова, грубые попытки расчленения мира, приводящие к кажимостным парадоксам. Другой вопрос в том, что  термин "свобода" слишком привился в научном и массовом соз­на­нии.

 

 

 

 

 

 

5.1.5.2 Относительный СЖ

 

Относительный СЖ в значительной степени опирается на те феноумы (феноменоноумены), какие принято косвенно связывать с личностным в человеке. Подобные феноумы вполне можно обозначить словом "предрассудочности", невзирая на наличие в последнем некоторых обыденных оттенков и пересечений со смыслами слова "предрассудок" в любом понимании последнего. Аналогичны пересечения со словами "предуверенности'', ''предубежденности", "пред­опре­деленности", "преднамеренности". Краткости ра­ди, в дальнейшем мы будем употреблять слово "предрассудки", понимая не нечто преврат­ное в обязательном порядке, но более то, что некогда называли "пред­разумением", "предразумеванием". Однако предрассудки — только корни относительного смысла жизни, а его фактическим содержанием является веер основных человеческих направленностей, индивидуально данных.

Из всего множества предрассудков-предраспо­ло­жен­­ностей можно выде­лить такие, какие не изменяются в те­чение длительного периода жизни и являются каркасом, на котором обосновывается самодеятельность человека. Та­кие предрассудки мы называем целеполагающими пред­рассудками. Во многих случаях их аксиологическое поло­жение таково, что о "ложности" или "истинности" кон­кретно данных предрассудков судить не приходится, тем более что их полноценное выделение невозможно. Буду­чи выделенными, они уже есть фикции-абстракции, толь­ко подразумевающие за собой нечто глубинное, причем, воз­можно, глубинное, спроецированное поверхностно, не обя­зательно как-то отдифференцированное от смежных об­ластей в своей ноуменальности-психейности. Внешне при­ходится судить по фактически дающейся человеческой на­прав­лен­нос­ти. Сама вербализация целеполагающих пред­рас­суд­ков в форме неких кредо необязательна, но это не означает, что они не могут осознаваться в других формах, например, в эмотивной форме.

 

Я утверждаю, что относительный смысл жизни есть совокупность направленностей, которые диктуются целеполагающими предрассудками.

 

Несмотря на краткость формулировки и небольшое ме­сто, отведенное здесь рассмотрению относительного СЖ, последний занимает ведущее место в самодеятельной жизни человека. Подразумеваемые нами предрассудки-предраспо­ложенности имеют раз­личные ранги и уровни, начиная с животно-рас­ти­тель­ной сферы (где есть возможности выбора) и кончая неспецифической. Графически изображенный в виде древа, отно­сительный СЖ оказался бы весьма сложным и противоречивым (физически и геометрически невозмож­ным) хитросплетением ветвей. Можно было бы говорить и о нескольких сросшихся древах. В ОСЖ могут быть вплетены и другие СЖ, в том случае, если они осознанно связываются с рассудочными проблемами и целями. Тем самым относи­тельный СЖ есть прагматико-рас­су­доч­ный, "земной" СЖ, даже если он включает в свой массив аномальные и мифоло­гемные направленности.

 

       У различных психотипиков те или иные области ОСЖ могут быть выражены в различной степени, а также — быть выпавшими. Предрас­судки и относительный СЖ тесно связаны с потребностью наполнителя, микропсихопатологичностью (фобии, ком­п­лексы, неадекватности, вытекающие из "рефлекса удачи" и т. д.). Как правило, предрассудок не имеет никаких истинных (и справедливых) умственных обо­сно­ваний. Он упирается в серию ущербных мотивов и непоследовательных проверок. Апелляции к тому, что "выбор уже сделан", что "это соответствует способностям и умениям", обычно покрываются сетью не­проницаемых "табу", с одной стороны, как бы унич­тожающих ясную картину, а с другой — наоборот, облегчающих функционирование, искусственно расчищающих поле мотивов.

      Кроме предрассудков, часто индуцируются и сверх­предрассудки, то есть фантастические предрас­судки, предрассудки, заведомо не имеющие для себя опытных обоснований и корней вписанности в прагматику. Сверхпредрассудки могут предварять собой будущие действительные предрассудки, компенсировать отсутствие последних или проявляться как их вырождение. 

 

 

 

5.1.6   Автономный СЖ

 

Автономный СЖ — это СЖ, исходящий из воображаемой абсолютной свободы, отсутствия необходимости, желаний и спонтанностей как начальных условий. Не только какие-либо внешние, но и внутренние условия на него не должны распространяться. Тем самым автономный СЖ предполагает хотя бы временное зачеркивание остальных СЖ и отвлече­ние от потока существования. Он подразумевает отказ от любых "персональных" и "мировых" целей, вытекающих из кажимостей устройства "микрокосма" и "макрокосма", и создание той цели, какая, невзирая на парадокс, опровергла бы усомнение в ней.

Умственно вполне можно отмежеваться от всего потока сознания и от способа данности реального сознания в частности. Любую в той или иной степени вторичную или первичную ценность можно нивелировать, низ­вести ее до праха, до суеты сует. Мож­но создать, например, некоторый интеллектуальный вакуум и судить с позиций этого вакуума.

Всякого рода аксиомы-предписания, категорические императивы в любую минуту могут показаться признаком склероза и духовной несос­то­я­тельности.

Все то, что обыденно кажется желаемым, в то же время и насильственно. Так желания "дышать" и "пить" не могут считаться в нашем смысле автономными желаниями... И желания ли они вообще? Можно сде­лать выдох и попытаться не дышать... Подобный эксперимент будет пародией почти на любую человеческую деятельность как "желаемую", так и  "не желаемую".

Автономный СЖ как экзистенциал проходит через главную апорию Зенона, из личинки вдруг ставшую бабочкой, исходит хотя бы из кажимостной остановки всего массива существования, предполагая надсуществование. Естественно, что он находится на самой вершине  древа  смыслов жизни.

Автономный СЖ — это не только СЖ человека, но и, скажем, робота-интеллектуала, лишенного потребностей и стратегической запрограммированности. В определенном роде он универсален и может прояв­ляться (в полном и чистом виде) либо мимолет­но, либо в качестве дополнительного колора в букете высших челове­ческих направленностей, либо во всякой специфической атмосфере, сходной, например, с атмосферой театра абсурда.

      Любая человеческая занятость с этих позиций может рассматриваться только как проба, прикидочный опыт или просто "игра в бисер".

 

      Автономный СЖ исходит из поиска необходимости, вытекающей из абсолютного отсутствия необходимости, необходимости, сотворенной из ни­че­го.

 

 

     Вот контрологическое зарождение Логоса и разделенность предполагаемого Контрлогоса с Антилогосом! Это пункт, где брезжит и начало умозрительного СЖ. Этот узел столь плотен, что какая-либо исходная шизофреноидная установка в отношении него оказывается невозможной.

 

 

5.1.7  Подспудный СЖ

 

      Пусть мы видим, как по небу плывут облака, но мы не можем сказать, почему это облако именно такой формы, а не другой, почему восход или закат выглядят вплоть до деталей именно так, а не иначе.

     Подспудный СЖ — это всеобщий СЖ, лежащий за гранью непосредственно данного. Он упирается в кульминационный пункт существования мира. В субъективном этот пункт только слабо брезжит, подобно тому, как запредельное просвечивает через особые человеческие реактивности.

      Подспудный СЖ неизбежно пересекается с мистическим реактивным СЖ, то есть (в более широком смысле) — с особыми реактивностями. Это пересечение заведомо неполно. Подспудный СЖ выходит за рамки человеческого сознания, но говорить о нем, беря заочность за основу, в большинстве случаев абсурдно, например, ввиду невозможности бес­соз­на­тельного СЖ. Это бы уже не был собственно отсубъективный СЖ.

 

      Замечание. Сам по себе несубъективный СЖ неустраним, поскольку один из соблазнов — рассмотрение слепого СЖ. 

 

 

 

 

 

 

 

5.1.8 Бессмысленный СЖ

(бессмысленность жизни)

 

       Послеабсолюты являются вычлененностями не только из абсолюта, но и из праабсолюта. Праабсолют — абсолютно бессмыслен, он — ни то ни се. Всякая бессмысленность — это бессмысленность, фундаментально не поддающаяся анализу, не являющаяся ни обычно понимаемой бессмыслицей, ни собственно смыслом.

      Во всяком сознании, пакете сознания заключена бессмыслица тако­го рода, какая не является вторичной, не является следствием вычлененности и недопроницаемости сознания, а отсюда всякая данность соз­нания источно бессмысленна.

      Следовательно, под бессмысленным СЖ мы можем подразумевать целый спектр от собственно бессмысленного СЖ до внесмысленного СЖ. Собственно бессмысленным СЖ мы называем варианты диссонанса смыслов, переводящие субъективную реальность (и соответственно реальность вообще) в ранг нелепости. Одни из возможных причин таких диссонансов — поверхностность и незамкнутость коинформативных и коадаптивных моментов в реальном здесь-теперь сознании.

      Сам поток существования, как бы он ни понимался: экзистенциально, прагматически, с точки зрения псевдоличного бытия или с точки зрения псевдообщественной, псевдоисторической, или эволюционной — катастрофичен по своей сути, нелеп. От него нельзя ожидать, если брать его во всех его данностях, полной гармонии, чего-либо подобного восшедшему и закатившемуся светилу.

      Внесмысленность существования более глубока, чем просто внесмысленность существования человеческого сознания как приборной доски: она касается большей частью скрытых от индивидного сознания пружин жизни. Глубинная внесмысленность улавливается иначе, чем умом или эмотивной тоничностью — ее схватываемость иной природы. Она контрумственна и контрсознательна, но в то же время, не являясь информативной областью, она не касается и антиинформационных феноменов. Относясь к ноуменам — антонимам сознания, она доходит до ума в виде факта фиаско ума, требует для своей прочувствованности длительного опыта.

Законы прозы и законы кинематографа проступают помимо первона­чальных желаний авторов и режиссеров, когда, например, по этим законам автор вынужден "убить" главного героя, хотя этого делать и не собирался. Достижение здесь катарсиса странного рода не имеет ничего общего с постижением якобы "правды" — "по правде" герой может вполне благополучно выжить; главное здесь — умение косвенно и подспудно подвести читателя или зрителя к постижению бессмыслицы глубинного рода.

Глубинный бессмысленный СЖ более фундаментален, чем рефлексивно-рефлексный СЖ. Если РР СЖ — это только человеческая частность, то внесмысленность — это суть наличия предкосмического.

Бессмысленность подобного рода безлика и, в отличие от рефлек­сивно-рефлексного, она не обретает черт индивидного. В партикулярные одежды ее может облечь только человек, стремящийся лучше уловить ее неуловимость, безликость, равнодушие.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

5.1.9  Программный СЖ (ПСЖ)

 

     Программный СЖ касается заложенной в человеке и мире программы. Ввиду относительности существования структуры, суперпозитивности ее возникновения, эта программа может быть воспринята самым различным об­разом и через множественность интерпретаций, ни одна из которых не является абсолютно истинной.

 Если косвенно судить по истории человечества, то смысл подобного рода программ вовсе не заключается в том, чтобы люди плодились и размно­жались, познавали и чувствовали, меняли облик Земли и т. д. и т. п. Все это может быть только третьестепенными гранями ПСЖ, причем искаженными тра­ди­ционным способом миропонимания.

 Если взять любого человеческого индивида, который родился, жил и умер, причем взять его целиком и полностью (пусть в рамках доступных объему человеческого восприятия и проницаемости), то его жизнь будет представлять собой комическое и абсурдное зрелище, тривиальный пример суеты сует. То же можно заявить и о доступной человеческим картинам-представлениям истории.

 Таким образом, если ПСЖ и имеет какие-либо финалистические мотивы (стохастическая саморегуляция социобиоценоза, конечно, не подразумева­ется), то они являются скрытыми. Реализация этих мотивов может как соответствовать масштабу самого их ветвления, так и не соответствовать. Пример несоответствия: достижение ничтожной цели (незна­чительной, с точки зрения человека и человечества) путем планетарного катаклизма.

      Из того, что есть на псевдосредной Земле, приоритета нельзя отдать ни человеку, ни вообще тому, что принято называть живыми существами. Так, в ми­ро­вых константах заложена возможность наличия звезд, а в четы­рех азотистых основаниях (своего рода генетических кварках), имеющихся и у бактерии, возможность человеческих рас, но и константы, и ос­но­вания берутся уже постсубъективно; всё то, что вычленяется во времени, есть дробление уже готового целого. Времена оказываются способами вивисекции этого целого.

      Поверхностно программный СЖ касается прагматических и культур­ных узловых точек, сгущений и начала дивергенции тех или иных, пусть идеализованных, не претендующих на условную истинность потоков (потоков сознания, потоков истории). Однако собственно программа существования — как вне субъективного сознания, так, в конечном итоге, и вне каждого из сознаний-буферов, взятых в отдельности. Совокупное же существование буферов — более чем парадоксально, недоопределено.

         

      Программный СЖ заключается в наличии скрытого, неопределенно-субстративного пути, который в виде феномена, с той или иной последовательностью может высвечиваться локусом времени настоящего.

 

 

5.1.10 Отрицательный СЖ

 

      В обычном случае ничем не окрашенная бессмысленность жизни не может быть сама по себе каким-то вредоносным фактором. Она должна, наоборот, способствовать спокойствию и безразличию. Фактором гнета, толкачом попыток переоценок является отрицательное оценивание жизни.

      Человеческое цветение (иными словами, счастье) возможно на самых различных уровнях развития и благополучия. Ограничителями его являются не сколь­ко зависимости от конъюнктурного оптимума, сколько отсутствие пропорциональности, гармоничнос­ти, чувства меры в кажимостях, мотивах и действиях. Адекватность восприятий, мнений, действий для "счастья" вовсе не нужна. Важно осуществление интуитивных принципов "эха" и "резонанса", не погоня за великим (в частном случае), а уподоб­ление малого великому.

      Отрицательный СЖ воплощается в потоке сознания через отказ от этих принципов, отказ человека от своей природности в той или иной степени и, соответственно, — через аутоагрессию и ущербные мотивы.

     В более общем случае отрицательный СЖ представляет собой совокуп­ность моментов, противоположных позитивным СЖ и позитивным компонен­там тонически многосложных СЖ.

Отрицательный СЖ постоянно заставляет выбирать на распутьях вовсе не что-то абсолютно лучшее, но только меньшее из различных зол. С автономной точки зрения отрицательным может показать­ся уже сам факт рождения, несаморожденность, все рефлексивно-рефлексное. Уже в самом чрезмерном стремлении к положительному возникает отрицательнее.

 

 

5.1.11  Панродовой СЖ

 

Панродовой СЖ, как и программный, имеет неопределенно-субстративные прототипы. Он вполне может противоречить социальному и истори­чес­ко­му. Люди не принадлежат ни самим себе, ни обществу, ни государству. С некоторой надфилософской точки зрения они —  марионетки того ультраноумена, который Шопенгауэр условно обозначил "гением рода".

Панродовой СЖ связан с соответствующими спектрами мистического, с теми или иными в достаточной степени актуализированными экзистенциалами типа: "мать-земля", "Озирис", "жизнь-смерть". В никем не утвер­жденном, но неизменно бытующем культе панродового имеют значимость, с одной стороны, сферы, близкие к полуинстинктивному, а с другой стороны, — надобщение, связывающее в одно людей разных эпох, стран и положений. Подобное стремление к контакту-задействованности простирается и далее во все витальное. На смену священным рощам и тотемам пришли различные формы гуманитаризации сугубо негуманитарного — фор­мы некорыстного чело­веческого отношения к нечеловеческому, если выражаться более бытовым языком.

Коллективные иллюзии, а нередко и коллективные помешательства в сферах панродового властно требуют лжепророков, проповедников, куми­ров, под­­деланных фетишей и чудес. Сам факт подделок и обманов никако­го значения не имеет, поскольку более важно вызывание-призывание соответствующей сосредоточенности, образование требуемой тоничности. Подделки здесь как бы играют роль прицелов на действительно значимую область.

Всем известна сила фанатов, фанатиков, адептов. Кроме тоничности, имеют место и иные эффекты. Иногда гибрид ложного философского учения с самодеятельным оккультизмом произ­водит действия, какие невозможно сравнить с действиями психологического плацебо — очевидно, имеет значение коллективная концентрация.

     Воспользовавшись эффектами однотипного мыш­ле­ния или направленности большой группы людей, обманщик вполне может вы­дать себя за гуру или гипнотизера. А отсюда недалеко до настоящего  гуру и гипнотизера. Апробирование себя на толпе облегчает эксперимент и на ограниченной группе (при первоначальном отсутствии каких-либо особых способностей).       

      Все способы панродового самоудовлетворения: принятые этносом, не принятые, ограниченно принятые — как правило, нелепы по своим посылкам, обещаниям, требованиям. Как мировоззренческий, так и ритуаль­ный аспект этих способов не выдерживает критики, всегда основан на "квазиопыте" — психический подвижке, разрушающей возможность сомнения. Невзирая на всю слабость каких-либо социально-мировоззренческих "ходуль" и "подпорок" панродового, полное отчуждение от последнего эквивалентно медленному саморазрушению.            

 

 

5.1.12  Сновиденийный и здесь-теперь СЖ

 

      Сновиденийный СЖ не является полностью самостоятельным, непере­секающимся с другими СЖ. Тем не менее, для его прочувствованности важны реликтовые неэмотивные интенции, маловероятные или, по крайней мере, редчайшие для бодрствующего сознания. При возможности перевода содержания снов с подобными интенциями в мнестическое бодрствования наступает явление катарсиса необычного рода, возникает повышение цен­ности существования. Мы подразумеваем, что последнее явление в данном случае не связано с вытесненными в сновидения продуктами возможного бодрствующего воображения и фрейдовской символикой.

      Художественное в лице фольклора, беллетристики, искусства кино является суррогатом сновидений. Известно значение для снятия ряда дискомфортов библиотерапии. Качество подобных суррогатов не всегда имеет отношение только к их художественным достоинствам. Более важны витальные компоненты, в том числе заражение тонусом, иной чувственной (тонической) компонентой. Тем самым сновидения и художественное дают интерференцию раз­личных следов бытия.

      Сновиденийный СЖ — разновидность панорамно-объемного квазисредного СЖ. Квазисредный СЖ есть не  что иное, как ярко предстоящий непосредственный смысл существования, наличный в "сейчас" и "здесь", а не где-то и когда-то или абстрактно. Непосредственный СЖ в чистом своем виде действительно реликтов, характерен чаще всего только для раннего детства.

В других случаях он требует уничтожения или маскировки сигнально-приспособительной оболочки сознания. Трансформации СРОС[3] в "сейчас" мо­гут сопровождаться различными видами эйфории, поражениями каких-либо обычных функций, повышением тех или иных способностей и другими эф­фектами. Мнестические способности при этом, как правило, ослаблены.

      Особое значение имеют сновидения, не имеющие никаких пересечений с обычным предметно-вещ­ным миром, как бы обернутые в другой раз­рез вселенной, то есть фактически в другой разрез прасознания, менталь­ного палеоядра.                                              

      Оживляющее значение сновидений и в том, что они — модели умирания и рождения заново. Вся суть сновиденийного СЖ — в компарации обычного здесь-теперь с веерами параллельных психических состояний.

     Генеалогия смыслов жизни вполне адекватна генеалогии пластов существования. Из древа СЖ несколько выпадают сновиденийный и панродовой смыс­лы жизни. Выпадение сновиденийного СЖ сле­дует уже из классификации сновидений, поскольку каждой категории сновидений соответствуют собственные смысложизненные генеалогии. Эти гене­алогии составляют ряд, уходящий по обе стороны в нечеловеческое.

     Панродовой СЖ одновременно проявляет себя как дочеловеческий, так и надчеловеческий (досубъективно-сознательный и надсубъективносознательный). Он содержит в себе и элементы общевитального, стадного, и элементы космоничности. Эта космоничность восходит не только, как следовало ожидать, к абсолюту, но и к надобщественному, "сверхцивилизаторскому" началу. В любом случае пан­родовой СЖ не может полностью находиться в рамках генеалогического древа.

      Наиболее сложен, многокомпонентен и индивидуально различен — относительный СЖ.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

5.1.13 Иерархия смыслов жизни

 

Автономный СЖ

                                                                                                 Субъективное                                                                                                       сознание

Абсолютный субъективный СЖ

Субъективный бессмысленный СЖ

Сновидений- ный СЖ

 

Относительный  СЖ

     

   Явление

        Ант. [4]                                     нейтрального

   сознания               

 

 

                   

Реактивный СЖ

Панродовой        СЖ Умозрительный             СЖ

 

----------------------------------------------------….------------------

      

         Ант.                  

                                                                                    

Рефлексивно-рефлексный СЖ

                                                                                                         Буферы

Программный СЖ

-------------------------------------------------------------------------------------------

 

Подспудный                        СЖ

Абсолютный космический СЖ

     

                                                                                                                          Абсолют

             Ант.                         

---------------------------------------------------------                                                                                                                                                                                                                                                                                                                               Праабсолют

Онтологический Бессмысленный СЖ

 

(Вариант графической интерпретации)

       

 

 

 

 

 

 

 

5.2 ЦЕЛИ

 

В сфере СЖ имеет место отход от реальности и субстанци­ональности к их производным и отношениям. Сфера целей — это заведомо сфера идеализма и выхода за пределы собственно философии и философской психологии (феноменологии). Философская компрометация  целей заключается и в том, что последние неотделимы от абстракции времени. Причем в подавляющем большинстве случаев цели субъективно связываются с "поверхностным, иллюзорно-результа­тирую­щим временем, обедненным пос­тав­ленностью человека в слой хроноса с псевдоодномерностью, псевдооднонаправленностью.      

      Если не иметь в виду узкого класса непосредственно квазисредных здесь-теперь мыслимых целей, то окажется, что экраном целеполагания является ИФФС[5], которая, как правило, здесь только "поле просмотра и выбора", а фактически цели считаются наличными в той или иной псевдосредной плоскости, то есть идеальной плоскости, с ИФФС детерминантами и недоступными субъективно детерминантами буфе­ров. ИФФС детерминанты часто подвержены полной или частичной редукции.

Представления о целях нельзя назвать знаками или сравнить со знаками, ввиду неопределенности взаимоотношения с тем, что может соответствовать этим предполагаемым кандидатам на знаки и несоответ­ствия структуры целей реальности. По своей практической сути цели оказываются порождениями прошлого, относимыми к будущему, а значит порождениями, оторванными от будущего, не предусматривающими его во всей полноте. Естественно, в данном контексте мы подразумеваем субъ­ективные цели или субъективные компоненты малоосознаваемых целей, а потому описываемые взаимоотношения временных рядов не нуждаются в каких-либо особых метафизических поправках.

      В отличие от сферы СЖ сфере целей в гораздо большей степени свойственны неправомерные, бессмысленные постановки вопросов. Это связано с заведомой ограниченностью сферы целей и конкретной представленностью ее реализации после прохождения достаточного отрезка време­ни. Так, неправомерны вопросы типа: "В чем цель жизни человека вообще?", "Данного человека?", "В чем цель всего человечества?" Подобные вопро­сы, обычно, подразумевают однонаправленное равномерно текущее время, но та чрезмерная общность, которая затрагивается этими вопросами, выхо­дит за рамки подобного времени, нивелирует его. Это не означает отсутствие возможности обедненного ответа, но подобная возможность, в лучшем случае, может удов­летворить только потребности моделирования литературных героев и иде­ализированных психологических типов.

 

      Указания на какой-либо субъективный ракурс метафизических целей, не имеющих метафизических поправок, более относятся к области веры или магии (если не инстинкта). Это снимает возможность философских интуиций и философских рассуждений.

      Подобно смыслам жизни, цели могут выступать не только как абстрак­ции, но и как экзистенциалы и экзи­стенционалы. А приобретая интенционально-ре­ак­­тив­но-волевое значение, цели в той или иной степени предсто­ят в реальном здесь-теперь-так. Имен­но эта субъективно-меди­тативная витальность целей, а не некая их псевдообъек­тивность, псевдопрагматичность, вычисленность, позво­ляет включить их рассмотрение в эту книгу. В я-средах присутствует не только сгущенный и рациональный смысл, но и смысл разлитый, а через последний в каждой я-среде наличествует разлитая "оцеленность", "нацелен­ность". Соответственно неоконкреченный интегративный (реаль­ный, неабстрактный) смысл создает возможность спект­ра целей, предполагающих выбор. Такие цели, из­нутри цели при обычном подходе сходны с игрой или слу­жат иллюстрацией тщетности человеческих усилий, пре­врат­ности судьбы, невозможности предвиденья, точного прог­ноза и т. п. Тем не менее, было бы ошибкой рас­сматривать цели только с этой прагматической стороны и не видеть в них концентрата активности и психического достаточного основания. Неверность обыденных и науч­ных представлений о времени еще более возносит субъек­тивный статус целей как расширителей экзистенциального пространства.

      Цели и смыслы жизни имеют достаточную область пересечения, могут входить в одни и те же иерархии. При этом взаимозависимость целей друг от друга более значима, включая сюда взаимоисключение и соотношение: цель как таковая — цель-средство. Отличие целей от других экзистенциалов — в их возможности быть ориентирами. Часто они — только предварительный и служебный ориентир. Если отбросить все те цели, какие не выглядят правдоподобными, то можно заметить следующее: наибольшей осуществимостью характеризуются микро­це­ли и цели большого масшта­ба. Цели среднего мас­штаба менее осуществимы (кривая обратная кривой нормального распределения). Очевидно, это свя­за­но с тем, что цели микромасштаба достижимы в один-два приема; цели среднего масштаба, как правило, являются целями-средствами, замкнутыми на со­ци­ум и неустой­чивую конъюнктуру; цели предельного для человека масштаба (нефантасти­чес­кие), связаны с общегуманитарными запросами, являющимися, соб­­ственно говоря, видоизменен­ными целями-по­треб­­но­стя­ми, вытекающими на пер­вичном уровне из че­ло­ве­чес­кой природы. Достижение подобных целей воз­мож­но на самом различном уровне де­е­спо­соб­нос­ти и конъюнктуры.

     Допустимы различные классификации целей, в том числе по тому или иному признаку, могущему быть полярным. Например, можно выделить: 1) "внут­рен­ние" и "внешние" цели, 2) цели "гомеостаза" и "свободные" цели, 3) стереотипные, циклические цели и цели различной степени новизны, 4) служебные и основные цели, 5) цели-суррогаты (заместитель­ные) и прямые цели, 6) тонические и структурные цели, 7) цели выжива­ния, поддержания уровня жизнесуществования и цели наполнителя, 8) це­ли наполнителя и цели звезд наполнителя, 9) мотивированные и импульсивные цели, 10) оправданные и ложные цели, 11) цели и надцели, 12) цели практический и цели духовной оптимизации.

 

 

5.2.1 Тонические цели

 

 Скрытыми образующими этих целей являются не только такие тоничес­кие объекты, как Эрос, Хаос, Логос, Антилогос или различные их пре­дельные сочетания, но и вторичные тонические комплексы, характерные для человека как вида, как части этноса, как индивидуальности с теми или иными особенностями тонического плана. В основе подобных комплексов, обычно лежит какое-либо доминирующее тоническое ощущение (особые реактивности, сверхэмотивное). С одной стороны, совершенно непродуктивно искать буферно-космические прототипы потусторонности и сверхсущнсти, гнева и ярости, ощущений блуда и похоти (невзирая на возможности довольно любопытных экстраполяций и интуиций), с другой стороны —  было бы неоправданным фетишизмом связывать подобные составные ощущения с квазисредными и прагматическими объектами: живые и неживые объекты здесь — только линзы, приборы нацеливания на иную область. Тот, кто влюблен в какого-то кон­кретного человека, можно сказать метафорически, влюблен не в этого чело­века, а в некого бога или демона; человек здесь — средство связи, но, увы, не обо всем можно говорить, не нарушая ходовой морали. По крайней мере, на некоторой стадии рассуждений нам достаточно того, что тонические комплексы сводятся к монотонам.

      Ввиду того, что обычное сознание человека — это сознание эросного типа, в нем заложен градиент стремления от реактивного минуса к реактив­ному плюсу. Тем не менее в психейном, в отличие от психического, это выпадение[6] мужского типа  выражено менее резко. Как в целом, так и в частностях можно констатировать стремление прагматически по­ни­маемого человека к боли, страданиям и прочему, что мы обозначаем как реактивный минус. Не подразумевается отрицательность как средство или след­ствие неполноценности, психейно-психи­чес­ко­го дис­баланса. Имеется в виду реак­тивный минус в чистом виде, цель как антицель. Мы не сосредотачиваемся здесь на патологиях, а потому в данном случае нас не интересуют мазохизм и направленности, связанные с уже упоминавшимися ущербными мотива­ми. Аналогично мы не рассматриваем этническую знаковость, инициациативное и т. п.

Направленность на отрицательную реактивность может находиться в корреляции с различными органическими тенденциями. Вполне может существовать "полуосознанное" стремление к отрицательному как мере против циклически возникающего спон­танного или неизбежного отрицатель­ного. В первом случае удается почти полностью снять извнутреннее ("имманентное") отрицательное, во втором  —  происходит адаптация к отрицательному, спровоцированному внешними причинами.

Отрицательный выход из благодушия — мера трезвости и необходи­мого пересмотра положения вещей. Постоянное и непрерывное испытывание бод­рос­ти и хорошего настроения есть не что иное, как сумасшествие. Иногда подобного сумасшествия, сдви­га в сторону необоснованной эйфо­рии вполне можно достичь благодаря каким-либо психотехни­чес­ким методикам, в том числе связанным с религиозным подвижничеством, медитациями.

С другой стороны, стремление к Антилогосу, вре­мен­ному по­мешательству есть в какой-то степени спасение от постоянного помешательства. Многие объекты и представления медитативных сосредоточений сами по себе, взятые как отдельные проявления, могли бы быть сочтены симптомами бреда. Тенденции к умственному упадку, отключенности, одур­ма­нен­ности вполне существуют.

Стремление к потере свободы, самокалечению, смерти может быть не только умышленным, заранее рассчитанным, но и выявиться в виде внезапного импульса или неосознанной механической подгонки "случайностей". С учетом неосознанной сферы несчастный случай — это не совсем несчаст­ный случай.

     Объекты отрицательных ощущений могут являться полноценными на­полнителями и, соответственно, удовлетворять человеческие запросы и потребности. Проистекающая из самых различных при­чин неполнота использования возможностей и способностей неизбежно создает дефицит на­пол­ни­те­ля. Подобный дефицит может быть восполнен толь­ко сознательным или спонтанным отрицательным наполнителем.

 

 

 

 

 

5.2 Базовые цели

 

Базовые цели связаны с различными ступенями гомеостаза и адапта­ции, подразумевают изменения и "внутренней", и "внешней" среды.

Сами термины "гомеостаз" и "адаптация" не имеют, в нашем смысле, прямых биологических значений. Значения этих терминов прагматические. Все остальное привлекается в круг смежных вопросов толь­ко постольку, поскольку имеет прагматическую действенность.

Философская ограниченность прагматики достаточно прозрачна. Дело здесь не только в утилитаристской узости, но и в узости того, что обыденно понимается под практическим действием и практически значимым миром. В частности, мы считаем необходимым расширение аксиологии бесструктурного за пределы научной и обыденной иероглифичности. Исполь­зование традиционных "иероглифов" как бы превращает бесструктурное в структурное, безличное — в личное, безобъектное — в объектное, сущность — в явление и т. д. Все это способствует упрощениям, этнической, эти­ческой и религиозней декларированности, могущей носить распространен­ный характер.

Базовые цели содержат в себе дилемму, требующую либо резкого сужения диапазона существования, подчинения традициям, неписаным эталонам поведения, либо — ведения существования на уровне близком к критическому с неизбежными деформациями и потерями. Парадокс в том, что оба варианта выбора, таким или иным образом, быстро или медленно введут к де­градации и детренированности в использовании если не одних, то дру­гих ресурсов существования.

 

Базовые цели — это цели первичные потребности, а также связанные с последними служебные и опорные цели. Базовыми могут считаться и "духовные[7] цели", то есть цели, служащие развитию и поддержанию того, что принято называть "человеческим духом". Подобный духовный гомеостаз может быть рассмотрен с самых разных критических точек зрения. Главное здесь — неточность терминологии и фактическая расплывчатость стоящих за этой терминологией денотатов. Тем не менее практически значимо то, что этот духовный гомеостаз ничем не может быть заменен.

Пользуясь вполне апробированными методиками, можно составить пере­чень базовых параметров человека. Качество этих параметров неизбежно будет зависеть от того, что и называют "духом", но наличие такой связи не является философским аргументом. Это проистекает из того, что фунда­мен­таль­ную роль в духовных базовых целях могут играть и несуществующие объекты. Это как раз тот случай, когда "тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман". Обманутый довольно часто оказывается здесь приспособленнее необманутого. Поскольку несуществующие объ­екты и несуществующие явления могут играть роль мнимого фокуса и прагматически действенны, их нельзя огульно приравнивать к ложным целям. Тем самым мнимые и ложные цели не всегда отождествимы. Ложная цель — цель, не дающая желаемого эффекта, приводящая к потерям и краху, уводящая в сторону от действенных целей. Следовательно, мнимая цель не является ложной в том случае, когда она фактически не самоцель, а служебная цель.

Одно из направлений человеческой деградации — превращение той или иной базовой цели в свободную цель. Подобное нельзя назвать редкостью, это диктуется всем укладом обыденной и профессиональной жизни. Именно поэто­му при отсутствии других свободных целей чрезвычайное значение приоб­ретают фоновые цели, то есть цели, стоящие как бы в стороне от доминантных направленностей субъекта.

 

 

5.2.3 Спонтанно-импульсивные цели

 

Отличаются от фоновых целей своей непредусмотренностью, отсутствием выраженной плановости в достижении. Большой простор для спонтанно-импульсивных целей дают спортивные и азартные игры. Очевидно, эти игры имеют своим источником более примитивные соревнования без каких-либо сфор­­мулированных правил.

Спонтанно-импульсивные цели (некоторый их ранг) имеют общую природу у человека и животных. Можно привести в качестве примеров  коллективные круговые полеты птиц или насекомых, сопряжен­ные со своеобразной игрой, когда победитель (временный лидер) должен занимать наивысшую орбиту, охоту котят на несуществующих мышей (возмож­на связь с галлюцинациями), а также не­про­из­воль­ные без всяких специаль­ных образцов возника­ю­щие игры любых детенышей.

Было бы неверно объяснять многие виды необъяснимой с внешней точ­ки зрения двигательной активности животных ориентировочными и поиско­выми рефлексами, необходимостью тренировки или повышения температуры тела. Хотя во многих подобных деятельностях есть моменты поисковости, тренировки, отработки и т. п., тем не менее, саму активность здесь скорее можно отождествлять с жиз­не­деятельностью как таковой, не имеющей более главных целей, чем она сама.

      Другой ранг импульсивности — бесцельнее созерцание типа бес­смысленного глядения в окно, прислушивания к шуму ветра, вчувствования во внутренние ощущения. Главное здесь не факты восприятия или смены восприятия, но некоторого рода отключенность, отсредоточенность-сосре­до­то­чен­ность, яв­ляющаяся формой растительной жизни индивида, специфичес­ким выходом на апрагматические цели. В подобных растительных жизне­ощу­ще­ни­ях есть переход от диалога с миром на слитие в одном с ним мо­нологе, отождествление с ним.

      Как растительные, так и животные импульсивности человека возможны только при нахождении в состоянии соответствующей фазы. В против­ном случае требуются немалые усилия на пересосредоточения, не всег­да, кстати, имеющие успех. И в том и другом случае имеет место построение плана витальности, соответствующее соразмеренности ментального поля. Например, никакая "растительность" невозможна в состоянии ярости.

     Спонтанно-импульсивные цели в какой-то степени компенсируют отсутствие здесь-теперь квазисредного смысла жизни, уводят от непро­дук­тив­ных экстраполяций в связи с этим.

 

 

5.2.4  Ложные и фантастические цели

 

     Та или иная деятельность может быть подчинена заведомо неосу­ществимой цели вследствие неверного расчета, недостатка информации и интуиции, отсутствия опыта и проч. В принципе похожая ситуация воз­никает при постановке двух или нескольких взаимоисключающих целей. При этом не играет роли, что каждая из этих целей в отдельности могла бы быть достигнута.

     Как ни странно, но ложные цели могут выставляться как главные в иерархии всех целей вообще, представлять собой нечто вроде света далекого маяка или путеводной звезды. Цель, то есть лжецель, и надежды воображения здесь отождествляются. Ко­неч­но, есть случаи, когда той или иной личности удается достичь целей, казалось бы совершенно невероятных. Далеко не всегда подобные личности вербуются из среды многочисленных неудачников.

      Иногда фантастическая цель заранее апрагматична, невозможна ни в "той" ни в "этой" жизни в качестве осуществленности, но служит для автора цели некоторым фактором, окрашивающим его существование.

      При всем этом мы исключаем из данного рассмотрения те цели, на какие можно ставить, как на лошадь, достижение которых полностью сравнимо с  возможностью выигрыша в лоте­рее. Подобные цели весьма распространены, но чаще всего это не глав­ные цели, а только одни из тех, сумма которых составляет нечто важ­ное.

 

 

5.2.5  Свободные цели

 

     1. Высшая цель, цель цели, не являет собой заведомо известного объекта. В своем не­вы­де­лен­ном, виртуальном виде —  она основа всякой дру­гой цели.

      Таким образом, в узком смысле она — протоцель, то, из чего может появиться любая другая цель. Это аспект вакансии по времени, энергии, возможности и пр.

      Связанная с деятельностью высшая цель представляет собой цель — поиск цели. Это аспект интереса или попытки оправдания целью.

     В мыслительном плане подобное может означать поиск не привязанной ни к чему самозависимой общей идеи.

     После прохождения n этапов реализации (неспонтанных) через обычные цели высшая цель не сливается с конечной целью n-порядка, оставаясь в неистраченном остатке.

     Высшая цель, естественно, внелогична (и внепонятийна). Выискивание ее в рамках логики экзистенциально означает шизофреноидную безысходность или патологическую исходную мысль в нигде.

      2. Автономная цель — абстрактная цель освобожденного интеллек­та, в том числе освобожденного от здесь-теперь наличия. Это парадоксальная попытка построения некоторого мира из ничто (см. раздел 5.1.6).

     3. Относительные цели соответствуют относитель­ному смыслу жизни. Невзирая на обусловленность предрасположенностями и фактульностями отно­сительного СЖ, выбор целей в его уже проведен­ных рамках относительно свободен (имманентен).

 

     Чаще всего относительные цели касаются обыденной самодеятельности человека. Абсолютизирование их нелепо и свидетельствует, так или иначе, об однобо­кости или недостаточности развития.

 

      4. Звезды наполнителя. Сам наполнитель является потребностью и не может считаться свободной целью в полном понимании последней. Звездами наполнителя мы называем некоторые неспецифические вычлененности из него, благодаря которым (в слитом виде) резко повышается ценность самого наполнителя. Выбор наполнителя в соответствии с экзистенциальным рядом "звезд" более свободен, чем  прямой выбор.  Как правило, звезды наполнителя — это различный эстетические и психологические эффекты, озаряющие сам дух существования. Звездами эти бесструктурности названы из-за своего вкрапления в структурное.

 

 

5.2.6  Цели оптимизации

 

Как рационально доминирующие можно выделить цели практической и цели духовной (гуманитарной) оптимизации. Собственно говоря, опти­ми­за­ция сама по себе не есть цель; она — средство, но в силу того, что некая автоматическая или правомерно-импульсивная оптимизация, как правило, выражены недостаточно или отсутствуют, само сред­ство превращается в цель промежуточную, а иногда и в главную цель.

Значение целей оптимизации часто оказывается выше, чем значение конечных целей, ввиду того, что первичные моноцели в реальных условиях существования расщепляются на множество вспомогательных целей, конкури­рующих друг с другом и вступающих в отношения противоречия и взаимоиск­лючения. Промежуточные цели, в отличие от ко­нечных целей, как правило, неиррациональны, однако рациональность каждой промежуточной цели, взятой в отдельности, резко снижается из-за стихийности ее вмещения в иерархию других подобных целей и из-за вероятности ее стихийного вытеснения.

Практическая и духовная оптимизации во многом неадекватны друг другу. Существуют тупики и непроходимые лабиринты в целях духовной оптимизации как эхо кажущихся несообразностей в практической оптимизации. В действительности, в целях практической оптимизации никаких тупиков нет, ввиду отсутствия именно в ней "табу" и "неприемлемостей", "святого". Все запреты и прерогативы обусловлены либо духовным (объективированным тоническим и умственным), либо непроясненностью  автоматизмов данности.

 

Не существует некой физической боли, — всякая боль психична и есть боль психического соматического облака, но не физического тела, какое в прямом понимании отсутствует. Попытки объективирования боли могут быть различны и по статусу и по оценке. Аналогично отсутствию физического тела нет и того, что принято называть "духом", но, тем не менее, духовное постоянно порождается высшими тоническими ощущени­ями. Духовное субъ­екта как некоторая самоподдерживающаяся стабильность есть основа любой оптимизации, но духовное может быть и самоподдержи­вающимся артефактом, ничем не обоснованным и вызывающим целевой кри­зис. В духовном всегда присутствуют элементы суеверно-магические, гиперболизующие успехи и неуспехи. Эта духовная нелинейность рано или поздно выравнивается стихийно. Нестихийное выравнивание толь­ко вторич­но, связано с рассудочным рассмотрением и изначально исходит из интуи­тивного, что требует медитативного вчувствования в ситуацию или прив­лечения новых факторов жизнесуществования.

Человеческое сознание построено таким образом, что оно не может все время "подниматься в вышину неисчислимые тысячелетья". Разнородные, сме­няющие друг друга погруженности образуют нестройный ментальный калейдоскоп. Духовное, подобно ощущению "я", призвано собирать соз­нание из его осколков, но это свое призвание оно не всегда видит.

 

Нельзя думать, что субъективное духовное оказывает свое воздей­ствие непосредственным образом. Субъективное духовное — только инди­катор, однако усилия, направленные на его рафинирование, оптимизацию, есть одновременно и усилия на уровне скрытого психейного и вообще буферного, в том числе на уровне неподотчетных сознанию рефлексов цели.

      В фундаментальном плане цели оптимизации имеют и эволюционный аспект.

 

 

5.2.7 Заключение раздела "цели"

 

      Цели индивида не совсем определенным образом вплетены в панродовое, а предположительно, и в космическое. В настоящем изложении проб­лему родового и "космического" финализма можно поднять уже потому, что отдельный человек смертен, оказывается некоторым сложным контуром в той системе мира, какую неспособен охватить ни одним взглядам, ни за всю свою земную жизнь.

      Всякий логически развитый до конца индивидуализм неизбежно пере­ходит в свою противоположность. Этот переход недостаточно выпукл только потому, что на развитие индивидуального с самого начала накладывают­ся социумные и внесоциумные ограничения. Цели больших и малых групп, а также неопределенные и неразумные исторические цели (неразумные в фактуальном ракурсе) в большинстве случаев и не подразумевают каких-либо добровольностей, филантропии и берут свое самым различным путем, а потому весь индивидуализм человека идет не по пути совершенствования, а по пути обороны от посягательств. Тем самым вписанность индивидуаль­ного потока существования в надличностное через корреляты тех явлений, какие нам представляются социальным и историческим, оказывается затушеван­ной.

      В любом случае субъективные цели располагаются не по линиям отри­цательной протяженности, а по вероятностным линиям субъективного времени в качестве проекций из здесь-теперь. Сами цели могут ставиться и в недопознанном виде — экстраполятивно. Тогда в недопоставленной цели будет содержаться своего рода сверхцель. Сверхцель уже мо­жет выходить за обозримые рамки овремененности. Постановка сверхцели связана либо с диффузностью структурного, либо с нацеленностью на увеличение интен­сивности тонического. Экстраполяция тонического нами многократно разби­ралась. Что касается недоопределенности структурного, то она име­­ет аналогии и внутри субъективного времени, через известные моменты расчета на будущие уточ­нения, корректировки и т. п. Вневременная сверхцельность, в отличие от этого, может опираться только на побочную симптоматику, не дающую ника­ких гарантий.

      Аналогия полного хроноса и протяженности в отношении целеполагания почти невозможна. Заведомое существование прошлого и будущего — это не существование конкретных субъективно выделяемых событий или неких метафизических прототипов событий. Говорить о событиях можно, только имея в виду определенную ограниченную филогению ракурсов. Здесь неиз­бежно возникает вопрос об относительности существования предметов це­лей. Вопрос о том, является ли прошлое и будущее поглощенным не только относительно субъекта, но и буферно, остается в конкретных деталях неопределенным. По крайней мере у ракурсов, являющихся окрестными для ракурса восприятия конкретного субъекта, в данный момент времени — будущего, прошлого и настоящего как некой слитности, с сохра­нением структуры событий (или подобия этой структуры) не существует. Отсюда всякое целеполагание оказывается своего рода заклинанием, обра­щенным к безличным сущностям. Эти сущности  — вне вре­мени.

Остается еще раз подчеркнуть непререкаемое зна­чение целей как субъективной опоры. Эта опора остается актуальной и тогда, когда праг­матические планы обессмыслены, а нецелевые экзистенциалы потеряли свои корни в здесь-теперь сознании, ибо в этом случае всегда имеет место в той или иной степени целеполагание витальное, медитативно-ма­ги­чес­­­кое и идеалистическое. Под последним мы пони­ма­ем, что цели как абстракции, как небытие "сущест­вуют всегда", точно также как объекты математики, а отсюда всегда реальны ссылки из субъективного. Естественно, витальное и медитативно-ма­ги­чес­кое значение по сравнению с железобетонной мощью абстракций более хрупко, но и оно никогда полностью не исчезает. Его снижение возможно при наличии какого-либо самобунта, легко диагностируемого по множест­венности негативных самовнушений. Следовательно, витальное и медитатив­но-магическое существуют и в этом случае, но их направленность — в сторону минус-целей. При желании изменения такого положения вещей, надо знать, что витальное целеполагание и не надо долго уговаривать, а медитативное соответственно меняется при медитациях противоположного знака или направленностях (целях) уравновешивания, нейт­раль­нос­ти.

 

 

 

5.3  КРИТЕРИИ

 

5.3.1  Критерий: абсурд

 

 

     Здесь и далее подразумеваются не критерии истинности (см. разд. 2.6.3), но критерии-экзис­тен­ци­алы и иные критерии оценки жизнесуществования. Как правило, мы имеем в виду оценку тотальности потока сознания или отдельных его пунктов, отдельных пакетов я-сред, но не нечто значимое в религиозном отношении в плане оценки "этой жизни" как подготовки к "жизни иной", "небытию", "осво­бо­ж­дению" и т. п.

     Действие принципа "от противного" витально-праг­­ма­тически сильно ограничено, применимо толь­ко к до­вольно узкому классу коллизий или перипетий, а всякого рода пробы, ошибки, промахи элементарного харак­тера довольно прозрачны по своей сути и не требуют какого-либо специ­ального анализа.

     С другой стороны, принцип "от противного" совершенно не подходит к тем случаям, когда длительный неуспех или продолжительные события драматического характера вызваны простейшим лож­ным суждением, одним "неверным" шагом. В этом случае уходить "от противного" или уже поздно, невозможно, или повторная возможность выбора просто не предвидится. Теоретически особенно любопытны та­кие возможности, когда любой выбор из ряда вариантов приводит к нежелательным последствиям. И получив возможность начать жизнь сначала, индивид, отталкиваясь "от противного", может пойти по порочному кругу и прийти к мнению о желательности первой "ошибки".

 

     Знаменательно, что само выражение "от противного" имеет и другой неабстрактный смысл, упирается в прямую реактивную аксиологию индиви­дуа­ли­зи­рованного порядка. Умозрительно подобная импульсивность, связан­ная или несвязанная с дефектами способности к внутреннему равновесию, заменяется представлением об абсурде.

 Несмотря на отчетливость интеллектуального пред­ставления об абсурде[8], квалификация какого-либо явления или совокупности явле­ний как абсурдности требует соответствующего настроя. Од­но и то же явление может быть расценено по-разному в зависимости от фазы такого настроя. Тем не менее, при прочих равных условиях, прагматически абсурд­ная ситуация вызывает либо мыслительную тенденцию, либо действия, направ­ленные на ее устранение, то есть абсурд выступает здесь в роли нега­тивного критерия.

      Можно говорить о хронологически локальном абсурде, абсурде посто­янном и циклическом. По своей качественности абсурд способен принимать форму как иррационального, так и рационального.

 Стремление к абсурду может быть вполне актуальным, когда речь идет о наполнителе (например игре) — это один из случаев, когда критерий абсурда не действует. Абсурдность связывается прежде всего не с конеч­ной деятельностью, но со служебной (если иметь в виду прагматику). Философское оценивание итогов и конечных задач как абсурдных служит, в лучшем случае, целям поднятия человека над самим собой. Здесь воз­можна и облагораживающая абсурдизация — "воспарение" над повседневностью.

     Необходимость постоянных регламентаций и размежеваний в практи­ческой деятельности вызывает феномен "объявления абсурдом" — называние абсурдом того, что вызывает сомнение, малоизвестно, маловероятно, рис­кованно и т. п.

     Невзирая на все названные исключения, отталки­ва­­ние от абсурда носит духовно позитивный характер и во многом применимо в качестве мерила выбора. Специализация этого отталкивания в связи с той или иной точкой индивидуальной эволюции, психотипической разницей — уже не входит в компетенцию философии.

 

 

 

 

 

 

         5.3.2  Критерий:                                                              отрицательные реактивные  комплексы

(ОРК)

 

Отдельные реактивные ощущения показательны в отношении действий и результатов действий не всегда. Более достоверно суммационное ре­активное чувство. В нем репрезентируются также тоны, сцепленные с волевым и умственным.

Последние названные тоны могут быть отработаны настолько, что оказываются достаточными для индикации совершенной, но еще не опоз­нанной ошиб­ки, незаконченного в чем-либо действия, факта забвения чего-либо при прямом отсутствии предметных или мыслительных призна­ков, косвенно указывающих на этот факт.

      Имеет место и малофиксируемая группа ОРК, направленная в будущее. Эти ОРК способны заранее предсказывать невозможность тех или иных событий, давать заранее связи типа "если... то..." Однако весьма часто подобное граничит с суевериями, навязчивыми опасениями, ритуалами.

Степень значимости критерия ОРК резко падает при переходах инициациативной природы, ожидании резких перемен, нахождении в непри­вычной сре­де.

Знаменателем разнообразных негативных критериев является "стенокардический синдром". Серд­це соматического облака ("психическое сердце") — более прибор, чем насос и ощущения одеревенения здесь — не показатель неправильного образа жизни, а неверного пути в ней[9].

 

 

 

 

5.3.3  Критерий: призрак отрицательных целей

 

Явно и неявно выраженные отрицательные цели (обычно коррелирую­щие с той или иной степенью деградации, застойности) прежде всего указывают на несогласованность положительных целей и уже затем — на отрицательное оценивание данностей существования.

Отрицательность целей относительна и связана с соразмерностью или несоразмерностью самих целей с возможностями и способностями. Например, то, что является прогрессом для одного психотипика, — четко выраженный регресс для другого. В роли отрицательной цели может высту­пать и погруженность в невинное хобби, аналогичная в данном случае токсикомании[10].

       Преступные или самоубийственные цели мы мо­жем не рассматривать, ввиду постепенности перехода к ним, наличия предварительных тенденций. Кроме того, отрицательные цели как единственный способ поддержания экономического существования или главная особенность времяпрепровожде­ния уже не могут быть характеристиками каких-либо намечаемых тенден­ций, критерием существования как це­­лого. Разнообразные отрицательные цели часто вклю­­чаются в адаптацию либо в виде неизбежного элемента способа существования, либо в виде попытки волевого переключения (например, аутоагрессия).

 

Вполне можно заметить, что многие маловажные и второстепенные цели при их длительном сохранении или воспроизводстве имеют тенденцию к уточнению, а способы их достижения — к совершенствованию. Однако, наоборот, наличие огрубления, животной импульсивности свидетельствует, как правило, о переходе цели в отрицательную плоскость. Сама цель здесь по-прежнему имеет место. Когда идет речь о простой примитивизации, редукции способов достижения цели (в виде нормы), подвергается снижению и редукции сама цель, отходящая на менее значимое место или трансформирующаяся по способам достижения в обедненный целевой автоматизм.

 

 

 

5.3.4  Критерий:  успех

 

Относителен. Вне реактивности представля­ет со­бой либо конвенционально-конъюнктурный параметр, либо параметр личной самодеятельности, связанной с самым различным спектром планов и притязаний.

Можно выделить деловой успех, успех в овладении какими-либо новыми навыками и знаниями, удачу через стечение обстоятельств (что фактичес­ки также играет роль критерия), успех в пробуждении новых способностей, успех открытия и т. п.

Критерий прямого успеха переходит в критерии получения вознаграждения и иные чисто бытовые показатели, типа сохра­нения благосостояния, здоровья, а также всякого рода кодифицируемые моменты.

 

С целью отделения аберраций стадно-этни­чес­ко­го иногда приходится прибегать к искусственной (те­о­ретической) робинзонаде. Этот прием позволяет убрать ложный бисер сакраментального, выявить дей­ствительное положение вещей. Можно, например, задать вопрос: "Кто ты есть не перед людьми, а перед самим [собой]? Перед [богом]? Перед [природой]?"

 

 

Возможна и проверка на способность к самостоятельному существо­ванию. Для многих подобная про­­верка (в непредвиденных экстремальных условиях) приводит к печальным последствиям, причем по причинам чисто психологического и духовного плана.

Вполне известны те изменения оценок, какие возникают при изме­нении связей, родственных отношений, профессии, страны и пр. Подобное можно экстраполировать и на предполагаемые метафилософ­ские масштабы.

Обычный критерий успеха пытаются заменять более высокими  поняти­ями, но рамки моральной и религиозной фантастики слишком узки, неизменно оказываются связанными с той или иной ортодоксией, либо со случайными впечатлениями.

 

 

5.3.5  Критерий: эктропия (негэнтропия)

 

Это условный критерий оценки того или иного пе­риода субъективного времени. При этом увеличение или уменьшение степени упорядоченности не оз­начает, соответственно, увеличения или уменьшения степени сложности. Естественно, речь идет не о реальней я-среде, а о чисто прагмати­ческих выделенностях, касающихся той или иной сферы личности. Каким-либо абсолютным значением этот критерий обладать не может.

 

 

5.3.6  Критерий: иллюминаторность

 

      Если данные человеческого сознания более или менее косвенны, а само сознание может быть названо "табло", "приборной доской" — то тем большую важность приобретают те интегративно-тонические ощущения, какие оказываются своего рода окном в реальность, иллюминатором субъекта-психонавта.

     Здесь можно подразумевать не только высшие тонические ощущения. Явному исключению подлежат ощущения — следствия эмоциональной неуравновешенности и те ощущения, какие не столько иллюминаторны, сколько реакторны. Реакторные ощущения говорят не о жизнесуществовании как таковом, но — о буферных основах индивидного. При этом качество большинства сильных реакторных ощущений таково, что все имеющиеся сред­ства самоубеждения, отвлечения внимания, рассеяния и т. п. приходится переориентировать на подавление реакторных ощущений (например, типа злока­чест­вен­ной досады, ярости на весь мир и всю вселенную, ощущений, смеж­ных брутальным настроениям). Реакторные ощущения, как правило, — симптомы психейных диссонансов, поломок стереотипов и других автоматизмов. Снятие негативного импульса (а не просто его волевое подавление) коррелирует и со снятием деструктивных тенденций.

 

 

 

 

5.3.7  Критерий:  законченность

 

      Этот критерий касается предпочтений в многосоставной деятельности и в выборе занятий и направленностей. Предпочтение оказывается тому, что может быть завершено в обозримое время или тому, что наиболее готово к завершению.

      Критерий выступает не только в объективированной форме, но и субъективированной. В последнем случае он соотносится с мобилизованностью деятеля, другими проторенностями субъективного плана.

Инерция способности завершать совместно с критерием успеха ориен­тируют на отказ от деятельностей, параллельных доминирующей. Сюда же можно присоединить неизбежное сопротивление при вся­ких новых для дан­ного индивида начинаниях, дефицит свободы, времени и другое.

Подвергается неизбежной дискриминации не столь­­­ко гармоничность человеческий вписанности в мир (что, вообще говоря, явление прирожденное), сколько возможность универсализма.

То, что мы называем доминирующей деятельностью (иногда это свободная деятельность, связанная с "призванием"), вовсе не должно совпадать с так называемым разделением труда. Эта деятельность может охватывать самые различные области и сферы, но быть внутренне единой. Кажимость универсализма, многопрофильности, в тех или иных примерах далеко не всегда соответствует действительности. Разрыв между погруженностями сознания возможен тогда, когда общий интуитивный замысел, будучи расщеп­лен на составляющие, не достигает синтеза за  всю жизнь данного деятеля.

Критерий законченности ведет к риску замены большого малым, огра­ничению самой сферы притязаний. Обычно подобное происходит после всякого рода недвусмысленных поворотов судьбы, суеверно расцениваемых как знамения. Однако бесповоротность отступления в простейшие ниши существования, внутренняя ломка сильно ограничены мощью самого жизнесуществования — индивидным проявлением праабсолюта.

Критерии самоопределения логично основывать на показателях этого жизнесуществования, диагностировании его порывов. Выбор, основанный на некой опережающей мудрости, заведомом расчете при­водит к фиаско, когда результат чрезмерно отдален и неопределенен, самовнушен.

 

 

 

 

 

 

5.3.8  Произведение критерия,

интуитивный  критерий

 

В качестве искусственных характеристик критерия могут выступать его относительная сила или интенсивность, а также промежу­ток времени, в течение которого данный критерий действует. Характерно  пре­рывное действие критерия.

       Проверим возможность формального описания.

   Пусть К _х  — сила или интенсивность критерия;

  ∆t _i — отдельный промежуток времени, в      течение которого данный критерий действует непрерывно;

                      Т  — фактическое суммарное время                                         действия критерия.

                       τ  — продолжительность действия                                        критерия, независимо  от прерывания.

        Тогда Т = ∑Δt_i,                             

                 

       К _х Т  и К _х τ   — различные виды произведения                                       критерия;

       К _х τТ  = К _х τ ∑Δt_i  — двойное произведение                                                   критерия.

      Возможно также формальное описание перемены силы критерия и учет такой характеристики как тотальность (массированность, масса) критерия. В этом случае мы будем иметь выражение:                                                      

 

τ ∫ kdt  ·   ∫mdt.

 

      Подобные описания могут иметь только довольно узкие значения, но для нас важна сама теоретическая возможность их наличия, независи­мо от подбора тех или иных шкал. Математизированное описание — один полюс; другой полюс — принципиальная вместимость интегрального критерия в поток сознания. Если иметь в виду реальные сосредо­точения, то можно заявить о феномене накопления критерия, об инерции критерия, выравнивании его зна­чения и т. п. Возможна как прямая, так и косвенная диагностика динамики оценок. Последняя предполагает ана­лиз поведения и мотивов.

 

Сколько бы ни был критерий опосредован, он должен иметь конеч­ную и ограниченную субъективную представленность. В противном случае будет иметь место парадокс критерия. Субъективная представленность критерия никогда не носит заранее определенного характера. Не будучи жесткой, она предполагает достраивание из идеализаций, то или иное дополнительное осигналивание, ту или иную степень рационализации. Можно говорить о различных аспектах критерия: буферной запсихической точке, умственных представлениях и ссылках, реактивно-во­ле­вом, идеаль­ном.

      Вполне возможно наличие непризнанных, но дей­ствующих критериев, а также "тайных" критериев — критериев, не познаваемых интеллектуально. Увеличение упорядоченности в одном отношении обычно вызывает уменьше­ние упорядоченности в другом. Насильственные регламентации и упрощения дают фор­маль­но-фиктивную ограненность ментального потока с соответству­ющими куцыми результатами, име­ю­щи­ми, в лучшем случае, только преходящее зна­чение. Прямо противоположный выбор в качестве опоры неведомой стихии и ведет неведомо куда.

В чисто прагматическом смысле критерий — это индикаторное зве­но связи между задачами и результатами. Непрерывным образом эта связь в сознании не проходит. Кроме того, задачи сугубо витального рода законченно и совершенно не формулируются, выходят за грань прагмати­ческого. При наличии в целевом поле множества неразрешенных задач, решение одних задач достигается уходом от других с деформацией соот­ветствующих пластов существова­ния. Здесь выбор одних задач в ущерб другим не может быть математически рассчитан и является интуитивно-волюнта­рис­ти­чес­ким в своей основе.

Существует противоречие между иерархией ценностей функционально действенной и иерархией реактивно-умственно положенной в качестве внутренне одоб­ренной конституции, сколько бы стихийно послед­няя не продуцировалась.

     Всегда есть разница между конституцией вкуса и конституцией действий. Полного взаимовыравнивания, подгонки в данном отношении на всякий отдельный момент времени никогда не происходит. Соб­ственно интуитивный крите­рий в нормальном случае вовсе не есть то, что принято называть внутренним голосом. Интуитивный критерий — также и не есть следствие им­пульсивности. По своему происхождению он подобен произведению и сличе­нию критериев и довольно механистичен, невзирая ни на какие сомнения-рефлексии. Все это можно объяснить тем, что слияние тоничностей подобно наложению различных токов, а их действие — действию напряжений и давлений. Чрезвычайная универсальность "гидродинамической" модели свя­зана с некоторыми универсальными законами, положенными в ее основание, более того  — предзаконами, относящимися к тому неискусственному уровню[11], где какого-либо деления на "физическое" и "нефизическое" нет.

  

 

 

 

 

 

 

 

5.4  СТИМУЛЫ

 

      Цели, смыслы и критерии выплывают в двумерность сознания и оказы­ваются ментально плоскими. Стимулы представляют собой глубинное изме­рение.

      Стимулы (в нашем конкретном понимании) ноуменальны и психейно им­манентны (непсихичны). Таким образом, эти стимулы не являются стиму­лами в житейском понимании. Всевозможная обычная сти­мультантная конъюнктура может как иметь, так и не иметь соответствия со стимулами им­ма­нен­тны­ми.

Эпистемологическая нерасчлененность психейно­го требует для описаний либо метода черного ящика, либо психоаналитических метафор, упро­щений, мифологических и даже оккультных моделей. Мы вовсе не утвержда­ем, что буферное не обладает сознанием и психикой-изнутри — оно лише­но их относительно обычного сознания. Кроме того, будучи суммационностью относительно распознаваемого сознания, оно оказывается и в определенном  роде взаимопогашенностью.

 Теоретически возможны два варианта черных ящи­ков: черный ящик относительно сознания (чистый черный ящик), имеющий входы и выходы только в субъективную реальность, и обычный псевдосредный черный ящик, имеющий выходы и входы в псевдосредную область (контактные ощущения и ощуще­ния-ссылки при этом подвергаются абстрактной редукции как несущественности).

При любом подходе к имманентным стимулам можно вполне четко раз­личить два их рода: стимулы зарядки и стимулы разрядки. Обычно стиму­лы зарядки коррелируют с политоничными ощущениями, стимулы разрядки — с монотоничными. Соответственно, стимулам зарядки придаются более поверхностные ощущения, связанные со сканированием, накопле­нием, а стимулам разрядки — глубинные многомерные ощущения.

     Тем не менее, вышеизложенная ментальная определенность необязатель­на. Эта необязательность свя­­зана не столько с половым дитонизмом и индивидуальными различиями, сколько с тем, что зарядка и разрядка чаще всего происходят почти бессознательно. Наличие существовавшего факта разрядки или зарядки диагностируется задним числам, либо по признакам изменения тонуса либо по признакам изме­нения реактивного поля, в том числе по появлению задержанных реактивностей — тех самых, какие должны были сопровождать в свое время шествие стимулов.

      Деление стимулов на два рода легко объясняет отсутствие сублимаций в тех или иных частных случаях. Так, при отсутствии доста­точно высокого уров­ня суммарной заряженности сублимации не про­исходит, невзирая на фрустрацию разрядки. Сублимация невозможна и в том случае, когда заряженность неосознанно для субъекта трансформируется в специ­фическую "адаптивную энергию".

      Дальнейшая дифференциация стимулов носит не совсем привычный ха­рактер: приходится отличать отрицательные стимулы от дестабилизирующих про­ти­востимулов (антистимулов). Отрицательные стимулы коррелируют с умеренными дозами факторов, воспринимаемых в качестве отрицательных. Посколь­ку подобные факторы почти всегда включены в тот или иной при­вычный фон (хотя и не всегда замечаются), отрицательные стимулы составляют одну из основ существования, собственно жизни. Отрицатель­ные стимулы, разумеется, остаются таковыми, когда и выходят за грань "умеренности", берут на себя всю возможную сосредоточенность, отвлека­ют большую часть сил организма. Следующий порог усиления отрицательно­го значения стимулов и факторов, соответствующих им в восприятии, — это порог необратимой патологии. Только здесь отрицательные стимулы начинают пересекаться с противостимулами, а далее — отождествляются с последними.

Противостимулы могут быть как положительными, так и отрицательными. В любом случае эффектом их наличия является резкое сокращение жизнеспособности. Иными словами, противостимулы коррелируют с угасанием рефлексов цели и адаптивных возможностей. Необходимо обратить внимание на относительность стимулов и противостимулов в отношении различных психейно-пси­хи­чес­ких систем.

 

     Древо стимулов можно включить в рассмотрение только после ряда довольно косвенных констатаций. Если первичные ветви древа коррелируют с фундаментальными витально-духовно-умственными фено­менами, то вторичные — с такими явлениями, как "поиск", "оправ­данные усилия", "правомерные сосредоточения". Вторичные феномены обла­дают способностью порождать новую стимультанную энер­­гию, они параллельны самостимуляции.

 

      Заумность стимультанной сферы, причем заумность в самом прямом смысле, вытекает из того факта, что собственно основы жизнесуществования находятся вне субъективного сознания. Конкретная я-среда вполне может быть витально индифферентной, пакеты я-сред склонны к самовырождению. Они слишком хрупки и не подходят полностью как для философской, так и для экзистенциальной опоры. Но всякая психейная опора требует постоянного косвенного индикатирования и сеансирования. Опор здесь-теперь не существует, а человеческое сознание — действительно только майя. Однако поскольку человеку дано неполноценное сознание здесь-те­перь и только оно, необ­ходима постоянная его корректировка с учетом засознательной опоры, с учетом не только предыдущего потока сознания, но и его реляции.

      Корректировка ментального поля возможна благодаря проникновению в него в его же виде психейных полей и психейных градиентов, способности соз­нания изменяться в процессе проведения с ним мани­пу­­ляций, а здесь часто достаточны и значимы даже во­ображаемые манипуляции. Это не удиви­тель­но, поскольку самые главные болезни — болезни воображения.

 

 

5.5 СОПРЯЖЕНИЕ РАЗДЕЛОВ

     ЧАСТИ "ПРОИНТРОЕКТ"

 

      Позитивные смыслы и позитивные стимулы в качестве доминант в тот или иной момент времени могут отсутствовать. Позитивные цели и позитивные критерии, если не в одном, то в другом виде, есть всегда. Не имеет значения, как они выражены и в какой степени они выражены. Глав­ное здесь — принципиальная доступность их для субъекта, естественно, при желании этого субъекта. Следовательно, критерии и цели обладают боль­шей значимостью как опоры. Их действенность в этом смысле возможна только при сосредоточении на метапсихическом. Чисто мотивационное сосредоточение толь­ко на внутрисознательном недостаточно и может ока­­заться разрушающим. Разумеется, то положение, что субъ­екту доступно только субъективное, остается по-прежнему верным. Однако должен иметь место хотя бы воображаемый трансцензус. Сам факт сосредоточения на воображаемом трансцензусе фактически уже свидетельствует о наличии действительного "бессознательного", слепого транс­цен­зуса. Чем сильнее сосредоточенность — тем более выражен подобный трансцензус. Парадоксальность описанного явления неполна, вследствие неполноты вос­приятия и наличия списанности части осознанного на амнезию. По крайней мере измененное состояние сознания здесь обязательно.

      По своему качеству смысл — это дискретная или циркуляторная тоника, которая может быть маловыраженной, а также отсутствовать. При явлении сверхинтегративного смысла исключается разграничение его с другими смыслами такого же рода, а при наличии контрсмыслов возможен и эффект снятия смысла, рассматриваемого на данный момент в качестве позитивного. Подобного смешения или снятия в области целей или критериев не происхо­дит, очевидно, ввиду интенционной заданности последних, ссылочной "надсубъективности", "надчеловечности". Отрицательные цели и критерии могут (по крайней мере, за пределами поля деятельности) сосуществовать с по­зитивными целями и критериями.

Наибольший интерес представляют параллельные сопряжения целей, кри­териев и смыслов, когда рассматриваются филогенетически однородные ветви этих экзистенциалов, например, когда рассматриваются высшие цели, высшие критерии и высшие смыслы. Ветви древа стимулов неявно наличествуют при подобных сопряжениях.

 

 

 

5.6 ВАРИАНТ[12] РЕЗЮМЕ

ЧАСТИ "ПРОИНТРОЕКТ"   

 

      Одним из естественных смыслов жизни является "Оно" или абсолют  — безличный абсолют, не отождествимый с обычными денотатами представ­лений, связанных со словом "бог". Вполне может показаться, что жизнь без попыток проникновения в абсолют, без некоторых "веяний" со стороны абсолюта — всего лишь пародия на существование, тождественная самокалечению. Возможности усиления "веяний" и "проникновений" не зависят от того или иного субъекта, не связа­ны с его намеренными сосредоточениями и планированием образа жизни. В этом смысле достижимы только эфемерные и обманчивые эффекты. Систематическое обращение к йоге, специальным веществам, иным более ин­ди­ви­дуаль­ным способам или удачно воспринятым ритуалам той или иной ре­лигии и приводит к систематическим результатам, способным удовлетворить не особенно притязательного адепта. Всякого рода персональ­ные способности к экстазу вытекают не из собственно мистических спо­собностей и восприятий, а из обычных канонических эмотивностей довольно приземленного ранга. Выйти из этого порочного круга можно только благодаря специфическим буферным поломкам (то есть, иными словами, поломкам на уровне нейродинамики). Заранее определить масштабы и функци­ональные особенности таких вме­шательств в собственное психейное невозможно. Чаще всего такое вмешательство дает больше потерь, чем приобретений, превращает человека в медитативную машину. Можно употре­бить и более крепкие выражения и сравнения, среди которых отнесение образа жизни "просветленных" субъектов к разряду "скотского" и "рабского" еще не самое крайнее.

 

      С некоторыми оговорками можно заявить, что испытание высших состо­яний, по крайней мере, один-два раза в жизни довольно похвально и весьма желательно, поскольку оно расширяет горизонты соз­нания, показывает частность и относительность его обычных погруженностей. Обращение к более умеренным состояниям, направленным на "высшее", сродни вдохновению, а иногда вдохновением и является. 

      Нужно заметить, что искусственная выработка способностей (например, к живописи, поэзии) возможна, но подобные генетически незапрограмми­ро­ван­ные способности всегда ниже среднего уровня. Никому не известны гении в той или иной области творчества, ставшие таковыми благодаря образу жиз­ни и специальным сосредоточениям, связанным с йогой или "молитвой".

Когда речь заходит о стремлениях постоянного погружения в какие-либо реактивности, пусть самого утонченного и глубинного рода, — невольно возникают сравнения субъекта таких стремлений с алкоголиком, наркоманом и даже с... крысой, нажимающей педальку и замыкающей тем самым электрическую цель, одним из звеньев которой являются вживленные в мозг электроды.

 

С учетом всего сказанного и традиций западной цивилизации далеко не всякому захочется уподобить себя спящему Будде или поэту-теургу. Если все то, что нас окружает, и есть сплошной обман, некоторое сновиде­ние, одно из возможных, то и застойное погружение в высшие реактивности со временем превращается в такое же подобие обмана. Это при всем том, что абстрактно взятые особые реактивные ощущения восходят к первичным космическим сущностям. Мы уже не раз высказывали ту мысль, что абсо­лют, невзирая на всю его глубину и все­пол­ноту, довольно примитивен и неинтеллектуален[13].

 

 

Сверх естественных и в той или иной мере основополагающих СЖ необходимы другие — искусственные и самосозданные. Любой СЖ, име­ющий происхождение из субъективно им­ма­нен­тно­го (по крайней мере в пределах замысла) и представляющий по своему масштабу достаточную соизмеримость с достижениями этноса и цивилизации, имеет два аспекта. В предельном случае эти два аспекта актуальны от момента самостоятельного мышления и до смерти высшего интеллекта. Не предусматривается прямых ссылок на нечто индивидно бессмерт­ное, непреходящее, что вытекает из значения слова "самосозданность". Продуктивная самосозданность под­разумевает суммационную подконтрольность ин­ди­видному сознанию и суммационно самоактивную деятельность. Диалектика субъекта и объекта нами уже рассматривалась — любая самоактивность неабсолютна, поверхностна, но такова судьба человека-субъекта — многоиндивидуальной безличности.

Первый аспект сходен с позиционной игрой, имеет начальные и сопутствующие условия — практическую вписанность человека в прагматическую и космоническую[14] данность. Он представляет собой отчасти саморазрабатываемую, отчасти заимствуемую тонкую технологию существо­вания. Эта технология направлена в первую очередь против нивеляции, застоя, различных видов деградации, связана с поиском оптимумов существования. Важность таких оптимумов — в экономии адаптивных средств, в тех или иных "освобождениях", лишенных деформативных опрощений. Освобожденные резервы ада­п­тации еще не могут означать какого-либо про­дук­тивного творческого потенциала, поскольку легко подвержены размену и уничтожению. Всякого рода каналов для этого предостаточно. Первый аспект связан с непосредственной и опосредованной данностью, но, тем не менее, вполне индикатируется в рамках здесь-теперь существования.

Второй аспект — космополитичен. Существование в связи с ним должно быть таким, как если бы не было ограничивающих факто­ров. Это достаточно очищенная и защищенная область. В худшем случае полоса такой области может быть максимально сужена, но полное исчез­новение этой зоны свободы маловероятно. Подразумевается отход от свойственней человеку психейной инерции, утилитарного, под­нятие над своей витальной нишей и конкретным этносом. Уже в конечном виде для второго аспекта не имеет значения, существует ли жизнь на Земле или где-то в ином месте, является ли индивид человеком или иным существом, способным к самомышлению. Тем самым, вследствие своей автономности, эта область оказывается универсальным мировым проводником... Эгософия здесь смыкается с космософией. Сам корень "космо" употреблен на­ми в особом смысле и подразумевает некоторую отвлеченность не только от научной и философской эклектики, но и от абсолюта и его производных в чисто метафизическом смысле. Речь идет о туннеле-ме­рис­те­ме, которой еще не коснулся общий коллапс, и ее вырожденности. По сути, мы говорим о таком новом мире, какой не состоит из кирпичей старого, о новом мире на основе предмирия. То, что называлось нами праабсолютом по отношению к абсолюту, само в себе есть не только праабсолют. Преодо­ление такого космогонического тупика, как абсолют, подразумевает накопление вероятностей, какое не может произойти самопроизвольно. Мы вовсе не собираемся рассматривать здесь некие временные параметры: рассуждения об отдаленных "эонах", "югах" слишком метафоричны, подменяют сущности планом хроноса. Всё уже есть "в сейчас", открытость его иногда эквивалентна наличности.

 

 

* * *

Ради определенности можно ввести новый термин, а именно — "вундермен". Отличительная особенность вундермена — описанная нами действен­ная внутрииндивидная надстройка. Рано или поздно эта космополитичная и, надо сказать, нечеловеческая надстройка (область) оказывает влияние и на все остальное, невзирая на актуальность границы между этой надстройкой-в-себе и всем остальным. С прагматической точки зрения, удержа­ния этой области сколь-нибудь длительный срок в полноценном виде не происходит, но и предстающее ее наличие дает частичную модификацию и того, что обычно представляется ни от чего не зависимым общим основанием, базисом. Замыкания (на уровне интел­лекта) на первичную меристему с бессознательными генерациями тех или иных необъяснимых феноменов, очевидно, были известны всегда, но оста­ется добавить, что сам факт бессознательности, неожиданности этих фе­номенов для их автора уже выводит их за индивидуально-субъективную плоскость, делает их непринадлежностью, неатрибутом.

Полный контроль над автономной областью и ее производными, как правило, снимает и побочные эффекты, проходящие через неосознанное. Отсут­ствие таких эффектов — залог расширения области свободы в том случае, когда она заведомо уже образована.

Я-среда с классами феноменов, в ней возможных, была нами достаточ­но подробно описана. Никаких "особых областей" при самом скрупулезном наблюдении и анализе в ней просто так не обнаружить. Реализация надстрой­ки наступает только при специальных эгософских индуктирующих операциях. При подобных операциях возникают доста­точно проторимые и уловимые ин­тенции нечеловеческого. Вызывание надстроечного можно даже сравнить с вызыванием демона. Это сравнение удобно в том отношении, что сеансирование нечеловеческого спо­собно вызвать фобии и сдвиг эмоционального ста­тута далеко не всегда в положительную сторону.  Однако не исключено и появление гипертимического скачка. В этом случае необходимо различать сам положительный импульс (или серию импульсов) и собственно экспози­цию нечеловеческого, поскольку сдвиг в сторону положительных реактивностей может быть вызван и другими причинами.

Всякого рода непродуктивные ощущения отверженности, комплексы ощу­щений типа "печального демона" и "безвоздушного пространства" вполне могут быть удалены теми или иными психотехническими приемами. Один из таких приемов заключается в искусственном смещении центральной реактив­ной зоны и возврате этой зоны.

С целью индукции нечеловеческого необходимо умственное допущение о завершенности земных целей, о полном достижении всего с последующей постановкой вопросов-проблем типа: "Чем бы ты занялся, когда все уже достигнуто? Пусть, все человеческое достигнуто, но что тогда надо достигать еще?" Имеется в виду не сколько интеллектуальная, сколько воле-реактивная постановка таких вопросов-проблем.

Ставить подобные вопросы невозможно без полной готовности к ним, способности отвергнуть человека и все человеческое. Однако в этой готовности не должно быть и комплекса ощущений, характерных для мизантропии, озлобленности, презрения. Не должно быть ни "печального демона, духа изгнанья", ни "холодков", ни ощущаемого чуть ли не кожей давления безвоздушного пространства. Возникновение чего-либо подобного — верный симптом взятия неверной ноты. Отсутствие ощущения беспре­дель­ного энергетического потенциала — симптом  неу­дачи. Не должно быть ни эпилептоидного "ОМ" или "АОУМ", ни шизофреноидной попытки нахождения точки опоры в нигде. Более важно то, что одно здесь уничтожает другое, чем и можно воспользоваться при попытках упражне­ния.  Высшая опора — это проваленность в глубину до самого возможного конца, полное отсутствие каких-либо опор, приход в равновесие от пустоты, вакуума вокруг и как бы переход на аутогравитацию, на нео­жиданную спонтанность.

Переход в нечеловеческое требует наличия рефлексивно-рефлексной базы самореактивности (в противном случае невозможно погашение сопут­ствующих нежелательных реактивностей), а самореактивность, самосто­ятельная реактивность достигается гораздо сложнее, чем самомышление. Уже отсюда следует умение управления реактивностями.

Прагматически нечеловеческий полюс вундермена является полюсом очищения, возвышения. Со­от­ветственно индивидно-бытийное значение име­ет чередование нечеловеческого с человеческим, а затем суперпозиция того и другого.

Один из критериев распознавания вундермена — его выход за истори­ческий локус времени, а отчасти и за человеческую цивилизацию-культуру. Всё это предполагает феномен культурной самосто­я­тель­ности, самоцивилизованности, что неизбежно касается возможности той или иной степени робинзонады.

 

Подобное более возможно при выделении в уже существующей земной культуре нечеловеческого зве­на. Нет сомнения, что такие звенья наличествуют, пусть и не совсем явно, в искусстве, религии, философии, науке, материальной культуре. Наиболее слож­но выделение такого звена в науке, ибо здесь оно касается не столько тех или иных конечных результатов, сколько эвристики, конкретно-психо­ло­ги­чес­ких и конкретно-психейных способов познания, полностью не переводимых в образы и знаки. Пример нечеловеческой "материальной" куль­туры в простейшем случае можно связать с промежуточными моментами перехода отдельного индивида из родного этноса — в другой, совершенно чуждый. Естественно, речь идет только об элементах чужеродности.

 

*   *   *

В псевдосредных картинах земной эволюции можно видеть несколько порогов: Порог № 1 — между добиологическим и биологическим, Порог № 2 — между "общественно-стадным" животным и общественно-историческим животным, то есть порог между обезьяной и человеком в обычном смысле, Порог № 3 — между человеком и человеком, сум­мирующий индивидуальные различия самого раз­­личного рода, как древние, так и современные. Можно было бы добавить к этой картине и Порог № 0 — порог между неатомарным и атомарным веществом и более ранние пороги.

Порог № 3 достаточно практически выражен — в нем дихотомии и пласты более малых порогов (как бы подпорогов), а в целом он приводит к тему, что один человек может отличаться от другого более, чем вид от вида, а духовно (если экстраполятивно распространять начальные принципы отличий и далее) более, чем один биологический тип от другого (пусть речь даже идет о духовно-био­ло­ги­чес­ком типе).

Порог № 3 отражает уже данную стихийную раз­деленность. Несмотря на наличие в нем дихотомий и микродихотомий, как правило, обычных вет­влений за ним нет, поскольку далеко не все важные отличия передаются биологически и через обучение. Именно поэтому Порог № 3 — пока порог индивидуальных отличий и не носит характера типичного эволюционного скачка. Это накопление самых различных "проб природы". Порогу № 3 соответствует и частичный социальный отбор, не имеющий какого-либо кардинального характера, основанный на случайных чертах.

      Фактически приходится говорить не о некоем тотальном переходе Порога № 3 (за всю историю человечества его перешли только единицы), а о прикосновении к нему, о нахождении на его полосе. Это уже в неко­торой степени можно считать групповым. Снижающим факторам является то, что восхождение на этот порог дисгармонично: восходит на Порог № 3 не весь человек, его сознание даже в общих чертах не охватывает всех областей этого порога.

Неполноценный переход этого рассматриваемого и вполне наличного порога делает невозможными подходы к Порогу № 4. Современная эпоха затрудняет одновременное художественное, философское, собственно научное, практическое и самобытийное прозрение. Если Порог № 3 становится нече­ловеческим только к моментам его перехода, то Порог № 4 нечеловечен уже с самого начала. Последний порог — не для одиночек и требует спе­циального надобщественного аппарата, медицинской и психологической ре­волюции. Заведомая утопичность всего этого еще более отдаляет Порог № 4. Приблизить его могут только совершенно непредвиденные обстоятельства.

 

Человечество прошло эпоху стадной дикости, эпоху исторической дикости, с 60 — 70 годов XX века началась эпоха дикости социальной. Для Порога № 4 необходимо хотя бы локальное преодоление этой последней из названных эпох. Та или иная ключевая идея (например, типа особого облагораживающего вмешательства в работу человеческого мозга, организма) совершенно бессмысленна в отдельности. Необходим комплекс ключевых идей, но­вая суперпозиция "природы". Во многих видах эволюции, особенно в эволюции интеллектуальной происходит увеличение числа суперпозиций исходной субстанции на саму себя. При этом все то, что делается самим индивидом — суммационно, в строгом смысле делается вовсе не индивидом.

О каких-либо особенных новых суперпозициях не приходится говорить из-за несовершенства и анар­хии систем коммуникации. Вследствие целой массы, казалось бы, третьестепенных причин, некий гипотетический, специаль­но синтезированный сверх­мозг и в искусственно "благоприятных" условиях наверняка оказался бы безработным. Эпоха социальной дикости содержит в себе кирпичи и острова других эпох, ей предшествовавших, и иное положение пока невозможно ввиду отсутствия других общественных динамизаторов и стабилизаторов. Механизмы конъюнктуры не всегда подвер­жены и вероятностным описаниям и, конечно, никак не вмещаются в те или иные теории, претендующие на знание тайн динамики общества.

     Намечаемые контуры сверхсоциума, надобщества не носят характера действенней структуры, не являются более или менее автономными. Сверхсоциум чаще всего мертв и оживает только под тем или иным духовным влиянием, а его осколки затеряны в мусоропроводе культуры. Это касается и предметов надобщения (общения через поколения и расстояния): текстов, картин, архитектуры и пр.

     Получается, что роль надобщественного обеспечивает не то, что находится над конъюнктурными автоматизмами, а то, что существует благо­даря неопределенности или патологии этих автоматизмов или благодаря образованию случайных ниш в той или иной культуре. Так обстояло дело с сосредоточенностью на самобытии в античной Индии, с неожиданным по­явлением философии в Греции, с кратковременным явлением  русского  символизма[15].

     

 

      Существует целая масса ярких показателей невыделенности надобщественной коммуникации. К таким показателям относятся: отсутствие всеоб­щей службы тестов, единой и доступной информационной службы (ни один раздел Интернета пока не достиг должного уровня и развития, всё расплавляет стихия), отсутствие всемирного музея копий произведений изобразительного искусства.

      Надсоциум есть не что иное, как рафинированная область социума. При наличии зрелых (социально) критериев такой рафинированности праг­ма­ти­ка обычно ограничивает только степень мас­си­ро­ван­ности такой об­ласти и включенность в нее тех или иных сфер, но не само ее наличие или отсутствие. (Пусть не сам надсоциум, но его модели уже не раз осу­ществлялись в человеческом обществе с той ли иной степенью искусствен­ности, ка­ри­ка­тур­нос­ти.)

      Новый тип прогресса можно было бы понимать как расширение степени надсоциального и надчеловеческого.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

6. МЕТАТЕОРИЯ  — 2

П А Р А Д О К С Ы

/ раздел-приложение /

 

 

6.1  Введение.

 

      В данном разделе излагаются парадоксы — чаще всего в том виде, в каком они первоначально возникли. При этом сама сфера существо­вания парадокса не специализируется, то есть не указывается какая-либо заведомо определенная среда приложимости парадокса, а также среда существова­ния парадокса-в-себе. Все это связано с непредвиденностью возникновения парадоксов по какому-то конкретному мо­тиву или поводу, а также с возможностью их пропозицио­нальности.

      Можно видеть различные, связанные между собой типы парадоксов: парадоксы движения и времени, парадоксы пространства, парадоксы саморефлек­сивности, парадоксы бесконечности и нуля, парадоксы фик­ций, парадоксы ощущений и т. п. Понятно, что многие парадоксы требуют дополнительной дешифровки, однако эта дешифровка не может иметь собственно математического результата и про­хо­дить только на уровне математики. При анализе парадоксов необходимо абстрагирование от математического же абстрагирования, а различные математические иллюстрации и методы можно принять толь­ко узко ограничено или в ви­доизмененном виде.

      Строго говоря, чисто математический парадокс — это заведомо нереальный, сочиненный парадокс. Те или иные математические области могли бы быть построенными и по-другому. Это видно и в том, что в математической теории производится отказ от парадокса (от его рассмотрения), в том числе путем изменения самой теории. Парадокс  обладает иной природой, чем та или иная теория, и может условно переводиться относительно самой теории в неопределенно-алоги­чес­кую кажимость.

      Многие парадоксы являются отправными точками нематематичес­кой геометрии, то есть непростран­ственной геометрии, геометрии суб­станции. Естественно, что математические традиции, направленные на заведомо фантомическое, здесь приходится либо корректировать, либо аннулировать.

      Чаще всего уход от парадокса в науке происходит как отказ распространять математически привычное на реальное. Парадоксы и есть те умственные или реактивные факты, учет которых, позво­ляет пройти между Сциллой и Харибдой: между иллюзиями здравого смысла и иллюзиями абстрагирования. В другом плане эти иллюзии выглядят как иллюзии несамостоятельного субъективного и самостоятельного (в силу искусственной заданности) нереального. Во многих случаях причиной парадокса является не нечто онтологическое, не восприятие, но неверное истолкование первичных восприятий. В этом случае нере­альное наделяется функциями и свойствами реального. Реже несамо­сто­я­тель­ное рассматривается как самосуществующее, что дает тот же эффект. В этом смысле парадоксы суть междумирки. Они не могут иметь определенной реально-денотативной среды приложения, невзирая на ту или иную заданность среды изложения. Приложение име­ют не сами парадоксы, но их  огибание.

     

     Парадокс как логико-умозрительная проекция не­ле­пости, несооб­разности, неверного воззрения есть эмпирический "контрфакт" фило­софии, особенность исходных пунктов собственно предмета философии. Отличие сферы собственно философии от сферы на­уки и обыденной жизни прежде всего в том, что житейски или научно верное философски почти всегда неправильно. Сведение той или иной частной мудрости к бла­гоглупости неизбежно, когда эта мудрость приобретает свойства самодовления. При толковании почти всех парадоксов присутствует следу­ющий трюизм: "Вырванность из мира не есть сам мир". Сверх того различные вырванности из целого, сферы таких вырванностей не могут полноценно сопрягаться друг с другом. Чистая философия должна поэтому отка­заться как от натурфилософии, так и от диалектики — мифологемно-первобытных способов связывания данностей.

 

                    

6.2  Апории Зенона Элейского

 

       1. Если существующих вещей много, те их должно быть столь мно­го, сколько их есть — не больше и не меньше. А если их столь много, сколько их есть, то их число ограничено. Но если существующих вещей много, то их число неограниченно, ибо всегда существуют вещи между существующими вещами и снова другие между теми.

                                 

                                           *   *   *

В качестве неочевидных трактовок этого парадокса можно пред­ложить: направленность против псевдосред (против продолжения ощуще­ний и подстановки опыта), направленность против бесконечности, в том числе  против абстракции числовой оси и теории множеств в ее орто­доксальном виде.

 

2. Если все существующее помещается в известном месте, то ясно, что будет и место места и так идет в бесконечность.

 (Трактуется нами как парадокс пространства.)

 

      3. Если есть сущность, то она неделима, ибо един­ство не может быть разделено; неделимое же — ничто, ибо нельзя считать существу­ющим то, что по своей природе, будучи прибавленным к другому, не производит увеличения, а, будучи отнятым от другого, не производит уменьшения; следовательно, сущности нет.

 

   *   *   *

      Этот парадокс может быть интерпретирован как парадокс, отрицающий геометричность объективного мира, но в то же время он направ­лен и против традиции считать "первосущность", "первоединство", "монаду", "абсолют" и  т. п.  непротяженными.

 

4.  "Д и х о т о м и я"

 

      Тело не может пройти отрезок пути, так как сначала оно должно пройти половину отрезка, затем половину этой половины и так до бесконечности.

 

 

5. А х и л л е с    и    ч е р е п а х a

 

      Ахиллес находится на расстоянии а от черепахи и бежит в k раз быстрее. Когда он преодолеет это расстояние, черепаха от­ползет на расстояние а/k, когда он преодолеет это расстояние, она отползет на расстояние а/ k² и т. д.

Теперь предположим, что Ахиллес догнал черепаху, тогда путь Ахиллеса: 

 

S₁ =  а  +  а/k-   +   a/k²   +   a/k³  +   . .  . . . . .  ;

 

путь черепахи:

              s₂  =    a/k    +    a/k²  +  a/k³ . . . . . . . . . . . . . .

 

     Поскольку мы имеем  соответствие:

                          а      →   a/k ,

                          a/k   →   a/k² ,

                          . . . . . . .  . . .

и число отрезков,  пройденных Ахиллесом и черепахой равно, а Ахиллес должен пробежать и последний  отрезок, мы имеем: А + 1 = А  (часть равна целому), где А — коли­чество отрезков, пройденное черепахой. Нужно учесть и то, что соответствие мож­но поставить так же между  о д и н а к о в ы м и  отрезками, пройденными Ахиллесом и черепахой, но тогда Ахиллесу нужно пробежать первый отрезок.

 

6  " С  т  р  е  л  а "

(одна из самых важных апорий)

 

6-1. Если всякое тело, имеющее равное положение, покоится или движется и движущееся тело находится в моментах "теперь", то летящая стрела не­подвижна.

6-2. Все всегда или покоится, или движется, но ничто не движет­ся, когда занимает определенное место; движущийся же предмет всег­да находится в дан­ный момент в определенном месте, следовательно, стрела неподвижна.

6-3. Если время и пространство состоят из неделимых "теперь" и "здесь", то летящая стрела неподвижна, так как в неделимый мо­мент времени она занимает равное себе положение, то есть покоится, а отрезок есть сумма неделимых моментов.

 

* * *

Апория может быть сформулирована и в том случае, если простран­ство и время не считаются состоящими из неделимого, но здесь уже будет иметь место взаимодействие ее с парадоксами бесконечно­го, что никак не снимает самих парадоксов движения.

 

 

7. "С т а д и й"

 

     На противоположных концах ристалища находятся два бегуна. Они бегут столь быстро, что каждому на пробег от одного конца до другого нужен один атом времени. Они одновременно выбегают, и когда прои­зойдет их встреча, неделимый атом времени разделится пополам.

 

 

8. " С т а д и о н"

 

8-1. Две массы движутся по ристалищу с противоположных сторон с равной скоростью: одна с конца ристалища, другая — от середины. В результате этого получается, что половина времени равна двойному его количеству.

 

       8-2.

 

                                

Дерево			Камень
	Стол

                                         
                                  

На столе длиной 4 м (см. выше) наполовину находится деревянный брусок (Д), длиной 4 м. Противоположного края стола касается каменный брусок длиной 4 м (К). Каменный брусок начинает двигаться с постоянной  скоростью и через 1/2 ч достигает края деревянного брус­ка, и в этот момент начинает двигаться деревянный брусок. Через  1/2 ч после соприкосновения каменный брусок передвигается на длину стола. Кусок дерева пройдет такое же расстояние за 1/2 ч, так как все время касался каменного бруска.          

Отсюда два тела, имеющие одинаковую скорость, покрывают одно и то же расстояние первое — за 1 ч, а другое за 1/2 ч, то есть  1 ч  =  1/2 ч.

(Апория относительности движения. Форма изложения —  по Пьеру Бейлю)

 

8-3

                   

                                А₁    А₂    А₃    А₄                                 

                              I      I       I       I      I

 

                  В₁   В₂   В₃   В₄           

                   l       I      I      I       I             

                 

                                               C₁   C₂   C₃   C₄

                                             I      I      I      I      I

                                  

 

 

Пусть по стадиону движутся по параллельным прямым равные массы с равной скоростью, но в противоположных направлениях. При этом ряд  А₁, А₂, А₃, А₄ —  неподвижные массы;

         ряд  В₁, В₂,  В₃, В_{4  —}  массы, движущиеся вправо;

         ряд  С₁, С₂,  С₃, С₄ —  массы движущиеся влево.                                      Подразумевается, что массы А _i, B _i, С _i  — неделимые.

В неделимый момент времени В _i и С _i проходят недели­мую часть пространства, в противном случае неделимые отрезки были бы делимы относительно А _i .

Рассмотрим движение В _i и C _i относительно друг друга. За два неделимых момента времени B _i пройдет две неделимые части A _i и одновременно четыре неделимые части С _i, то есть неделимый момент времени стал делимым.

 

 

 

8-4 (Иное рассмотрение 8-3). За одно и то же время t точка В проходит половину отрезка A₁ A₄ и целый отрезок C₁ С₄ , но каждому неделимому отрезку отвечает неделимая часть пространства, проходимая за это же время. Тогда получается, что в некотором отрезке а и отрезке 2а между точками можно установить взаимно одноз­начное соответствие, то есть, в этих отрезках — одинаковое число точек. Это противоречит мнению, что сумма мер отрезка образуется как сумма мер неделимых.

 

 

9.  " М е д и м н*  з е р н а "

 

      Одно или несколько зерен падают на землю бесшумно. Шум падающего медимна зерна складывается из шума отдельных зерен, а значит и медимн зерна должен падать бесшумно.

 

                                           * * *

      Указания на наличие у человека порогов восприятия здесь неу­местны. Неуместность их не только в отсутствии необходимости удвое­ния действительности в данной простой картине, но и в том, что неслышимость падения одного или нескольких зерен может сводится к более простым причинам, например, к отсутствию полной тишины и т. п. Данный парадокс более подобен парадоксу Эвбулида "Куча", а также парадоксу Зенона по пункту 3 данного изложения.

 

 

 

 

 

6.3  Парадоксы Эвбулида из Милета.

Парадокс Диодора

 

А-1. "Лжец"

 

      Вариант 1. Критянин Эпименид сказал: "Все критяне

лжецы".

      Вариант 2. (логически более защищенный)  "Я лгу".

      Вариант 3. "Лгу".

 

      Первый вариант парадокса не является полностью логически защищен­ным, поскольку в него может быть введена модальность. Пусть Эпименид сказал неправду и в действительности не все критяне лжецы.

      Второй вариант парадокса более четко превращен в парадокс саморефлексивности. Пользуясь обыч­ной логикой обойти этот парадокс невозможно.

 

А-2. "Куча"

 

      Одно зерно не составляет кучи. Одно зерно и одно зерно также не дадут кучи. Если  n  зерен не образует кучи, то и n + 1 зерно не даст кучи. Следовательно, никакое число зерен не даст кучи.

 

А-3. "Лысый"

 

       Лысых людей не существует. Возьмем любого нелысого. Человек, у которого на один волос меньше, также нелысый. Человек, у которого на один волос меньше, чем у этого второго, также нелысый  и  т. п.

 

 

 

 

А-4."Рогатый"

 

      См. перечень софизмов /разд. 6.5/. Софизм, скорее всего, приписан Эвбулиду ложно.

 

А-5. "П о к р ы т ы й"

 

– Знает ли Электра своего брата Ореста?

– Да! Она знает его!

– Сейчас он стоит перед ней, закутанный покрывалом, и она не знает, что этот человек —  Орест ...

 

Б. Парадокс Диодора из Крона (ученик Эвбулида)

 

I. Возможно лишь то, что действительно, а что недействительно, то и невозможно.

 

 

 

6.4  Парадоксы  пирронистов

 

6.4.1  Парадокс знака

 

      Знака не существует. В самом деле, если бы он существовал, то он был бы или чувственным или умопостигаемым. Но знак не может быть чувственным, ибо чувствуемость есть общее свойство, а знак отдельная вещь /ср. также независимость от формы написаний в пределах опознаваемости — Ал. Ак./ Кроме того, чувственные вещи отличаются по отличиям, а знаки по отношениям. Однако знак это и не умопостигаемая вещь, ибо всякая умопостигаемая вещь есть или явность явного, или неявность неявного, или неявность явного, или явность неявного, а знак не таков.

      Знак это не явность явного, ибо явному не нужен знак; это не неявность неявного, ибо раскрываемое неявное стало бы явным; это не неявность явного, ибо что дает чему-то возможность быть воспринятым должно само быть явным; это не явность неявного, ибо знак, будучи относителен, должен восприниматься вместе с означаемым, а здесь это не так.

      Стало быть, ничто неявное постигнуто быть не может, потому что достигается оно, по обычному мнению, через знаки.

     

 

   6.4.2  К р и т е р и и   и с т и н ы

 

     Критерий истины, основанный на недоказу­емом, не проходит, критерий же, требующий нового критерия, упирается в бесконечность.

 

 

    6.4.3 Парадокс  н е р о ж д а ю щ е г о с я                            и   н е у м и р а ю щ е г о   С о к р а т а (ННС)

 

     Если Сократ родился, то Сократ появился либо тогда, когда его не было, либо когда уже был Сократ. Но если сказать, что он появился тогда, когда уже был, то он был бы происшедшим дважды. Если же тогда, когда он не был, то одновременно и был Сократ, и не был, ибо он был вследствие происхождения, но не был по предположению.

      И если умер Сократ, то он умер или когда жил, или когда умер.

      Если когда жил, тогда он не умер, так как один и тот же человек и жил бы, и был бы мертв; но и не тогда, когда умер, ибо он был бы дважды мертвым. Стало быть, Сократ не умер.

 

*  *  *

 

 

 

      При введении промежуточных состояний между жизнью и смертью, рождением и нерожденностью парадокс ННС остается в силе, так как возни­кает новый парадокс, связанный в свою очередь с этими состояниями. Далее возникают аналогии с парадоксами бесконечности.

      При введении квантованного перехода от жизни к смерти, от нерожденности — к рожденности сам этот переход окажется "нулевым", небытийым. Некий воображаемый самостный Сократ, а не Сократ-ощущение (образ) или Сократ-условность должен содержать в себе основу своего изменения, но квантованный переход, как и поверхностный комплекс ощу­ще­ний, упирается в более самостное. При рассмотрении в условиях квантованности это "самостное" окажется вновь несамостным, — возникает призрак дурной  бесконечности.

 

 

6.4.4  "П о р т р е т   С о к р а т а"

 

      ...не знающий Сократа и посмотревший на его изображение не знает, похоже ли изображение на Сократа. Точно так же и мышление, глядя на состояние чувств, но не видя внешнего, не будет знать, подобны ли состояния чувств внешним предметам.

 

     (Аргумент против гипостазирования "вещей в себе".)

 

 

6. 4.5 Парадокс причинности

 

      Если бы не было причин, лошади, может быть, родились бы от мышей, а слоны — от муравьев...

 

      Причина должна либо сосуществовать с действием, либо существовать после него, либо раньше его, но она не может существовать раньше его, ибо существует по отношению к нему; она не может сосуществовать, так как тогда не будет причиной, ибо происходящее происходит из уже сущего.

      Но если причина существует по отношению к чему-нибудь, а именно по отношению к действию, то ясно, что она не может существовать до него как его причина; значит, причина не может, будучи причиной, производить то, причиной чего она является.

 

 

6.5   Софизмы

 

      1. То, что ты не терял, то ты имеешь; ты не терял рога, значит, ты рогат.

 

      2. Сидящий встал; кто встал, тот стоит; следовательно, сидящий стоит.

 

      3. Эта собака имеет детей, значит она — отец. Но это твоя собака. Значит она твой отец. Ты ее бьешь — значит, ты бьешь своего отца.

 

      4.   — Это твоя собака?

            — Да! Конечно, моя!

            — И щенки этой собаки также твои?

— Раз моя собака, то и щенки ее также мои!

            — Значит ты отец этих щенков и муж собаки!

 

      5. Эта статуя — художественное произведение. Но она твоя. Значит она твое художественное произведение.

   

 

      6. Сократ — человек. Человек — это не то же самое, что Сократ. Следовательно, Сократ — это нечто иное, чем Сократ.

 

      7. Вор не желает приобрести ничего дурного. Приобретение хороше­го есть дело хорошее. Следовательно, вор желает хорошего.

 

      8. Ученик Эватл должен заплатить учителю Протагору за обучение только в том случае, если он выиграет свой первый процесс в суде. Таков договор между Протагором и Эватлом. Эватл не вел никаких про­цессов и потому считал, что платить не обязан.

      Точка зрения Протагора: "Я подаю в суд. Судьи или присудят Эватлу уплатить или нет. В первом случае я получу деньги в силу решения суда, а во втором — в силу договора".

     Точка зрения Эватла: "За проигранный процесс не следует платить в силу договора, а за выигранный — в силу решения суда".

 

*   *   *  

      Софизмы иногда могут переходить в действительные парадоксы. Для этого необходимо либо небольшое их изменение, либо уточнение. Так, например, софизм "Сидящий встал" может быть и парадоксом качественного изменения, парадоксом переходного состояния и т. д. Софизм Эватла перейдет в парадокс в том случае, если на суде Эватл будет не только ответчиком, но и юристом, защищающим самого себя.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

6.6 Парадоксы  саморефлексивности

 

       Довольно известны. Это парадокс Рассела (1902), парадокс "Лжец" (в современной формулировке "лгу"), гетерологический парадокс (парадокс К. Греллинга), "Крокодилов силлогизм", "Брадобрей" и другие.

 

Примеры

 

      А. [Предложение, взятое на этой странице в квадратные скобки, ложно.]

      Получается, что если оно истинно, то оно ложно, а если оно ложно, то оно истинно.

 

      Б. Дан лист бумаги. На одной его стороне написано: "Положение на проти­воположной стороне ложно". На дру­гой стороне дана надпись: "Написанное на противополож­ной стороне истинно".

                                                                        

       В. Парадокс  Рассела-Цермелло[16].

       Пусть множество А есть множество всех таких мно­жеств X, что Х не есть элемент X. Согласно определению, если А есть элемент А, то А также не есть элемент А, а если А не есть элемент А, то А есть элемент А.

 

       Г. Гетерологический парадокс.

       Прилагательное называется гетерологическим, если свойство, которое оно обозначает, ему самому не присуще. Возьмем прилагательное "гетерологический". Если это прилагательное гетерологично, то оно негетерологично. Если оно негетерологично, то оно гетерологично.

 

       Д. Парадокс Берри (1906).

       Существует лишь конечное число слогов в русском языке. Отсюда следует, что число фраз в русском языке, которые содержат не более 50 слогов, также конечно. С помощью таких фраз можно охарактеризовать только конечное число натуральных чисел.

      Пусть К есть наименьшее из натуральных чисел, которые не характеризуются никакой фразой русского языка, содержащей не более пятидесяти слогов.

      Выделенная фраза характеризует число К и содержит не более 50 слогов.

      Парадокс аналогичен парадоксу Ришара (J. Richard, 1905), является одним из вариантов последнего.

 

      В нашем случае не имеет смысла подразделять парадоксы саморефлексивности на семантические и логические, ввиду того, что, говоря о метате­ориях, мы подразумеваем и метатеорию логик. Можно заметить, что многие из парадоксов саморефлексивности являются бессодержательными, оказываются как бы разновидностями формы-в-себе. Наиболее ярко это можно видеть на примере А. В этом примере нет ничего, кроме замкнутого круга истина-ложь.

      Отмеченный во всех парадоксах саморефлексивности феномен "перебрасывания смысла" интересен своим псевдодвижением, аналогом хроноса, а также возможностью проверки компьютеров будущего на тест "немашинности". Лучший компьютер даст при ре­шении этих парадоксов совершенно неожиданную реакцию (решение). Это решение не должно состоять как в простом выбрасывании того или иного ответа, так и в монотонном чередовании ответов. Мы подразумеваем, что парадоксы саморефлексивности — один из ключей для перевода компьютеров на режим независимого самофункционирования[17].

      Генерация такой самоигры будет значитель­но эф­фективнее конкретных рабочих задач по сравнению с генерацией случайных чисел.

      На саморефлексивности может быть построена та или иная лестница ключевых идей. Сказочным при­­мером первой ступени подобной лестницы может быть удостоверенное желание того, чтобы все удостоверенные желания выполнялись.     

Другие примеры саморефлексивной деятельности: цель — поиск цели, смысл — осмысливание смысла и т. п. В подобных саморефлексивностях можно видеть либо построение иерархий, либо — редукцию-углуб­ление, возврат к первичности.

      В качестве антонима саморефлексивности может быть предложена (с некоторыми оговорками) диалектичность. Если саморефлексивность, снимая признаки дурной бесконечности, претендует на онтологичность, то диалектичность оказывается всего лишь диалектикой — принципом связи иллюзий. Следовательно, вписывание одних теорий в другие (если это вдруг требуется в каких-либо чисто риторических целях) и удобно осущест­влять в диалектическом виде /подробнее см. раздел 6.15/.

 

 

     Для человека сознание и самосознание — одно и то же. Всякого рода переключения на наблюдения за процессом мышления (вернее говоря, осознания осознания) являются простым переносом внимания, сконцентриро­ванностью на некоторых коррелятах про­­­­­цесса осмысливания, но не на чем-либо фундаментальном. Фундаментальное — всегда за пленкой сознания.

      Выделение чего-либо с помощью аксиом (или иным образом) из несамо­стоятельного субъективного сознания в статус формально независимого идеального, естественно, приводит к потере саморефлек­сивных отношений. При этом сохранение саморефлексии в виде правила, предписания, модуса оборачивается парадоксом.

      Одним из признаков парадоксальной саморефлексивности является присутствие на двух уровнях сразу, в том числе в двух иерархиях одно­временно. Переведение того или иного парадокса саморефлексивности из абстрактной формы в псевдофизическую или бытовую можно совместить с вопросом о способах задания времени, способах течения времени. Например, когда мы переводим парадокс Рассела в форму С. К. Клини ("Каждый муниципалитет в Голландии..."), или в форму "Каталог всех каталогов", или в форму Гонсета ("Брадобрей"), мы одновременно можем заявить, что "все течет, все изменяется" и "нельзя войти в одну и ту же реку и одного раза" (на том основании, что в каждый новый момент времени среда действия и предмет действия уже новые (отчасти изменившиеся, либо подмененные кардинально, хотя и идентичные). Отсюда парикмахер, который бреет только тех, кто не бреется сам, или мэр той мэрии, в которой живут только мэры, не прожива­ющие в своих мэриях, окажутся кван­ти­фи­ци­рован­ны­ми по оси времени или по моментам вре­мени. При этом достаточно вероятно, что один такой мэр (или парикмахер) будет нетождественен другому мэру (или парикмахеру).

     Ссылка не на утверждения логической мысли и не на некие безличные зако­ны, а на административные или судебные решения приводит к той области прагматики, в которой проблем выбора нет (можно совсем не приводить в пример субъективные, спонтанные и неправильные решения — достаточно заявить еще один раз, что проблемы вносятся в практику из области привыч­ной мысли).

     Тем не менее, невзирая на сослагательные и прагматические возмож­ности решения, парадоксы саморефлексивности теоретически остаются неразрешимыми и дают тем самым новые стимулы к уточнению мировоззрения.

 

6.7 Парадокс несуществования

 

      Высказывание "несуществующее существует" (в частном случае, вы­сказывание "ничто существует") образует парадокс, похожий на парадокс пустого множества. Парадоксальность содержится уже в самой формулировке. Это очень понятно. Не меньшей парадоксальностью является и возможность мысли о таком всем "знакомом" нуле. (Фактически знакомо только обозначение нуля. В примере "нуль яблок" мы соприкасаемся с примером обозначения отсутствия предмета словом "нуль". Какого-то нуля вне обозначений нет.)

      Дело в том, что парадоксальным является и высказывание "несуществующее не существует". Суть парадокса не­существования сводится к тому, что несуществующее, будучи отрицаемым или используемым в какой-то иной логической операции, оказывается в некотором роде существующим. Утверждаемая самоотрицательность несуществующего так­же может делать несуществующее субстанционализированным (субстан­ци­о­­наль­ным).

           

        Один  из  вариантов  парадокса (1970).

 

      Денотат понятия "ничто" есть ничто, а значит, он есть, ибо отсут­ствие денотата в этом случае уже есть денотат.

 

      Небытие оказывается опредмеченным именно вслед­­с­твие факта своего рассмотрения.            

 

6.8  Парадоксы  бесконечности

 

      Введение бесконечности в ту или иную математическую область способно вызвать несообразности самого различного рода. От подобных несообразностей иногда удается избавиться, используя конвенции. Успех такого избавления различен. Так, в известных областях математики выражения типа а ∕ ∞‚   ∞ ∕ 0, 0 ∕ ∞ и т. д. считаются неопределенностями. Тем не менее, на уровне метатеории мы вправе за­дать вопрос: "Что происходит?" На языке наших рассуждений приве­денные выражения — не неопределенности, а парадоксальности, частные случаи парадоксальности рассмотрения нуля и бесконечности.

      Напрашивается вывод о том, что "неопределенности" суть свиде­тельства алогизма понятий "нуль" и "бесконечность". При более подроб­ном рассмотрении, в том числе при рассмотрении различных возможных дефиниций начальных понятий, становится ясно, что алогизм заключен в самих понятиях "нуля" и "бесконечности", а не в тех действиях, ко­торые производятся с ними.

      Если нуль — знак фиктивно-отсубъективный и не может быть факти­ческим числом чего-либо, так как он обозначает отсутствие существования того, что он обозначает (например, в данный момент и в данном месте), то и бесконечность не может быть фактуальным числом, то есть бесконеч­ность по крайней мере не может быть актуальной.

Методы спасительных "табу", пригодные для конкретной области конкретной дисциплины, не при­год­ны для логических рассуждений вообще.

 

 

6.8.1 Противоречивы такие синонимы арифмети­чес­кой бесконечности, как "максимальное число" и "последнее число числового ряда" (подразумевается актуальная бесконечность). Бесконечное последнее число числового ряда получалось бы при сложении предыдущего числа с единицей при всем том, что конечное, будучи сложенным с конечным, может дать толь­ко конечное.

С другой стороны, если предыдущее перед "бесконечностью" число есть также бесконечность, то тогда имеет место нелепость: натураль­ный ряд, начиная с некоторого числа, перестает быть возрастающим, по­вторяя одно и то же число, что противоречит  понятию числового ряда.

Аксиоматическое введение "большей" и "меньшей" бесконечности малооправданно как общий случай, но если такое введение и состоялась, то оно способно только умножить парадоксальность бесконечного. При наличии некой трансфинитной накопительности может возникнуть требова­ние об указании первого трансфинитного члена в ряде. Сле­довательно, вышеуказанный парадокс по-преж­не­му будет иметь место.

 

     6.8.2  Пусть мы имеем два бесконечных множества и пусть элементы этих множеств находятся во взаимно-однозначном соответствии. Если от каждого из этих множеств мы отнимаем по элементу, то они остаются бесконечными  ∞  — 1 =  ∞  (в общем случае противное означало бы небесконечность: конечное число элементов, сложенное с единицей — еще одним элементом дает также конечное число  элементов).

      Пусть элементы множеств обладают свойством взаимно-однозначно­го уничтожения, то есть определенный элемент одного множества уничтожает соответствующий ему элемент в другом множестве и при этом уничтожает­ся сам. Пусть взаимоуничтожение элементов наступает только после зада­ния операции взаимоуничтожения.

      Зададим такую операцию. Каждая пара элементов, находящихся во взаимно-однозначном соответствии, уничтожается. После совершения такой операции оба множества перестают существовать. Мы получили противоре­чие: с одной стороны, ∞ − 1 = ∞, с другой стороны, процесс унич­тожения бесконеч­ного множества сводился к сумме операций ∞ — 1. Бездейственность одной операции означала бы бездействие операции ин­тегральной, ввиду того, что каждая составляющая операция ничего не изменяет.

      Следует заметить, что рассмотрение только что описанной картины с помощью обычного математического аппарата было бы неправомерным и наивным именно вследствие примативности рассма­триваемого парадокса и неизбежного алогизма, проникающего в исходные системы аксиом соответствующей математической области. Известны, например, наивные решения парадокса "Ахиллес и черепаха" с помощью обычных ме­тодов математического анализа. Использование здесь бесконечно малых (а затем рядов) или аксиомы Дедекинда подобно доказательству движения вещи в себе посредством хож­­дения ногами.

      Рассмотренному парадоксу можно придать более наглядный вид. Пусть имеются два бесконечных враж­дебных друг другу войска. Воины каждого из них выстроены в шеренгу лицом к неприятелю. Эти шеренги отстоят друг от друга на расстояние в 2/3 копья. Напротив воина одного войска расположен воин другого войска. Что происходит далее — читателю ясно.

      Если все воины честно и умело сделают свое дело, то оба войска переста­нут существовать, но в то же время от гибели одного воина войско никак не умень­шается.

 

      Итак, переход из конечного в бесконечное или бесконечного в ко­нечное практически невозможен. Сама бесконечность производимых операций не аннулирует актуальности парадокса. Все воины уничтожили друг друга сразу в один момент, но если бы в каждый момент уничтожалось только по одной паре воинов, то бесконечность самих моментов не повлия­ла бы на сам разрыв между конечным и бесконечным: образуется новый парадокс — сколько бы бесконечно не ликвидировалось по одной паре воинов, сама бесконечность (в плане последовательности проведения процесса) остается нетронутой, а отдельные операции "снятия пар" ничего бы не из­меняли; с другой стороны, если мы берем уже свершенную бесконечность, рассматриваем ее ретроспективно, то оказывается, что обоих войск не существует.

Парадоксы данного типа можно интерпретировать с помощью символов так:

 

∞  —  1  • ∞  =   ∞     (1)

∞  —  1  • ∞  =   0      (2)

 

Откуда следует, что 0 = ∞          (3),

что и следовало ожидать. Бесконечность так же, как и нуль, является знаком небытия. Бесконечность — такая же отсубъективная условность, как и понятие "куча"..

6.8.3 Отрезок не может состоять из бесконечного количества элементов, даже если под отрезком подразумевается отрезок классической геометрии. Если иметь в виду протяженные элементы, то в случае бесконечности их количества, длина отрезка будет бесконечной, что в тривиальном случае невозможно, так как мы имеем конечный отрезок.

Непротяженные элементы (точки) также не могут быть актуальными элементами отрезка: две точки поставленные "рядом" либо образуют одну точку из-за их непротяженности, либо между ними остается актуальным про­межуток. Последний будет иметь место даже при ортодоксальном предполо­жении о бесконечности точек между двумя любыми точками.

Допустим, что некий отрезок состоит из бесконечного числа точек, но тогда он должен быть одной точкой, то есть вообще отсутствовать, быть равным нулю, так как две любые актуально граничащие точки оказываются од­ной точкой.

     Таким образом, бесконечность точек на отрезке может рассматриваться либо в потенциально-ин­стру­­­­мен­таль­ном (заведомо условном) смысле, либо точки могут считаться только границами отрезка и рисками на нем, но не его наполнителями. Применя­емые в математике представления о взаимоотно­ше­нии прямых и точек на них, как правило, являются примативно-алогичными.

 

6.8.4 По уже указанным причинам протяженное "тело" не может быть делимо до бесконечности.

       a  /  ∞  =  0, а нуль есть обозначение "ничто", но в то же время:   a  /  ∞  =  k, где  k   ≠    0.

      В первом случае тела вообще бы не было в наличии, так как сложение нулей дало бы нуль. Во вто­ром случае конечное тело не смогло бы быть конечным.

 

6.8.5 Пусть мы имеем прямую. Делим ее на две части:

                                  

∞ / 2  =  ∞

 

Затем задаем деление полученного луча еще на две части. Пусть даже мы не сможем указать точку этого деления, но против этой операции нет ре­зонных возражений. Итак:

                                          ∞ / 4 =  ∞

Пусть во время второй операции мы делили правый луч. Левая половина правого луча окажется отрезком, но отрезок не может быть равным бесконечности (парадокс ограниченной со всех сторон бесконечности), и в то же время этот отрезок равен правой половине правого луча, причем длина этой части равна бесконечности.

 

6.8.6 Деление можно производить чисто аналитически. Пусть мы имеем луч, составленный из конечных протяженных кубов. Каждый куб имеет номер, и вся совокупность номеров образует натуральный ряд. При этом аналитический результат:

          

∞ / 2  =  ∞

 

Левая ограниченная часть луча равна правой, которая в свою очередь равна бесконечности, но с другой стороны, ограниченное число кубов не может быть бесконечным.

 

Все это похоже на канторовскую попытку сохранения актуальной (ограниченной) бесконечности, приведшую затем к противоречиям.

 

6.8.7 К противоречиям можно прийти, если оперировать с бесконеч­ностью алгебраически. О подобных противоречиях уже говорят приводившиеся нами выражения:  а / ∞,   0 / ∞.

При решении алгебраических уравнений, составленных так, что в них вклю­чена бесконечность в качестве одного из членов, мы можем получить такие выражения, как  ∞ + 2 = 2   и   ∞  = 0.  Любопытно изменение некото­рых алгебраических алгоритмов (например, указывающих, что происходит с правой частью уравнения, если все ее члены перенесены в левую), при одно­временном полном снятии нуля и введении бесконечности. Мы как бы будем иметь три вариан­та бесконечности: минус-бес­ко­неч­ность, бесконечность и плюс-бесконеч­ность, фак­тически равные друг другу не только по абсо­лютной величине. В таком и только в таком случае оправдается сам зна­чок бесконечности: рациональные числа зам­кнутся в восьмерку. (Это окажется не ряд рациональных чисел, но два кольца таких чисел, соединенных в нуле-бесконеч­ности.)

      Апеллируя по очереди к различным свойствам нуля-бесконечности с некоторым успехом можно строить космогонические гипотезы. Такие числа, как  "нуль", "бесконечность" и даже "единица" явно содержат в себе нечисловые и даже нематематические аспекты. Один из таких аспектов пралогичен. Однако именно он и не имеет никакого отношения к рациональности.

 

       6.3.8 Попытка запрещения тех или иных операций с бесконечностью имеет смысл только тогда, когда необходимо абстрагироваться от алогичности и противоречивости понятия бесконечности, или тогда, когда идет речь о бесконечности заведомо условной, потенциальной. Всё это возможно только в довольно узких и ограниченных областях математики и приложениях последней (также ограниченных). Кантору и его последова­телям не удалось непротиворечивое сохранение бесконечности в теории множеств. Бесконечность и достаточно большая общ­ность теории множеств несовместимы.

 

       Это можно сказать не только о теории множеств, но и о формальной геометрии. Каким образом будет возможно преобразование фор­мальной геометрии в любую конкретную при сохранении понятия "бесконеч­ность"? Если точкой в одной из конкретных геометрий будет считаться протяженный объем, то как тогда будет выполняться условие о бесконечности точек между двумя любыми точками?

 

 

      Идея бесконечности есть прежде всего фантастическая метатеоретическая идея. К сожалению, об этой фантастичности принято забывать не только в математике.

 

     К парадоксам бесконечности примыкают и более специальные мате­матические парадоксы: парадокс Бурали-Форти (1897) и сходный с ним парадокс Кантора (1899). Парадокс Бурали-Форти относится к теории порядковых чисел, а парадокс Кантора — к теории кардиналь­ных чисел.

      Парадокс Бурали-Форти звучит так:

      Для любого п о р я д к о в о г о числа существует порядковое число, его превосходящее. Однако порядковое число, опреде­ляемое множеством всех порядковых чисел, является наибольшим порядко­вым числом.

 

      Еще раз обращаем внимание на взаимосвязь парадоксов бесконеч­ности и парадоксов саморефлексивности. Сходство парадоксов бесконечности с парадоксами вида "Лысый" и "Куча" свидетельствует о наличии интерсубъективного произвола.

 

 

6.9  Теоремы  Гёделя о неполноте[18]

 

Существует две теоремы Геделя о неполноте, а также множество их конкретных истолкований и при­ложений. Как сами теоремы, так и их при­ложения не являются парадоксами. Парадоксальной оказывается человеческая практика теории по отношению к названным теоремам Геделя. Тем са­мым имеет место некоторый эпистемологический парадокс, уничтожается очередной идеалистический лужок.

 

I. В любой непротиворечивой формальной системе, содержащей минимум арифметики (+, • ,∀, ∃ и алгоритмы), найдется формально неразре­шимое суж­­дение.

II. При выполнении дополнительных условий в качестве формально неразрешимого суждения можно взять утверждение о непротиворечивости рассматриваемой системы.

Неразрешимыми суждениями принято называть суждения, которые недо­казуемы и одновременно неопровержимы. Для доказательства своей непроти­воречивости формальная система требует более мощ­ной формальной системы, но при этом более мощная формальная система не погружается в менее мощную систему (подразумевается перевод одного логико-мате­ма­тического языка в другой с сохранением тех или иных дедуктивных свойств). Так, формальный математический анализ не погружается в арифметику, теория типов не погружается в анализ, теория множеств не погружается в теорию типов.

Теоремы Геделя пересекаются как с парадоксами саморефлексивности (невозможность доказательства не­про­­тиворечивости системы  средствами самой системы), так и с парадоксами бесконечности (дурная бесконеч­ность иерархии формальных систем, из которых одна должна обосновывать другую). 

 

 

 

 

 

 

 

 

6.10 Парадоксы измерений (метрики)

 

Нульмерное не является чем-то протяженным и бытийным, но не могут быть бытийны и те протяжения, в которых нульмерное присутствует косвенно. Предполагая возможность протяженности с числом из­мерений n, мы тем самым отвергаем наличие всех других измерений, так как меньшие измерения будут в большем измерении небытием, как небытие точка для отрезка, а бóльшие измерение не могут существовать по той причине, что тогда небытием оказалось бы то измерение, которое по предположению считалось наличествующим.

Плоскость не может состоять из точек, для нее они — "нули", но, с другой стороны, сама плоскость имеет нулевое третье протяжение и сама точка может рассматриваться теоретически как наименьший мини­мальный участок плоскости... Если бы плоскость была субстанцией, то точка, не будучи субстанцией (из-за своей непротяженности), была бы субстанцией вследствие того, что субстанция себя сама внутренне исчерпывает и, следовательно, содержит в себе свою внутреннюю грани­цу — точку и как участок, и как ограничитель по третьему измерению. Если бы граница была вне субстанции, то субстанция себя не исчерпыва­ла бы и не ограничивала.

Точка может быть поставлена в любое место плоскости и однако не может быть поставлена рядом с соседней точкой, хотя непосред­ственная окрестность точки есть ничуть не худшее по сравнению с лю­бым местом место.

То, что мы сказали о двух измерениях, можно сказать, сделав поправку на порядок, о любом измерении. Каждое из измерений, отрицая все другие измерения, косвенно их в себя включает.

 

        

 

6.11  Парадокс нефатальности (1968)

 

Если событие произошло, то оно уже неизбежно. Какого-либо фактора "избегания" просто не может существовать. Если "избегание", "отк­лонение" приводит к этому, а не к другому становлению, то "э т о" ста­новление неизбежно.

Допустим, что негде из наличия события У при обычных условиях должно следовать событие X, но произошло событие Z, которое отме­нило событие Х и дало некое событие F. Однако эта отмена оказывается предопределённой в силу события Z.

Аналогично фатальность можно связать с отсутствием детерминизма: нефатальное и в этом случае невозможно, в силу самого хода времени.

Нефатальность будет парадоксальной и при пред­положении о взаимосуществовании альтернативных событий, ибо предопределенность и непредопредоленность в этом случае зависимо-отно­си­тель­на и связана с одним из противоположных событий.

Вопросу о фатальности пытаются необоснованно придавать тот или иной эмоциональный окрас.

Взаимодействие фатальности со свободой и несвободой нами уже рассматривалось /5.1.5 В/. Возможна так называемая имманентно мотивированная фатальность.

 

 

6.12  Псевдопарадокс необходимости

 

      Аристотель писал: "Уничтожение случая ведет за собой нелепые последствия. Если в явлениях нет случая, то все существует и возни­кает по необходимости, тогда бы не пришлось ни совещаться, ни дей­ствовать... " и т. п. Ужаснувшись кажущейся эмоциональной тяжестью необходимости, Аристотель не­пос­ледовательно изгоняет из царства необходимости сове­щания и действия и потому получает некое житейское противоречие.

      Необходимость (речь, конечно, идет о псевдосредно представляемом мире, о псевдосредной модели мира) проявляется для человека через его же внутреннюю необходимость, через его совещания, действия, же­лания, цели и даже причуды.

      Поскольку желания и цели предопределены до человека — человек несвободен, но, с другой стороны, желания и цели суть цели самого человека, а потому человек — свободен (типичный пример псевдосредной диалектики).

      Онтологические и эпистемологические поправки мало что добавляют к сказанному выше. Они дают только некоторые ограничения. Так, термин "человек" приходится менять на термин "субъективное сознание", а всякого рода субъективные и отсубъективные (идеальные) кажимости необходимости оказываются всего лишь производными-про­ек­ци­ями, что, тем не менее, никак не меняет их жесткости и однозначности.

 

 

 

6.13  Парадокс атома протяженности

 

1. Пусть дан атом протяженности. Тогда  получится, что этот атом, будучи протяжен в целом, не является протяженным внутри себя: ничто образует протяженность.

      2. Атом протяженности оказывается декартовым сосудом, в котором нет ничего (декартов парадокс пустоты). Вследствие этого "стенки" атома смыкаются, а поскольку мы имеем дело с атомом протя­женности, далее обращаются в "нуль", ничто, — сам атом исчезает.

      3. Пусть дан атом протяженности. Пусть это будет трехмерный атом протяженности. Но тогда у этого атома будет "поверхность". Его поверхность протяженна[19] и, как и сам атом, может бесконечно делиться. Следовательно, должны быть наименьшие лоскуты поверхности и внутри себя они непротяженны (логика та же), далее — линии, в которые заключены эти лоскуты, не могут быть делимы до бес­конечности, а потому имеются атомы-отрезки... Далее мы доходим до точки, которая, как и отрезки, есть небытие.

      Рассмотренная в пункте 3 наивная геометрическая модель атома протяженности вполне может быть обобщена на большее число случаев, либо конкретизирована до той или иной субстан­ци­о­наль­ности.

      4. Противоречие заключено уже в самом понятии "атом протяженнос­ти". Онтологически атом протяженности означает атом существования, то есть получается, что существование есть только некоторая внешность, в своей сущности существованием не являющаяся, а значит являющаяся несу­щест­во­ва­ни­ем-небытием.

Рассмотренный в этом пункте парадокс интересен при введении модальностей существования.

 

 

 

6.14  Замыкание псевдосред

          на вечное повторение

 

      Псевдосредный мир в значительной степени повторяется в простран­стве и времени. В различные времена и в различных участках пространства встречаются объекты, похожие друг на друга, а также кажущиеся почти идентичными. При этом чем более низкий натурфилософский или естествен­нонауч­ный уровень мы берем — тем эта квазиидентичность объектов больше: микрообъекты одного вида более похожи друг на друга, чем одновидовые макрообъекты. Существует еще одно чисто количественное замечание: химических соединений меньше, чем пород, минералов и других их образований; химических элементов (в том числе изотопов) мень­ше, чем химических соединений и всякого рода радикалов; "элементарных" частиц меньше, чем атомов, ионов и различных ядерных осколков. Можно рассмат­ривать и не рассматривать кварки, считать микромир более много­образным, но нельзя слишком односторонне следовать за данными наук — всякие околофилософские выводы, сделанные на основе конкретного науч­ного материала конкретного периода человеческой истории всегда чреваты в своем достаточно общем виде последующей наивностью. Тем не менее, скорее всего, нельзя искать чрезмерно большого многообразие в конце лестницы, ведущей в глубь псевдосредной субстанции. Деление мира в глу­бину, кроме того, ограничено и чисто логически.

       Эта ограниченность может не выступать в явном виде. Так, Аристо­тель считал, что мраморный брусок содержит в себе в скрытом виде беско­нечное число статуй. Число статуй велико, но оно не может быть беско­нечным. Конкретная конечная глыба мрамора содержит в себе конечное число молекул СаСО₄, а следовательно, и конечное число "кристаллов" собствен­но мрамора (наименьших образований, обладающих свойствами мрамора). Чисто математически из конечности исходных элементов вытекает и конеч­ность их комбинаций.

 

     Конечная вселенная (псевдосредная, а не онтологическая) неизбежно оказывается уподобленной мра­мор­ной заготовке в любой из периодов ее эволюции (является ли "нулевой" период аналогичным онтологическому космо­су или нет, пока спорно). Ввиду того, что сама цельная вселенная логически рассыпана, не следовало бы говорить о некоем данном состоянии все­ленной, но до определенной степени допустимо говорить о том или ином состоянии макро- или микрообъекта.

Из парадоксов бесконечности следует, что число каких-либо эле­ментарных сущностей или элементарных состояний не может быть равно бесконечности. Взаимопревращения элементарного здесь не играют роли. Число комбинаций элементарного также оказывается конечным. Если число комбинаций исчерпано (а это исчерпание обещает дленность), тогда, вследствие значимости законов сохранения, вселенная неизбежно начнет повторяться, то есть, рано или поздно она начнет повторяться не только частично, но и целиком. Будущее превратится в прошлое.

Если подобная псевдовселенная повторилась хотя бы раз, то она будет повторяться и далее (как детерминистически, так и индетерминистически — не имеет значения; в силу свободы необходимости от причин­ности). При этом вовсе необязательно, чтобы исчерпались все возмож­ные комбинации. Путь вселенной — только узкий спектр из всех каза­лось бы возможных комбинаций.

       Абсурдно-дурное вечное повторение будет иметь место и при уточ­нении (псевдосредном же) этой первоначальной примитивной модели с введением разнотекущего времени, неодновременности, периода катастроф, рассмотрением возможности распада эле­мен­тарных частиц одного вида, реликтово-плаз­мен­ного состояния и т. п. Пусть это будет не модель-окружность, а более сложная замкнутая на себя фигура.

 

 

 

 

 

 

 

 

               Квазиреальная вселенная (темная фигура)      

                     

 

 

 

    Будуще-прошлые вселенные (светлые фигуры)

 

 

      Все подобные модели не имеют какого-либо метафизического смысла. Однако сам распад абсолюта на постабсолюты (с соответствующим услож­нением) фактически не имеет альтернативных описаний, поскольку сво­дится либо к тем, либо к этим самозамкнутым мнимостям, что отчасти коррелирует с физической относительностью.

 

 

 

 

6.15  Границы диалектики

 

      Ввиду разрастания области фикций и дифференциации человеческих сфер диалектика перестала быть только риторическим приемом и методом и зачастую отождествляется с диалектичностью — некой псевдообъектив­ной диалектикой. Естественно, в кон­кретных областях возникает вопрос о продуктивности подобного отождествления и о его смысле. Одно дело, когда мы имеем дело с субъективной эвристикой, а другое — когда идет речь о попытке универсализации.

      Многие диалектические "противоположности" — такие, как свобода и несвобода /1/, случайность и необходимость /2/, бытие и небытие /3/ (цифрами обозначен различный тип таких противоположностей) —  показывают, что задачей диалектики является либо стыковка фикций различного поряд­ка, либо реже — фиктивного и нефиктивного, относительного и другого относительного, относительного и абсолютного, субъективного и друго­го субъективного, субъективного и объективного. В только что приве­денном предложении слово "реже" соответствует гораздо большему классу случаев — это так, поскольку, как правило, мы имеем дело с совершенно пустой, чисто декларативной попыткой  или претензией на диалек­тику. Однако и та диалектика, в которой просматривается некоторая схватываемость положения вещей, также не слишком далеко ушла от констатативно-тавтологической декларатив­нос­ти. При всем том в диалектике нет и не может быть, как мы увидим, логики; скорее наоборот: диалекти­ка в определенной степени противоположна логике, а потому и ее тавтологичность никак не оправдана. Речь идет не о самих диалектических формулировках — в них как раз требуется предельная поверка соответству­ющими логическими фигурами и предельное уточнение посылок — но о метатеории. В этом главный парадокс диалектики: претендуя на максималь­ную общность, основание оснований, ди­а­лектика в то же время во многих случаях весьма сла­ба в метатеоретическом качестве, поскольку допущения, делаемые при "диалектических" рассуждениях заведомо смешивают несовместимое, то  есть, го­во­ря нашими словами, — явления различных сред. Главная причина парадокса диалектики в том, что мощность обоснования противоположных посылок оказывается гораздо ниже мощности обоснования диалектической связи-про­ти­во­ре­чия.

     

      К собственно онтологическому диалектика неприменима. Здесь дей­ствует противоположность ди­а­лек­тичности — саморефлексивность. Наобо­рот — саморефлексивность неприменима к фикциям и относительному: здесь она приводит к парадоксам, типа "Лжец" и парадокса Рассела.

      Один из примеров совершенно неправомерного использования диа­лектики — это попытки описывать и объяснять движение-перемещение. Словесное диалектическое описание никак не спасает от апорий Зенона. Последние связаны именно с формально-ло­ги­ческим противоречием, которое, по сути, не пересекается с противоречием диалектическим. Извест­но, что формально-логическое противоречие и диалектическое не тождественны. Если в том или ином "диалектическом" утверждении и имеет место нару­шение логики, то оно как раз и касается нарушения взаимоотношений между языком и метаязыком, теорией и метатеорией.

   

 

      Наиболее оправдано использование диалектики там, где одна про­тивоположность содержится в другой и совершенно ясно обстоятельство, приводящее к мнимой антиномии, но и в этом случае использование диа­лектики — это скорее риторический и иллюстративный прием, не да­ющий каких-либо новых сведений. Не являясь орудием познания (если не иметь в виду эвристики), диалектика оказывается фактором нового сосредоточения, позволяющего оце­нить ограниченность конкретного частного взгля­да, то есть ди­а­лектика — это нечто вроде риторики прикладного мышления, а ограниченность диалектики и связана прежде всего с ограниченностью нефилософского мыш­ления, претендующего на общность. Вытекая из ограниченности, диалектика сама ограничена.

 

Чаще всего приходится иметь дело не с диалектикой, а с ее мнимостью, связанной с неразграниченностью логического объема терминов. Если мы возьмем какой-либо обыденный предмет-поток и обозначим одним и тем же словом его различные стадии, то получим множество противо­речий, хотя бы потому, что стадии-состояния логически неконгруэнтны. При обозначении Гераклитова множества рек одним и тем же словом "река", может оказаться, что каждая конкретная река будет моментам развития некой сверхъестественной реки. Не всегда имеет смысл присваивать имя только что умершего новорожденному.

Изменения, наблюдаемые в сознании, несамостоятельны, и любая кон­цепция движения, пусть даже концепция движения-зажигания (каждый из цепи "атомов пространства" принимает последовательно вид микрообъекта)[20], не привносит в ощущаемую данность движения источной самостоятельности, ока­зывается повиснутой в воздухе. Парадоксы движения суть парадоксы трансформированной самореф­лек­сив­­ности, проистекающие из попытки введения в зритель­ное или умственное в'иденье фиктивной самости виденного. Диалектика в подобных случаях — способ порождения псевдосубстанции, то есть в данном случае чисто словесной субстанции.

     Неприменимость диалектики к объективному сле­­дует из того, что из онтологического элиминировано смежное обыденному факту движения: струк­тура, время, стробоскопичность... Метафизическое изменение нелепо именно вследствие того, что метафизическое есть самость, окончательная инстанция, за собой ничего не содержащая. Другая причина: отсутствие движения — нерасчлененность, безграненность объективного существования.

Так называемые "законы диалектики" столь же непродуктивны, как и все остальные законы. Отрицание отрицания, переход качества в количество и наоборот, возникновение поляризаций — явления макростатистики, причем весьма поверхностной. Законы диалектики выступают не как причина или движитель, а — как макрорезультат, взятый постфактум.

Мировоззренческое значение диалектики — субъ­ек­тивно-приспособительное. При практическом диалектическом взгляде на вещи проще подгонять мыш­ление и намерения под разрозненные и несопрягаемые псевдосреды прак­тики. Условная диалектика и должна прикладываться к условности мира псевдосредных кажимостей.

Некоторое сущностное значение имеет только ква­зи­диалектика недобытия в плане появления абсолюта. Возникновение диверген­ций уже производно. Понятно, что диалектика, как и религия, парази­тирует на тех или иных непроясненностях.

 

 

6.16  Парадокс структуры

 

Пусть мы имеем не два феномена, а две субстанциональные данности (два ноумена), соседствующие друг с другом и имеющие границу.

Этой границы не может быть: имеются две данности и за этими дан­ностями нет никакой самостийной общности; две данности выказывают себя как монады, составленные из разных субстанций, так как каждая из этих данностей и есть собственная субстанция.

      Наблюдателей этих данностей нет, и одна данность не может ощущать другую данность, поскольку ощущение есть самоощущение. Эти данности находятся не в пространстве, а сами в себе, а значит, нет такого места, где они могли бы быть вместе и где могла бы находиться их гра­ница. Относительно одного из ноуменов другой ноумен отсутствует, сле­довательно, структуры образованной из этих двух ноуменов, то есть объектив­ной структуры, не существует.

     Если между двумя этими монадами нет ни пустоты, ни границы, то при условии своей объективности (в том числе субъективной объективности, пол­ноте) эти две монады оказываются одной и той же монадой.

      Аналогично этому некий красный квадрат, актуально граничащий с зеленым, рождает массу противоречий. Если граница между зеленым и красным равна нулю, то ее и нет — возникает парадокс соседства. Но любая структура подразумевает наличие соседства.

      Подобные парадоксы, снимая объективную разделенность, в то же время подводят нас к топологии образования постабсолюта. Возможность различного в постабсолюте компенсируется неполнотой и чис­той субъек­тивностью, самокапсулированностью.

      Если нефилософским наукам будущего крупно повезет, то у них может появиться возможность иметь своим предметом не обычное пространство-вре­мя, но протострук­ту­ру-время. Парадоксы времени и структуры переплетены. Заведомая условность пространства-времени (а оно все-таки более логично, чем время и пространство!) связана с неизбежной привязкой его к отрицающим (разрывающим) друг друга псевдомонадам-наблюдателям. Термины "быстрее" и "медленнее" невозможны при отсутствии терминов "память" и "субъект". Под видом "наблюдателя" физики кое-как включили субъекта в свои теории, но память, увы, оказывается протащенной неявно.   

 

6.17  Причинность (1968)

 

      Причинность выглядит как абстрактное натурфилософское инобытие закона достаточного основания и имеет применимость в тех или иных абст­рактно-условных сферах. Прагматически причинность обычно понимается в качестве связи событие — событие, предмет-поток  —  событие, действие — результат и т. д.

      Однако никогда невозможно указать на какую-либо реальную причин­ность. Последовательно-про­цес­­суаль­­но причинность можно рассматривать как связь становление-становление. Сами представления о причинности вы­текают из представлений обыденных и обладают многими недостатками пос­ледних. При всяком достаточно общем и подробном рассмотрении причинность превращается в нечто расплывчатое и ни к чему не пригодное.

Возьмем эмпирическую картину: мы чиркнули спичкой — вспыхнул огонь. Спрашивается: "Где здесь причина? Где следствие?" Чирканье — процесс, вспышка — процесс. Между двумя этими наглядными событиями-ощущениями (или просто псев­до­средными событиями) — цепь скрытых (псевдо­средных) событий: трение, нагревание, химическая реакция, раскаливание дымовых частиц, испускание квантов и т. п. Кроме того, видимое чирканье и вспыш­ка — это субъективное явление, а потому чирканье-вспышка коррелируют с псевдосредными мозговыми процессами. Неприкаянный психофизиологический вопрос оказывается замешанным и сюда.

      Рассмотренные неявные события основаны на дру­гих неявных событиях, выпадающих из возможного рассмотрения, и совершенная подстановка опыта невозможна вследствие отсутствия тонкого глубинного опыта. Называть причиной и следствием зрительные ощущения, как это делает обыденность, не имеет смысла. Какой-либо возможности отыскать вполне локальные псевдосредные причины и следствия не существует.

Абстрактно детерминация оказывается абстрактной связью между аб­страктными становлениями. Подобная детерминация превращается в рутинную фатальность. Предыдущий мир оказывается здесь пол­ной и общей причиной последующего абстрактного мира, а отсюда некая вселенная Х, существовавшая за множество вселенных от вселенной У в прошлом, полностью предопределяет вселенную У. Классическая модель такой предопределен­ности вполне проста и понятна. Неклассическая модель предполагает отсутствие абсолютности времени и пространства и может предлагать несколько решений. Если бы существовала какая-либо современ­ная натурфилософия, то она с теми или иными трудностями неизбежно вклю­чила бы в свою модель развития аномальные астрофизические объекты. Подобное, казалось бы, должно разрушить детерминистические последова­тельности... Но, увы, континуум пространства-времени вновь все ставит на свои места. Дело здесь не в наличии или отсутствии такого континуу­ма в действительности, а в возможности описания через его посредство физического и нефизического псевдосредного мира. Как мы уже отмечали, у модели мира, сопряженной с фатальностью и вечным повторением, большой запас прочности. Эту модель не изменят даже экспериментальные систе­матические наблюдения различных нарушений причинности (не только в виде перестановок причин и следствий). Виной такому постоянству — всё тот же закон достаточного основания. В данности этот закон выражается через базу существования несамостоятельного и через базу самоданности. Значение подобного снимается только в недобытии.

 

6.18  Случайность

 

      Объекты, предстающие в большинстве псевдосред, подобны объектам наивного реализма. При этом иногда противопоставляют "случайное" в объекте "сущности" объекта, "случайное" явление — необходимому или зако­номерному. Фактически наличие так называемого случайного связано с ракурсом субъективности. Рассматривается некоторая условно-замкнутая система, даже и псевдосредно зам­кну­той не являющаяся.

      Возьмем в качестве примера следующую картину: в некоторой лабора­тории проводится определенный опыт; в результате опыта должно про­изойти известнее событие (итог). Однако в помещение лаборатории (о случайность!) попадает посторонний объект (осколок кирпича, пуля, метеорит и т. п.), вследствие чего течение изучаемого процесса меняет­ся, что в свою очередь приводит к получению результата, отличающегося от ожидаемого. Если наш горизонт ограничен только лабораторией, то мы называем происшедшее случайностью, но если мы вместе с лабораторией рассматриваем баллистическую кривую пули или метеорита, то получение иного результата — необходимость.

      Случайность вложена в необходимость подобно тому, как свобода вложена в несвободу. Однако подобное деление на противоположности вызвано частными инструментальными потребностями, а еще вернее — потреб­ностями абстрактного описания, ограниченного рамками инструментальных или субъ­­ективных возможностей. Тем не менее, в примере свободы и несво­боды диалектика псевдосред носит более чистый характер, поскольку не­зависимо от ракурсов рассмотрения свобода — это то, что по происхожде­нию носит имманентный источник, как, например, импульс движения или мотив поведения. Кроме того, ограничение здесь вполне естествен­но, то есть вызвано вполне первичными натуральными причинами, в то время как деление на необходимость и случайность связано, в лучшем варианте, с ограничением искусственно выбранной системы.

      Натурфилософски очень легко подвергнуть критике базу статистичес­кой физики, рассматривая детерминацию как связь становление — становление. Пусть мы не можем сделать тот или иной расчет на длительный период или высчитать перемещение каждой молекулы, но в ничтожный промежуток времени последующее определяется предыдущим в некоторой псевдосредной квазиобъективности. Подобные рассуждения не имеют доказа­тельного философского статуса, но имеют аналогии с более общими выводами, которые касаются необходимости вне детерминированности. Так пралогическое только кажуще похоже на вероятностное, поскольку ограничено оло­ги­ченными рамками вписанности в бытие. Свойство нелогичного в том, что оно вынужденно приводит к логичному.

 

6.19  Итальянские виноградины

 

     Некогда в австрийской философии в связи с вопросом о наличии истин в себе и независимости истин от феноменов делалось утверждение о существовании ЧИСЛА ВИНОГРАДИН, СОБРАННЫХ  В ПРОШЛОМ ГОДУ В ИТАЛИИ /Подробнее см. разд. 2.6.3/. Утверждалось, что это число необходимо существует, невзирая на то, что оно никому не известно. Разумеется, шла речь о точном, а не ориентировочном числе.

 

Нетрудно догадаться, что подобная позиция весьма уязвима. Нелепости начинаются уже с вопроса о том, что именно считать собранной ви­но­гра­ди­ной: считается ли виноградиной полвиноградины, раздавленная ви­ноградина и т. д. При этом ввиду того, что речь идет об истине в себе, никакие браковочные критерии не подходят. Кроме того, выбраковки всег­да носят приблизительный характер и не могут быть осуществлены в пол­ной мере.

С более логической точки зрения можно видеть, что расширение субъ­ективных сред в некие всесреды довольно абсурдно. Затруднение с виногра­динами иной природы, чем метрический парадокс числа книг, находящихся на полке /см. разд. 3.6.6/. Тем не менее между двумя этими затрудне­ниями есть пересечение, которое и связано с истинами в себе. Число книг, находящихся на полке, более непреложно и однозначно, чем число виноградин, собранных в Италии, в том случае, если мы имеем дело с вариантом, не осложненном трудностями различений и распознаваний. В наз­ванном варианте мощность парадоксальности даже усиливается: субъ­ектив­но все книги даны в одном взгляде, но число книг (если оно больше семи) субъективно-метри­чес­ки отсутствует.

Не менее провокационным является вопрос: "Су­щест­вует ли дата смерти Наполеона?" Если эта дата существует в определенной системе, то каков статус этой системы? Истину можно найти между этим и следующим вопросом: "Если до появления приматов не было голубого неба, то есть ли оно при приматах?"

 

 

6.20  Поиски онтологий

 

      1. В строгом смысле существование немыслимо. Мыслимой может быть только та или иная конкретная мысль. Перефразируя можно заявить: "Существует не только то, что мыслимо".

      Можно говорить о схватывании в мысли, интенции, отсылках к иде­альному того, что существует в ощущениях, субъекта и отчасти того, что лежит за гранью этих ощущений. Мышлению о том, что существует в ощущениях, препятствует в основном только наклонность к уходу в мир фик­ций, а в более редких случаях — неодинаковость ощущений у различных индивидов. Препятствия мышлению о засубъективном — совершенно неопре­делены.

      Прежде всего следует рассматривать те парадоксы, которые выводят к онтологическому. Парадоксы, связанные с фантомическими математичес­кими объектами и интеллектуальными традициями другого рода (опираю­щимися на фикции), на первый взгляд, менее значимы, но и они в конеч­ном итоге могут приводить к вещи в себе.

     Парменидовское тождество мышления и бытия можно понимать более широко, причем в разных смыслах. Например, слово "мышление" можно заменить словом "сознание", словом "субъективное созна­ние" или выра­жением "всеобщая ологиченность мира" (панлогизм).

     По крайней мере, к субъективному бытию вполне можно приложить высказывание: "Субъективное существование и субъективное осознавание тождественны". Здесь недостаточно осознанно то, что недостаточно существует внутри собственно субъекта. Нео­сознаваемое, бессознательное, фикции и т. п. мы не относим к области субъективного, иначе бы мы включили в эту область всю вселенную.

      2. Можно спросить: "Выходит ли парадокс «Я ЛГУ»  за границы триггерного «ЛОЖНО — ИСТИННО» на некие онтологические соответствия?" Возможны ли в качестве достоверных выражения: «ЛГУ ВООБЩЕ», «ЛГУ ВСЁ»? Казалось бы, ложь может быть толь­ко той или иной сте­пенью искажения истины и "лжи вообще" не бывает, как не бывает "небытия вообще". Ясно, что для человека не существует абсолютной лжи (как и абсолютной истины). Абсолютная ложь была бы просто недоступна для понимания и восприятия, а те или иные виды лжи, которые даны чело­веку, имеют свой статус лжи только благодаря соответствующим им элементам истины, даже если эти элементы касаются только формы изложения или отдельных ато­мар­ных смыслов. Так, ложным в ложном сообщении обычно является только неправильная связь каких-либо относительно истинных фактов. Таким образом, ложь несколько напоминает собой алогизм, но отлична от последнего тем, что обладает не всегда проявленной неправомерностью; при этом проявленность такого ее качества мало зависит от самого субъекта.

Имеет место некоторая субъективная (относительная) парадоксальность лжи. Заведомая ложь впол­не может быть воспринята субъектом в качестве истины, а ложь разоблаченная фактически исправлена для субъекта и не вводит его в заблуждение, то есть как бы теряет статус лжи — ложь была, но ложь исчезла.

Аналогичным образом недоказуемая или неправдоподобная истина вполне может считаться ложью и вызывать к себе отношение, как ко лжи. Парадоксаль­ность (субъективная) здесь в том, что субъ­ект создает ложь, сосредотачиваясь на поиске ис­тины и имея готовую истину перед собой.

В этой области можно назвать множество других казусов, например, типа ошибочного высказывания правильного суждения, нахождения верно­го результата, благодаря двойной ошибке и т. п.

В случае отказа от идеального (идеального-в-на­шем-смысле) пара­докс "Я ЛГУ" может быть интерпретирован только психологически, а соот­несение с какими-либо интенциями и ссылочными ощущениями неизбежно делает высказывание "Я ЛГУ" либо лож­­ным относительным утверждением (в плане неадекватности), либо недоговоренностью. В каком-либо ином случае это высказывание теряет психологическую опору и превращается в идеальность (чистую фикцию).

      Если "Я ЛГУ" как таковое беспредметно, то конкретное выражение "Я ЛГУ" существует в психологическом субстрате. При опоре на данный субстрат оно означает: "Я ЛГУ ДЛЯ ВСЕХ, НО НЕ ЛГУ ДЛЯ СЕБЯ". Эта дуальность (разумеется, в общем случае фантасти­ческая) может исключить обычные ссылки на язык и метаязык, требует дополнений, делая высказывание "Я ЛГУ" незаконченным.

Парадокс исчезает и при выходе за пределы двузначной логики, поскольку в этом случае высказывание можно объявить не ложным и не истинным одновременно.

Аналогично при отказе от логической дискретности и переходе к логическому континууму всякий раз для того, чтобы сказать ложь, необ­ходимо сказать правду и оформить структуру лжи правдивыми элементами.

 3. Рассмотренный выше парадокс похож на известный парадокс "Брадобрей"[21]. От­метая те возможности, в которых брадобрей — женщина, чужак и вообще не человек, а также отставив рассмотрение логики времен, представим мир, в котором нет времени. Акт бритья занимает в таком мире одно мгновение или вечность. Естественно, возможно бритье всех одновремен­но. В этом случае возникает необходимость в удвоении мира, поскольку брадобрей и бреет и не бреет себя одновременно: в одной вселенной бреет, а в другой — нет. Если же мир изначально один, то при постулировании верности формул парадокса мир должен удвоиться в момент бритья-небритья. Что такое движение? Это и есть псевдосредная граница между двумя мирами. Оно, возможно, и чувственная граница. Допустимо строить варианты гносеологий, в которых человеческое сознание перпендикулярно разделам миров, то есть фактически перпендикулярно разделам буферных соз­на­ний. Парадокс "Брадобрей" из мира-мгновения несколько напоминает и апорию "Стрела". Различные миры (неонтологические) с одной и той же стрелой, будут неконгруэнтны из-за смещенности координат стрелы. Разумеется, стрела здесь — уже не стрела, а один из феноменов сознания.

 

      3. К парадоксу "гетерологичности" (См. 6.6.Г).

       В большинстве случаев негетерологичность служит указанием на длину, структуру, происхождение и т. п. слова как знака, но не слова как смысла, то есть отношение негетерологичности характеризует знак, но не смысл. Парадокс исчезает в многозначной логике, где соответствующее прилагательное можно представить как "недогетерологичное", "полугетерологичное", "странное", "над­уров­нен­ное", и пр.

В парадоксе происходит неявное отвлечение от вопроса: "Что гетерологично или автологично в слове "гетерологическое"? Такого субстрата или такой структуры, какая могла бы связаться с авто- или гетерологичностью в слове "гетерологическое" нет.

       К этому можно подойти с другой стороны и задать вопрос: «Автоло­гично или нет слово "автологическое"?» Парадоксов в этом случае не возникает, но ответ, что это слово гетерологично — не так уж абсо­лютен, фактически гетерологическими называют слова, в которых сразу не бросаются в глаза признаки автологичности. Например, слово "белый" к тому же набранное черными буквами совершенно четко гетерологично, но существует масса слов, в которых такой четкости нет. Примерами последней возможности являются слово "божественный" или слово "черный", набранное черными буквами. Нужно как бы некоторое дополнительное усилие или размышление, чтобы отнести эти слова к гетерологическим. Можно найти некоторые другие пограничные слу­чаи: слово "звонкий", слово "русский", набранное латинским шрифтом или произнесенное с сильным иностранным акцентом и ошибкой. О слове "гетерологическое" говорят фразу: "Если оно негетерологично…" не оттого, что в нем увидено автологическое, а в порядке перебора вариантов из вариантов кажуще ограниченных и говорят: "Если оно гетерологично…" оттого, что в нем прямо не видно негетерологичности. Мы имеем незаконченное и вращающееся по кругу рассуждение от против­ного. Кстати, мы можем не отождествлять автологичность и негетерологичность. Тогда парадокс не имеет места.

Прилагательное считается автологичным по одному из своих свойств. По какому свойству прилагательное "гетерологическое" может считать­ся автологичным? Пусть даже частично автологичным, если подобное возможно? Те или иные из указываемых свойств будут апеллировать к смыс­лу слова, а не к его знаковой структуре, как в случаях "двусложный", "двукоренной", "русское", "одноэмное". Уже поэтому слово "гетерологическое" выпадает из обыч­ного перечня, а не только потому, что оно парадоксально.

 

 

6.21 Парадокс субъективного ощущения

 

      Субъективное ощущение противоречит закону тож­дества. Его равно нельзя назвать ни алогичным, ни абсо­лютно логичным. Если мы возьмем внешние ощущения, то окажется, что экспозиционная недвижность характерна только для весьма узкого класса ощущений и носит до­вольно непостоянный характер. В мгновенной схватывае­мости многих ощу­щений нет и речи о какой-либо опреде­ленности, а отсюда и о само­тождественности. Поскольку мы име­ем в виду субъективно-реальную само­тож­дест­вен­­ность, то это вполне ясно. Ощущение автоматически ока­зыва­ется проекцией на поток и сквозь поток.

      В волнах микровременного забывания-вос­по­ми­на­ния с моментами инерции собственно "мгно­вен­ное" ощущение не фикси­руемо в чистом себе: всег­да есть ощущения, составля­ющие это данное ощущение, а элементарные флуктуации вос­приятия-созна­ния неопределенны и малохарактеризуемы.

      Какое-либо константное интегративное ощущение (например, ощущение "я") несамотождественно по протяженности, поскольку у него нет опреде­ленных, строго данных протяженностных границ. Это можно сказать и о некоторых эмотивных ощущениях. Мы имеем своеобразное ментальное соотношение неопределенностей: чем явнее развернуто ощущение в про­странстве, тем оно неопределеннее по времени (не подразумевается предмет или цикл однотипных ощущений!), а чем оно определеннее и неизменяемее во времени (субъективном), тем его протяженностный контур и вписанность в другие протяженности менее определены.

      Некоторая вневременность ощущения, соответст­вующая его относи­тельной вытянутости по временам, пре­вращает времена в своего рода протяжение. На это протя­жение и идет проекция малоопределенных по времени ча­стных ощущений, суммационно дающих в итоге струк­туру. При очень кратких восприятиях форма предметов — это первое, что схваты­вается. Менее воспринимаются и запоминаются при быстрой смене экспози­ций более мел­кие детали и цветовые различия, хотя отдельные тесты и показывают возможность общего цветового восприятия в виде вспышки. Никто не может знать, подвижна или нет некая реальная чувственная стрела, пусть даже она не ле­тит, а прагматически недвиж­на. В рассмотрениях и мгно­вение, и стрела оказываются не ощущениями, а некими идеальными, заведомо несуществующими объектами. Пусть стрела и дается в реальном представлении-аппер­цепции, сама эта реальная аппер­цепция (реальный мысли­тельный опыт) несамотождественна, размыта и дается не как реальность, а как условность, вычлененная из флук­туации умо-зрительных мельтешений. И в апперцепции (незамкнутой на квазисреду) существует собственное время, ощущаемая фотосредная фактура, не поддающаяся замораживанию. Фиксирование или, наоборот, представ­ление непрерывного движения условно, восходит не к субъектив­ному мгновению-ло­ку­су или его неким онтоло­ги­чес­ким поправкам, а к вычлененности из множества мгновений-локусов, с опорой на несуществующее де-фак­то реальнее устранение моментов нечеткости и размы­тости[22]. Вводя концепции прадвижения, нелепо состыковы­вать последнее с фиксированием или непрерывностью.

      Один из парадоксов зрительного восприятия заключается в том, что так называемое третье измерение — глубина, как показывают многочисленные наблюдения, в том числе опыты со стабилизацией сетчатки, является не измерением пространства, а инертной длительностью, сопряженной с мнестическими феноменами и последовательными образами. Время и простран­ство оказываются смешанными в субъективном ощущении окончательно. К такому же выводу приводят рассмотрения стробоскопических эффектов.

 

 

 

 

 

 

 

 

6.22 Парадокс логики

 

      Во многих сферах деятельности человек стремит­ся свести все к логи­ческой схеме. Все то, что не удовлетворяет логической представляемости, разворачиваемости, так или иначе рассматривается как не­удов­летворительное в познавательном, а часто и в прагматическом смысле. Логичность как один из кри­териев истинности распространяется из различных областей, с которыми связан человек, и на область современ­ной философии. Получается, что логика есть везде.

      Однако единственная сфера логики — это сфера фантазии. Возьмем псевдосреды. Логики в ее обычном понимании нет в микромире: микромир для человека явление скорее странное, чем логическое. Логики нет в гигамире: фундаментальнейшие вопросы астрофизики — за пределами  обычной логической представляемости. Логики нет в практической человеческой действительности, где действуют в основном воля, интуиция, стихийно приобретенный опыт и игра конъюнктуры. Как мы много раз видели, логика нарушается и в отношении краеугольных понятий математики, а математика — это основа всех наук. Получается, что логики нет нигде.

Если все вышесказанное рассматривать как силь­но сокращенное рас­суждение, то это рассуждение нисколько не будет утрированным. Хотя, ко­нечно, мы должны признаться, что абсолютной антиномичности, парадоксальности в сличении предыдущих рассуждении нет. Наложение "логики" и "нелогики" далеко не во всех случаях дает полные парадоксы. Следовательно, какого-либо тотального парадокса ло­гики в связи с рассмотрением всех чело­веческих сфер вместе нет. Тем не менее, это "нет" также не абсолютно. Несводимость к полноценным антиномиям — здесь несколько иного рода, чем в ложных антиномиях Канта (связанных с недостаточной доказательностью аргументов в пользу тех или иных выдвигаемых суждений). Дело в том, что данный парадокс смежен гуманитарным и соци­альным парадоксам, а здесь значимы противоречия модели осуществления чего-либо и действительного осу­щест­в­ле­­ния. 

      К парадоксам логики можно было бы отнести и парадокс субъективности-объективности логики (ло­гики как средства и логики как данности), а также парадокс вывода логики (см. разд. 1.1).

      Масса фактов указывает на то, что обычная формальная логика — субъективное порождение. Человеческая сфера, в которой логика применима в наибольшей степени — это техника. Техника и выступает как компромисс между природой и обществом. Кроме того, техника и создана самим челове­ком. Однако уже в технологии значимость и торжество логики падают. В действие вступают многочисленные случайности, традиции, ноу-хау и ползучий эмпиризм. Не меньшее значение здесь имеет и просто везение, а также связь с известными подробностями других технологических разра­боток.

      Обычная логика — это прежде всего структурная логика. Логика неструк­турного есть нечто более общее. Какой-либо подрыв гносеологического фундамента обычной логики означает подрыв любых воз­можных геометрических оснований мира, а далее — снятие протяженностных оснований вообще.

       Парадоксы логики направлены не столько против неявной логики, сколько — против логикоподобности и формального логического фетишизма.

 

 

 

 

 

 

 

6.23 Астрофизические парадоксы[23]

 

        1. Фотометрический парадокс. Впервые высказан Ж. Ф. Шезо.

     Если вселенная бесконечно протяженна и заключает в себе беско­нечное число звезд, то светимость ночного неба должна быть по яркости не меньше яркости поверхности Солнца. Более того, ночное небо должно иметь бесконечную яркость.

      Возможны расчеты, показывающие, что пылевые частицы, межзвездный газ, рассеивая и поглощая свет, вовсе не снимают данного парадокса.

2. Гравитационный парадокс. К. Нейман, 1877 г.

Если вселенная бесконечно протяженна и заключает в себе беско­нечное число тел, то силы тяготения, действующие на любое тело, дол­жны быть бесконечными.

3. Парадокс экстраполяции скоростей.

Чем далее расположены от нас галактики, тем с большими скоро­стями они от нас удаляются. Некие весьма далеко расположенные галак­тики удалялись бы со скоростями, превышающими скорость света.

4. Парадокс Я. Б. Зельдовича

Масса замкнутого мира равна нулю, поскольку гравитационный дефект, соответствующий взаимодействию всех звезд и всех частиц будет равен сумме их масс, взятых в отдельности.

5. Термодинамический парадокс.

Из различных физических и философских посылок ясно, что мир конечен во времени и пространстве. Если так, то, как это давно из­вестно, он движется к необратимому состоянию "тепловой смерти". Но состояние тепловой смерти уже было, а это, скорее всего, — состояние сингулярности. Сле­до­ва­тельно, необратимое состояние оказывается обратимым.

С другой стороны, сам тот факт, что мир не достиг необратимого состояния, говорит, что он существует небесконечное время.

 

 

 

6.24  Мозг и ощущение (1970)

 

Эксперименты, связанные с механическим, электрическим, фармако­логическим и другим воздействием на мозг, а также соответствующие этим воздействиям изменения в сознании достаточно хорошо известны. Благода­ря такого рода данным психофизиологический парадокс оказывается еще более углубленным.

Теоретически можно представить и гораздо боль­шую степень подобно­го углубления. Так, существуют некоторые узкие стыковки физики микро­мира с астрофизикой. Если, допустим (аналогично), удастся провести стыковку физики микромира также с нейрофизиологией в виде некой кван­товой нейриники и получить определенные эффекты, наблюдаемые через сознание профессионального интроспектора, то несовмещаемые сферы окажутся почти смежными, а несовместимость их — еще более чудовищной. Все это связано с выхолощенностью, фрагментарностью знаний об элемен­тарных частицах, с одной стороны, фиктивностью квантовых объектов и реальностью сознания — с другой. Еще Менделеев отмечал, что некая внутренняя самобытность микрообъектов никак не может быть отражена в их внешних характеристиках. То, что называют элементарными частицами, — только набор формул и чисто внешних параметров. И напротив — сознание человека не имеет каких-либо псевдообъективных представленностей, сходных с естественно­науч­ны­ми.

Никакого дуализма нет, как нет проблемы "духа" и "тела", "идеаль­ного" и "реального" в их обычной трактовке.  Мозг — это только или модель мозга (псевдосреда), или зрительный образ мозга, подобный обра­зам других предметов, или интрофотосредное представление. Возможна также проекция "мозга" — соматического облака на те или  иные фанто­мы моделей, ощущений, представлений и нечто комбинированное, но все это остается или сложным ощущением или попыткой продолжения ощу­ще­­ния.

Если через сознание создается тот или иной миф о мозге, то не совсем правомерно переходить от этого мифа (естественно, удовлетворяющего всем требованиям современной физиологии) к реальному или пред­ставляемому сознанию. От модели надо переходить к модели же, а удовлетворительная модель соз­нания никогда и никем не создавалась.

      Существуют только классификации феноменов сознания и кипы необработанных психологических наблюдений, совершенно дурно систематизированных. Как правило, психологические модели затрагивают не сознание, а область неосознанного, имеют структурные подразделения довольно-таки произволь­ные, а иногда просто... фантастические.

 Сознание принципиально немоделируемо и более похоже на табло с индикаторами, чем на работающий агрегат.

Для снятия психофизиологического парадокса нуж­но, по меньшей мере, снять и человеческие представления о мозге, физических и химических объектах и рассматривать их с принципиально иной точки зрения. Чело­век понимает других людей и отчасти психику животных за счет подста­новки своего сознания на место другого. Чем больше разницы между субъектом, производящим подстановку, и другим субъектом — тем эта под­становка более затруднительна.

Конечно, можно было бы представлять, что элементарные дискретные объекты — это специфические монады или нечеловеческие импульсы-ощуще­ния, но по отношению к объектам, рассматриваемых в кон­кретных науках, это ничего бы не дало. Представление, что человеческое восприятие — это не­че­ло­веческая выделенность из совокупности нечело­веческих ощущений, может быть положено в основу одной из концепций панпсихизма, но оно не даст выхода на объекты науки и ничего не прибавит к ее данным.

 

 

     Оказался совершенно несостоятельным вопрос о локализации психичес­ких образов в физическом про­стран­стве (в том числе и локализации обыденных предметов). Можно выделить три версии такой локализации: периферическая (непосредственно в рецепторах), центральная (в коре головного мозга и архипалеокортексе) и наконец конгруэнтная "отражаемым объек­там" (своего рода новейшая версия наивного реализма и античного ма­териализма).    

      Первая версия отвергается на основании возможности четких фантомических ощущений, например, ощущений наличия ампути­рованной конечности, ощу­­щения боли в этой конечности.

     Третья версия отвергается на основании наличия действительных галлюцинаций, сно­видений, гип­но­тически вызванной реальности.

Вторая версия приводит к выводам весьма сюрреалистическим. Получается, что за звездным не­бом, какое видит человек, находится оставшаяся часть коры его собственного мозга, кости черепа и кожа. Положим, что так, но тогда не­лепо будет задавать вопрос о том, что находится за незрительными восприятиями и за интегративными ощущениями. Эта, казалось бы, наибо­лее приемлемая версия неизбежно приводит к гомункулусу и удвоению мира. Кроме того, она не способна объяснить монистичности сознания, нормального отсутствия деперсонализации.

Мозаика электрических потенциалов нейронов от­ветственна более за обработку информации, чем за создание выхода-экрана.

     Нами уже рассматривался парадокс оцененности реактивных ощущений (разд. 2.2.1). "Ценности" мозга могут быть ценностями сознания тогда и только тогда, когда они даются в форме усвояемой сознанием, то есть... в виде самого сознания, а это делает неизбежным наличие несубъективных по отношению к конкретному субъекту ментальностей, заменяющих собой то, что принято называть мозгом.

 

Не следует придавать (в отношении рассматриваемых вопросов) слишком большое значение нейронным сетям. Совокупность последних — всего лишь био-ЭВМ; а сознание — это все-таки не дисплей. Оно не воз­никнет вдруг и сразу из системы триггеров, поскольку лежит до уровня информации и структуры. Последние — только его модуляторы.

Расчлененно-вычлененное человеческое сознание, естественно, нелепо приписывать всему миру — оно неестественно, но после редукции сигнально-рацио­наль­ного налета неизбежно вырисовывается контур первосознания.

Можно заявить, что мозг есть проекция на человеческое сознание некоторой области пересечения человеческого сознания и сознаний ему смежных и буферных.

 

 

Сведение сознания к мозгу не только носит характер "обещающего материализма", но и довольно мистично, основано на образах, почерпну­тых из скороспелой эпохи Возрождения. Увеличение числа нейронов и свя­зей между ними ничего качественно не изменит на фундаментальном уровне, не создаст самой способности ощущения, то есть усложнение конструкции моз­га коррелирует только с усложнением сознания, но не с созданием послед­него. Последовательное описание перехода от раздражения к ощущению невозможно не только в рамках традиционной науки, но и вообще науки. Требуется редукция псевдосред и переход к первичному ментализму.

 

* * *

     К психофизиологическому и аксиологическому парадоксам примыкают нервно-мышечная "псевдоапория" и апория ограничения способностей вообще. Живое как бы тормозит само себя, самоослабляется. Заложенный биологической программой во все живое принцип ослабления эффективности организма смотрится уже фундаментальным парадоксом. Заложены ограничения длительности мышечного усилия, полноте воспоминания, феноменальности па­мяти, машиноподобной логичности, обостренности восприятия и др. Человек не способен выполнить многое из того, что легко выполняет, например, под гипнозом.

 

 

6.25  Вещество  и  жизнь (1972)

 

     Эта псевдосредная грань того же рода, что и "мертвое и живое", "неживое и живое".

     Существует масса в той или иной степени приз­нанных фактов, из кото­рых следует, что живое и жизнь не ограничиваются организмами. Существу­ют также предположения и почти не признанные академическими кругами наб­людения с не­опре­де­лен­ной степенью достоверности о том, что жизнь и живое не ограничиваются биологией и био­ло­ги­чес­ки­ми струк­турами. Последний казус иногда можно разрешить чисто абстрактно: через определение жиз­ни, в ко­то­ром от­сутствует биологическая терминология и ссыл­ки на атрибуты чисто биологического. Примером подобного определения может быть, напри­мер, энергетическое или кибернетическое определение жизни. Главным тре­бованием к подобным определениям может быть их достаточная селективность и небиологическое включение сущности биологических форм жизни. С одной стороны, подобный подход начисто отвергает, как поверхностно-фено­ло­ги­чес­­кий, опыт духовиденья, а с другой — все же оставляет абстрактную возмож­ность наличия необычной жизни. Разумеется, подобный подход не является философским.

      Фенологическая кажимость живого касается относительности деления на живое и неживое, а фактически — соизмеримости того явления, которое рассматривается, с субъектом, выносящим суждение. Подразумевается функци­ональная соизмеримость в рамках, доступных восприятию. Может получиться так, что селективность определения жизни будет относительной и зависимой от данных поставляемых, восприятием. Тем самым само явление "жизнь" будет чисто эпистемологическим феноменом.

 

      Воздерживаясь от глубинных или непродуктивных панвиталистических определений жизни, предложим определение жизни, наиболее близкое к извест­ным псевдосредам. В этом плане жизнь можно определить как процесс тождест­венный, гомологичный или подобный внутриклеточному дыханию, сопровождаю­щийся потреблением энергии за счет направленного высвобождения конденсированной энергии.

 

 

      Дуализм живое — неживое параллелен дуализму волна — частица и дуаль­ности внешних проявлений элементарных частиц и их нефиксируемой само­сти, самобытности. Как и в случае рассмотрения грани живое — неживое, попытки подхода к этой самобытности приводят к буферам и эпистемологической относительности.

 

      Связанность представлений о витальном с уровнями познания еще и в том, что суть так называемой биологической жизни — в стыковке на мо­лекулярном уровне (а еще вернее, на уровне квантовой химии) двух макро­отправлений организма: дыхания и питания. Чисто человеческий способ расчленения мира оказывается предписанным природе. Раntоn сhrе mеtrоn аntrороs именно потому, что речь идет только о кажимостях. Стыковка на микроуровне двух макроотправлений — это воистину что-то рифмован­ное и неслучайное. Таких стыковок — целая масса для витального, но беда в том, что никаких уровней не существует... Уровни — это только шкалы человека-прибора.

 

      Другие кульминации биологического, типа репликации ДНК, управляе­мого синтеза белка, системных стыковок, связанных с движением прото­плазмы в клетке (нервная система изучена лучше протоплазмы!), переда­чи нервных импульсов через синапсы, имеют одно: коадаптацию различ­ных систем, квазифиналистическую подгонку. Чистейший нонсенс объ­­яс­­нять подобное эволюционным отбором: до поры до времени для человека мысль об отборе — один из способов раскладывания по полочкам относитель­ности. Весь хаос расчленяемо-раз­ре­за­емого мира неизбежно складыва­ется в те или иные законоподобия. В этом нет ничего странного — даже перемешивание битых цветных стекол в калей­до­ско­пе дает в зеркалах геометрически правильный узор.

 

      Многозвенные вычлененности живого соответствуют многозвенным многофункциональностям. На уровне соответствующих псевдосред происходит считывание информации за счет имеющейся информации, накопление веще­ства с помощью оструктуренного вещества и т. д. Происходит вычленение, переключение, уничтожение единства, но в то же время объединение многочисленных выходов из одного и того же единства. При этом всякое новое единство — принципиально иной природы, чем первоначальное. Имея обычные много­составные объ­ек­ты, совершенно невозможно отследить происхож­де­ние времен, а имея более элементарные объекты, отследить происхождение времен невозможно из-за несоизмеримости с элементарным. Обращение к иллюзии исторического производит окончательную путаницу.

 

 

6.26 Парадоксы субъективно-социальных сфер

 

     Эти парадоксы известны в той или иной степени всем и не могут быть пропущены в общем перечне парадоксов. Тем не менее, приводить здесь конкретные примеры таких парадоксов было бы неоправданным, так как в каком-либо предельно логически противоречивом виде их никто не фор­мулировал.

       Можно только заявить, что эти парадоксы не сводятся к противоре­чию мечты и действительности, не являются они также парадоксами соци­ального обмана или противоречиями справедливости.

      Наиболее важно то, что сам социум и его сферы: наука, искусство, культура и т. д. — это, прежде всего, условности, объединяющие в себе соответствия досубъективного, субъективного и постсубъективного. Иных сравнительно приемлемых разграничений, кроме социума и его сфер, человек не придумал.

Сама специфика подобного материала требует рассмотрения вне рамок данной книги.

 

 

 

6.27  Апология жизни и апология самоубийства

 

Такие апологии существуют. Они выглядят правдоподобными и почти логичными. Они вполне удовлетворяют требованиям здравого смысла. Истинный корень апологий —  не в размышлениях, эмотивностях и установ­ках психейного. Они действенны толь­ко определенный период времени, а за пределами этого периода какая-либо потребность в апологиях может полностью отсутствовать.

Парадокс апологии жизни и апологии самоубийства не сколько в противоречивости этих апологий  друг другу, сколько в их прагматичес­кой фиктивности. Самоубийство — это жизнь, а жизнь — это самоубийство. И жизнь, и самоубийство требуют порыва, а не апологий. Потребность в апологиях и возникает тогда, когда производство такого порыва близко к нулю или сорвано в тех или иных неотсоединимых компонентах соз­нания. Фактически наличие апологий, предназначенных субъектом само­му себе, означает отсутствие таковых.

 

 

 

6. 28  Нивеляция бессмертия

 

 

      1. Бессмертие — это бессмертие индивидуального. Однако весь вкус индивидуального — в преходящем.

      2. Бессмертие того, что носит абсолютные черты, не есть бес­смертие индивида.

      3. То, что ощущается в каждом индивидуальном "сейчас", уже является всепоглощенным и всерастворенным.

      4. Даже учения, постулирующие на основании фактов визионерства метемпсихоз, утверждают, что каждое из "переселений души" есть майя, иллюзия. Истиной в таких учениях считается либо "великая пусто­та", либо полное и нераздельное слияние с божеством. Иные модификации подобных учений неизбежно впадают в аналогичные противоречия.

     5. Опыт визионерства относителен и связан если ни с одним, то с другим порогом иллюзорности.

     6. Индивидуально-личного нет ни в одной из реальностей, поскольку индивидуально-личное заключается в памяти и информации, но в реальном здесь-теперь-так сознании никогда не предстает вся человеческая память или информация, то есть памяти и информации в полном или каком-либо целостном виде нет субъективно. Памяти нет в объективном, поскольку там имеет место абсолютное, лишенное струк­туро-информа­цион­ных лакун, а значит, и членений. В буферном имеет место такая плюралистичность, в которой все человеческое не имеет никакого человеческого вида. Кроме того, буферное относительно, и для одного буферного другого буферного не существует, то есть весь массив гуманитарного здесь разбросан и развеян в гораздо большей степени, чем когда-либо пепел покойного.

      7. Быть бессмертным в качестве нормального, здорового и пусть даже вечно молодого духа или человека столь же нелепо, как быть бессмертным в качестве трехмесячного эмбриона.

 

 

6.29  Знаменательные ошибки философов

 

      I  А. Кант и Шопенгауэр, подобно наивным материалистам, помещают материю внутрь мира ощу­щений.

 

     Б. Современные продвинутые материалисты по­ступают не менее странно: они де­лают материю принадлежностью мира потустороннего. Это облегчается благодаря тому, что абстрактные атомы и молекулы оторваны от нативного здесь-теперь мира.

     В. Отождествление материи с метафизической суб­станцией крадет все материйные атрибуты, кроме протяженности. Да и этот атрибут не об­ладает какой-либо геометричностью в его новом понимании.

 

 

      II Во времена зарождения философии, может быть, и могло считаться прогрессивным деление субъ­ективной данности на "ощущения", "мысли", "осо­з­нания" и т. д. Однако далее бытовая риторика вряд ли уместна. Мы имеем нерасчленимую топологию феноменов.

 

      III Для собственно философии идей как таковых, чистых идей быть не может. Идеальное — это нечто вроде умственной аббревиатуры, попытки предельного упрощения, но эта попытка образовала объект фетишистского поклонения и умственного извращения. Умеренная игра в условности, в "как бы", в "понарошку" хороша для науки, но не для философии.

      Любая мысль, независимо от степени ее каноничности по форме, обыденности или экзотичности по содержанию, приземленности или тонкости — неидеальный феномен в ряду других феноменов.

 

 

     IV Существует фантастическая путаница в употреблении слов "объект" и "субъект". Было бы уместно именно в философских текстах относить слово "объект" к вещам в себе, то есть — к собст­венно объективному миру, а остальные употребления считать относительны­ми и соотносительными, ограниченны­ми узкими и немировоззренческими рам­ками. Однако именно в философских текстах термином "объект" часто обозначают содержания субъективного мира. Сам субъект при этом либо "выносится за скобки", либо превращается в незримого гомункулуса.

 

      V В феноменологии бессмысленно разделение на "смотрящего" и "смотримое", на "осознающего" и "осознаваемое". Обыденно-прагматическое разделение — не философский  критерий. Граница проходит не между гомункулусом-наблюдателем и осоз­наваемым, но между различными осознаваниями-осознанностями, различными средами сознания — это более фундаментально и верно.

 

      VI Многие философы отмечали (особенно это подчеркивается у Канта), что "внешние явления" находятся в пространстве, а "внутренние" — во времени. Однако нельзя связывать протяженность толь­ко со зрительной протяженностью, а время — только с одной из разновид­ностей времени. Например, эмоции по своему внутреннему тону имеют определенную пространственную расплескнутость, объемность. Они могут охватить и "внешнее" и "внутреннее". Вовсе не литературный трюк обращение к пейзажу при описании состояния героя. Сами слова "внеш­нее", "внутреннее" в данном контексте слишком специальны по значениям. Внешнее — это всегда внутреннее (читай — сознательное), а внутреннее даже по субъективным ощущениям никогда внутри не помещает­ся. Оно либо диффузно, либо не "ближе" поверхности соматического облака. За границей кожи внутри тела живет ничто: телесные, болевые и более тонкие и неспецифические ощущения проецируются на кожу и далее ее вовне... Улыбка плавает на губах, ужас глядит из пространства, радость может подняться до небес... И это не метафоры.

 

 

 

 

      VII  Одно из заблуждений — приписанный философии статус гума­нитарной дисциплины или сферы. "Не геометр да не войдет!" — гласила надпись на стене Платоновской академии. Примерно то же следует сказать и сейчас желающему изучать и воспринять философию, но геомет­рия может быть заменена одной из современных негуманитарных наук. Философия требует хорошего владения точным знанием (в том числе практичес­ким) при наличии художественных и гуманитарных способностей, но само гуманитарное знание как таковое философии претит. Она вовсе не источниковеденье и не история с текстологией. Очень близкие философии сферы точного и гуманитарного знания ее не подменяют. А во все времена ее пытались заменить наукообразной журналистикой, паразитирующей на отвлеченных темах...

 

 

      VIII Есть ли необходимость в философии? Ответ, казалось бы, ясен: "Философия большинству людей не нужна". Важна не она, а ее косвенное влияние как некоторого центра или эксцентра, интеллектуального пейсмекера. Тем не менее, подобный вопрос, как и ответ на него празден и навязан. В этом смысле он подобен вопросу: "Способствуют ли науки и искусства очищению нравов?" На заданные вопросы можно бесчисленное множество раз отвечать и по­ложительно, и отрицательно. Сколь угодно можно задавать вопросы: "Какая необходимость?", "Есть ли необходимость в самом человеческом существовании? Человеческих ценностях?" Знание мироустройства претендует на одну из ценностей, невзирая на то, что это знание не обязательно, как не обязательно вла­дение коллекцией изумрудов и сапфиров, как необязателен трезвый взгляд на вещи.

 

     Самые абстрактные и оторванные от "действительности" науки обоз­ревают не сферу мира, но сферу отдаленного и возможного приспособления. Конкретные науки еще в большей степени являются сферой приспособления (а не познания и объяснения). Философия уже изначально содержит потенциал миропознания, мирообъяснения, но в прошлом и настоящем, философия — "служанка", набор "приспособлений", "оправданий", "оболваниваний"... Заблуждение ли это власть и мысль имеющих? Почему приспособление должно быть заблуждением? Адекватно ли недальновидное приспособ­ление тем или иным человеческим целям?  История философии — история мировоззренческой деформации. Была ли выгодна такая деформация в каж­дом из бывших исторических здесь-теперь? Это вопрос для историков и психологов. Не о накопительном подходе к знаниям идет речь, но о соз­нательных и бессознательных искажениях. Мы поднимаем проблему гомологии науки, искусства и философии. Философия, являясь естествен­ным стимулятором названных сфер, по уров­ню мышления и интеллектуальной смелости может гордиться своим отставанием, консерватизмом и смыканием с религией. Да, консервативнее философии были толь­ко религии.

      Можно попытаться сравнить теоретический аппарат философии и аппарат современной математики. Философия проиграет и здесь. Именно в матема­тику идут интеллектуалы, а не в философию. В точных науках — масса неточностей, непоследовательностей, извращений... Наука и в принципе могла быть совсем иной, но по интеллектуальной мощи наука гораздо выше философии, где-то в своих незаконченных построениях хранящей единственную и неповторимую истину... Если теоретическая наука — это передвигание игрушечных фактов с помощью сильных и действенных методов, то теорети­ческая философия — попытка втиснуть действительные фак­­ты в игрушечные и нелепые методы. Методы существуют до всякой словесности — в простой оцен­ке, взгляде, доинтеллектуальном рядоположении яв­ле­ний. Нужна точность интроспекции, отсутствие интроекции, а иногда — сверх­чув­стви­тель­ность, почти сверхчувственность... Приборы философии — при­боры сознания. Научные приборы — слишком косвенны. Однако те, кому все-таки удается снимать с видимости пленку обыденной привычности, видеть за последней нечто заслуживающее внимания или нечто совершенно необычное, идут не в философию, но в искусство одни, а другие — в рели­гию и оккультизм. Тем самым тонкие методы оказываются уничтоженными для философии в самом зародыше, задолго до возможностей вербализации.

Ничейная полоса неизбежно отдается во власть способности воображения и в'иденья гегелей, молешоттов, гуссерлей...

 

 IХ В конце XX века философия почти полностью подменена квазифи­лософскими рассуждениями. Пред­­метом этих рассуждений является не реаль­ность, но те или иные случайно подобранные культурные продукты челове­чества. Эти продукты или отношения меж­ду ними полагают в той или иной фиктивной плоскости. На смену мифам о коллективном разуме или всемирном субъекте (всеЯ) пришли слегка подштопанные мифы о субстанци­ональности истори­ческого и текстуального. Сама по себе мысль о том, что микроистория является простым членением заведомо готовой макроистории не так плоха в качестве гипотезы, но, выпадая за рамки философской теории, она имеет право на существование, только занимая соответствующее место в прагматике.

 

 

 

 

 

 

 ФИЛОСОФСКИЙ

  СЛОВАРЬ

 

Полные  перечни  и  рассмотрения того, что образуется дискретно-последовательным путем, имеет скрытые планы, слои и заведомые неучтенности, мало возможны.  Данный ниже Словарь в основном является тезаурусом смысловых отличий книги "Буквы философии" от терминологии, принятой в истории философии.

Первоначальное назначение тезауруса — создание удобств для чтения. Предполагалось, что читатель будет обращаться к данным определениям тогда, когда он забыл значение уже употребленного в книге термина или по каким-то причинам отказался от последовательного чтения книги. Однако в процессе написания словаря появилась мысль сделать некоторые его разделы более пространными, чем это задумывалось ранее.

     Одни определения расширяют понимание книги, затрагивают те или иные смежные вопросы более конкретно. Другие выходят в сферу культуры за пределы собственно философии.

      Выкорчевывание традиционных представлений для автора никогда не было самоцелью, а потому любой налет эпатажа, футуризма есть только дань краткости изложения, либо — неизбежное явление при снятии каких-либо представлений, сходных с обыденными.

     Приводятся новые термины, термины, которые от­сут­ствуют в доступных словарях, а также те, которые известны, но имеют в книге другие значения. Недостаток и одновременно достоинство данного сло­варя в том, что автор по возможности избегал при объяснении одних терминов использовать другие авторские термины.[24] Некоторая потеря точности, вытекающая из этого упрощения, компенсируется сопряжениями с широко известными представлениями. В случаях, когда подбор нейтральных положений связан с излишней косвенностью, в виде исключения приводятся дублированные прямые определения, подобные определениям в основном тексте книги.

 

 

 

     АБСОЛЮТ. Самосуществующая метафизическая субстанция, характеризующаяся полнотой, самостоятельностью, завершенностью, негеометрической про­­тяженностью, сознательностью, моничностью.

Абсолют не есть бог, персона, интеллект, разум, идея. Он не является бесконечным или конечным, делящимся на центр и периферию. Это онтологическая волна, запредельный смысло-тонусный (смысло-тонический, смысло-тоновый) импульс. К нему совершенно не приложимы категории структуры,  информации, энергии.

Будучи вневременным и самостоятельным, абсолют небезначален. Он — начало, поглотившее праначало.

 

 

 

АБСОЛЮТНЫЕ ПОТРЕБНОСТИ, ПОТРЕБ­НОСТЬ АБСОЛЮТНОГО. Потребности, побуждаю­­щие человека к деятельности, превышающей уровень прижизненной практики человека и человечества. Важность этих потребностей не умаляется тем фактом, что они возникают из различных дисгармонических моментов индивидуального раз­­­ви­тия, неправомерных спонтанных воззрений, лож­ных фор­му­лировок вопросов, фантастических пред­став­ле­ний и т. п.

      В некоторой степени абсолютным потребностям отвечают наиболее теоретические или удаленные от сиюминутных запросов области наук, искусство, философия. Независимо от теоретического или художественного уровня соответствующих работ, попыт­ки решить те или иные "вечные", "абсолютные" вопросы носят, как правило, наивный характер. Уровень мастерства оказывается ложным знаком авторитетности.

Абсолютные потребности выходят за грань человеческой оболочки, и потому потребность абсолютного деструктивна в своей основе. В качестве суррогата удовлетворения потребности абсо­лютного выступают психоделические вос­при­я­тия в их компарации с обыденными восприятиями, подделки общей теории всего в теоретической плоскости и претензии на шедевры в художественной сфере.

Выход на некую универсальную дочеловеческую ось, игнорирующую частную культурную символику, во многом остается мечтой.

 

 

АНТИАБСОЛЮТ. Асимметричная противополож­­ность абсолюта, характеризующаяся отрицатель­ной протяженностью, антисубстанциональностью, са­мо­уничтожающейся множественностью. Мо­жет претендовать только на частичное и разорванное бытие-антибытие, парабытие. Для А. не выполняется логический закон тождества. Аналогом А. яв­ля­ются времена (Хронос).

 

Образно А. можно назвать метафизической пропастью, бездной, женским местом мира. А. связан с вычлененностями, поглощенностями, себе-подо­би­я­ми, цикличностями.

Субъективно А. чаще всего дается в импульсах отрицательного смысла. С одной стороны, отрицательный смысл проявляется для человека через исчезновения, пропажи, провалы памяти; с другой сто­ро­ны — через вечное повторение, заполонение, дур­ную бесконечность.

Значение термина А. — только узко специальное. Более широкое использование термина А.  неизбежно ведет к недопустимой мифологизации.

Абсолют и антиабсолют в своем возникновении тяготеют к статистике праначал и скрытой сохранности последних.

 

 

АНТИИНФОРМАЦИЯ. Бесструктурно-то­ни­­­­­­­­чес­­­­­­кий (бесструктурно-тоновый, нерациональный) аналог сообщения (сигнала).

Конкретная антиинформационная данность — это менее интенсивное иррациональное, являющееся подобием (по тону, а не по структуре) более интенсивного, предельного или запредельного ирра­ци­о­наль­ного.

Антиинформационное всегда содержит в себе мо­мент ожидания и тоновую лестницу потенцирования интенсивности.

Субъективное антиинформационное ненасыщен­но и проявляется в реальных мистических ощущениях.

 

 

АНТИЛОГОС.  См. пояснение  в  ст. ЭРОС-ЛО­ГОС­-­ХАОС.

 

 

 

 

       [АСТРАЛ, АСТРАЛЬНОСТЬ, АСТРАЛЬНЫЙ ПЛАН.][25] Особым образом модифицированная совокуп­ность всех ощущений субъекта (среда). В первую очередь мы имеем здесь сновидийную или парасновидийную внешнюю субъективную среду (ква­зи­среду), коррели­рующую с трансформированными соматическими данно­стями (соматическим облаком, телесными ощущениями).

      В астрале существуют четкие возможности внезрительного самовиденья и зрительных впечатлений. В самых простых случаях имеет место смешение среды виденья (квазисреды) и среды зрительных пред­ставлений (интрофотосреды). В сложных случаях сре­ды виденья умножаются (присутствие в различных местах одновременно, многомерные пред­став­ле­ния). Мнестические отчеты о происходящем в астрале довольно условны: возможно понижение астрального до статуса обычного сновидения либо пре­вращение сновидения в астровúденье.

      Общая черта многих "выходов в астрал" — наличие сновидного полета, характер которого может быть самым различным и зависит от типа астральности. Индивид летит, находясь в человекоподобном или — зооморфном (бабочка, кузнечик, птица) теле, либо приобретая в процессе полета форму "огонька", "светящейся точки", желтого или красноватого плазменного облачка. Интересно, что при этом индивид видит себя не только изнутри, но и извне. Дается виденье из измененного "тела" и виденье этого измененного тела из некого нечто. Ко всему этому изредка добавляется узрение своего обыч­ного оцепеневшего "тела", что образует метафизический парадокс, поскольку некоего внепсихического или отчужденного тела не может быть. Многочисленные нелепости астрала нуждаются в дополнительных про­яснениях, в удалении контаминации. Совершенно неясно, почему тело-паразит видит точно так же, как и тогда, когда оно пользуется телом-носителем при рассматривании посторонних людей. Вышеприведенная фраза метафизически неправильна, но она соответствует трафаретным визионерским описаниям и обычным порочным кругам естественных наук. Метафизическое снятие может заключаться в уничтожении понимания тела как тела и сведении его к совокупности ощущений. Тогда и возникает вопрос о том, почему так странно смешиваются новые и старые восприятия, и возникает подозрение о дополненности интенционного иеро­глифа ярким пред­­­ставлением, которое проецируется как экстраналичное.

Во время полета зооморфные развертки устраняют чувство страха и боязнь падения — очевидно, в этом и состоит их функциональность. При наличии таких разверток видимый мир (квазисреда) необычно красочен, наполнен сочными цветовыми оттенками. При полете в виде плазменного облачка многие развертки исчезают, видимость становится темноватой, сумеречной, хотя могут выделяться те же предметы и цвета, что обычно. Чаще всего астральность характеризуется возможностью быстрой смены ракурсов восприятия, срезов существования; это превращает время в протяжение, вызывает наложение разнородных картин, совмещение в одном "здесь" и "там".

 

В переходном случае от гуманоидной соматики к зооморфной чувство тяжести в той или иной степени сохраняется (полуневесомость). Возникает сно­ви­дийное явление необычных прыжков через высокие деревья, здания и т. д. Иногда такое умение дополняется, полуобъясняется использованием шес­тов, канатов, появлением крыльев. Даже если индивид не летит и не прыгает, а "идет", поражает быстрота его передвижения и другие необычности (до каких сновидийному сознанию часто нет никакого дела): за несколько секунд пересекается целый континент, субъекту удается пересечь океан, непроходимую тайгу.

При полетах в виде облачка страхи и радости бытия отступают, особое значение приобретают всякого рода умствования и узрения (становится как бы доступной вся причинно-следственная связь событий, сплошность мироздания, "законосущности", объясняющие цель и наличие мира).

      Иногда тело путешествия не осознается или почти не осознается и дается лишь присутствие при ощущениях.

      Под многими наблюдениями "астрального" мож­но подписаться, и все же они не могут не вызвать скепсиса. Привлекать для анализа чей-то чужой опыт практически невозможно. Дело не только в необходимости отсечения явлений, связанных с психопатологической симптоматикой и вызывающих те или иные артефакты. Соображения оккультистов и отдельных энтузиастов выхода в астрал по своим представлениям и стилистике все еще носят средневековый характер, что связано с наивным реализмом и верой в наличие "того" и "этого" мира, с рассмотрением субъективного как объективного. Выходящие в астрал, как пра­вило, не обращают внимания на то, что субъективен не только "астральный мир", но и мир обычного бодрствования. Новый терминологический балласт в виде слов "биоэнергетика", "биополе", "информационное поле" окончательно превращает усилия по концептуализации в нечто бессмысленное. Попытке отпрепарировать тонкие данности должны соответствовать столь же тонкие теоретические методы, а вовсе не заимствования из смежных сфер, философии домохозяек и пересыщенной мифами "эзотеричности". Главное — отказ от превращения субъекта в объект. Вместо концепций "духа" и "тела", "грубого" и "тонкого", "астрала" и "ментала" мы предлагаем гипотезу о полисубъективности человека. Субъекты — это вовсе не тела. Тело — только некоторый ощущенческий момент самоотчуждения. Всякое виденье — потеря, растрачивание, выход от "себя" в сторону, проведение демаркации, сотворение символа.

      Однако введение монад при описании многих кон­кретных явлений неоправданно — "тонкий мир", то есть тонкий субъект, требует отхода от привычных представлений о времени, а значит, такого диф­фе­ренцированного подхода, какой возможен толь­ко в астрале — бумага и истинная концепция времени несовместимы. Фактически холстом, бумагой, табулой является мир дления человеческого сознания, но увидеть немгновенный рисунок, на ней изображенный, или, наоборот, неинерционный рисунок можно только "извне", а чем больше мы погружаемся в это "извне" — тем более исчезает обычно понимаемое время.

Палеоядро субъективного сознания, освободившись от детерминант обычного бодрствования, как бы регрессирует, но приобретает чрезвычайные "интеллектуальные" способности узрения. Узкая возмож­ность бытия субъекта подменяется более широкой родовой и сверхродовой полосой данностей. Это оборотная сторона расструктуривания, дающая возможность как бы независимых оценок, эвристических посылок. Мнестические передачи "ас­траль­ной жизни" в жизнь обычного бодрствования (если иметь в виду наглядный аспект), как правило, близки к нулю. Даже некое профессиональное расшатывание барьера между астральными и обычными средами не меняет положения дела.

 

Высокий астрал — вовсе не трансформативность. Он — эпицентр. Более "низкие планы" — результаты смешения различных видений за счет очень быстрого разворачивания интегративно-то­ни­­ческих ощу­ще­ний в дифференцированные (подобные обыденным). Кажимость предметности и событийности, похожую на существующую при обыденном "бодрствующем" сознании, этим и объясняется — чрезвычайной быстротой воплоще­ний и разворачиваний. В действительности высокий астрал (собственно астрал, палеоядро сознания) — великое множество шагов назад по онтогенезу и филогении. Индивид в полном астрале — своеобразное бесклеточное существо, либо микроабсолют. 

 

БЕСКОНЕЧНОСТЬ. Абстракция, не имеющая прототипов ни в объективном, ни в субъективном и пригодная только для решения относительно вспомогательных задач. Говорить о Б. имеет смысл только при задании той или иной метрики, а отсюда определение Б. только как отсутствие конца (предела) — фундаментально  неверно. Прежде, чем делать заявления об отсутствии предела, необходимо найти соответствие с той или иной (естественной, искусственной) предметностью и задать способы измерения и соизмерения. Там, где нет размеров, не может быть речи и о бесконечности. Фактуально Б. теряет предельную общ­ность и оказывается опредмеченной способом восприятия, попытками его расширения и ограничения.

Противоположность Б. —  к о н е ч н о е  имеет очень узкое мировоззренческое значение, поскольку вне конкретной рациональной выделенности приложений не имеет. Любая реальность, взятая вне ограненности рациональным, не-конечна и не-бес­ко­неч­на, но если мы все-таки меняем те или иные предметы, структуры, формы (абстрагируясь от явных или скрытых комплементарностей), то число этих выделенностей всегда будет конечным.

 

Таким образом, Б. есть фантастическая идея неостанавливаемого оструктуривания (потенциальная Б.) или логически невозможного законченного незаканчиваемого оструктуривания (актуальная Б.).

Все математические бесконечности гносеологически вторичны, а будучи сведены к числовой Б., либо превращают любую Б. в дурную (подмена чисел знаками, соответствующих фактически небытию; пред­положение о возможности бесконечности вообража­емых знаков), либо в теории трансфинитных чисел вызывают новые логические противоречия.

Тем не менее, в математике вполне возможен подбор условий для формального сохранения представлений о Б. Эти возможности не следует абсолютизировать.

 

 

      БЕСПОРЯДОК. Порядок, не соответствующий дан­ному субъекту либо данному роду (типу) субъектов.

 

 

      БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ. 1. Термин, неверно при­ла­­га­е­мый к человеческой психике. Практически в здесь-теперь-так для субъекта нет ничего бес­созна­тель­ного. Обычно за бессознательное принимают или с бессозна­тельным путают ощущения, проходящие амнестично или почти амнестично (для последующего потока здесь-теперь-так данного субъекта), под­пороговые раздражения, периферийные ощу­щения вне зоны внимания и сосредоточения, метапсихическое (процессы в гипотетических смеж­ных созна­ниях, закрытых для данного), "закрытые" нейродинамические процессы (не имеющие репрезентации в здесь-те­перь-так наблюдаемом).

 

      Сновидения, галлюцинации — не бессознательны. Никакой необходимости при­бегать к термину "бес­сознательное" при истолковании автоматической деятельности, ошибочных и ущербных действий, поступков, откорректированных помимо наличного сознания нет. Это связано с тем простым фактом, что какой-либо произвольной деятельности в чистом виде вообще не существует.

     2. При ином подходе бессознательным является абсолютно все субъективно-сознательное (сознатель­­ное субъекта), ввиду того, что феномены в сознании не объяснимы феноменами же, то есть получается, что сознание бессознательно в плане непроницаемой для него собствен­ной подложки (или психического в плане психейного). Однако если подразумевать некие иные сознания за рамками наблюдаемого субъективного сознания, то термины "сознательное" и "бессознательное" будут относительны.

      Косвенные кажимости управления, произвольности — все те же лев-толстовские веревочки в руках детей, идущие не к лошади, а к планкам несущейся кибитки. Разница только в возможности недуального параллелизма: человеческое сознание — всего лишь часть скрытого, поглощенного.

      Деление на то, что является субъективно сознательным и что таковым не является, более фундаментально, чем какие-либо анало­гичные подразделения обычных рабочих гипотез. По сравнению со столь мощным разделением разница между различными субъективными проявлениями по степени "про­­извольности", бодрствования — небодрствования и т. п. несущественна, сам термин "бессознательное" оказывается размытым. Более пригодны такие термины, как: "безотчетное", "непроиз­воль­ное", "машинальное", "стереотипное", "импульсивное", "реф­­­­лек­тор­ное", "безмотивное", "автоматичное", "неосознанное" (субъ­ек­тив­но).    

                                  

Только "объективно" судить о конкретном внутреннем состоянии невозможно. Например, никто не знает, насколько умствен, интеллекту­ален лунатик во время выполнения "сомнамбулических" действий, какой именно из его внутренних субъектов в это время включен.

Иногда возникает доминанта бесструктурного, дерационализированного сознания. Не будем говорить о сне без сновидений или об обморо­ке, но можно ли проникнуть в бесструктурное содержание дремоты? В истории культуры понятия "беспредметное", "бестелесное" принима­лись чаще всего однобоко, относились к объектам совершенно условным, а о сознавании беспредметного, бестелесного  в прямом смысле этих слов речь не шла.

Процессы перепайки неких внутренних контактов, перераспределения доминант и ценностных акцентов в том или ином кажуще неупорядоченном сновидном диалоге-развертывании вполне осознают­ся в каждый данный момент, но уже на небольшом временном интервале сливаются в нечто одно, могут оказаться провалом в никуда, психической аннигиляцией. Это слитие в фон, тон, гул обращается как бы в мифологемную неразделенность неба и земли, соприсутствие духу. Многие иные состояния под грифом "НЕИЗВЕСТНО  ЧТО" объявляют бессознательными. Чисто лингвистически с такой традицией приходится считаться, но назы­вать бессознательными субъективные феномены или состояния, в кото­рых  хотя бы в диффузном виде эти феномены  п р и с у т с т в у ю т, — грубейшая   ошибка.

 

3. ОНТОЛОГИЧЕСКОЕ БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ (на­пример, у Эдуарда Гартмана) — фактически внутрифилософское порождение, связанное с попытками интеллектуальной утилизации эволюционных и других естественнонауч­ных фактов при ошибочном помещении материи внутрь мира ощу­щений. В отношении онтологического имеет смысл говорить или об объектив­ном сознательном, или о том, что ни сознательным, ни бессознатель­ным не является (недобытийное). В философской космологии часто при­хо­дит­ся рассматривать бессознательное как завернутое сознательное (инвертированное), бессознатель­ное (не­­осознанное) как сознательное иного или множества иных составляющих (синдром псевдоматериализации).

      4. Бессознательное в виде отодвинутого прошлого сознательного, автоматически не опознанного или в качестве сжатого артефакта, присутствующего в настоя­щем сознательном.

      Такое рядоположение не лишено условности, но до какой-то сте­пени моделирует спонтанность рационального восприятия, слитность перцепции с аппер­цепцией. Некоторые элементы настоящего мож­­но упо­добить записанным в прошлом фразам, здесь-те­перь ставшими неразбор­чивыми, но тем не менее вы­полняющими функцию некоторого основания.

      Таким образом, в сфере обыденной и научной бессознательным часто называет незнакомое, неизвестное, чуждое или отчужденное сознательное.

 

 

 

БУФЕРНЫЕ СОЗНАНИЯ. Виртуальные и невиртуальные сознания, разделяющие сознание данного субъ­екта и объективное сознание.

Фактически Б. с. являются факторами создания субъективного сознания человеческого типа и ограненности такого сознания. К Б. с. могут быть отнесены также недоминирующие (скрытые) субъекты, смежные данному субъекту. Однако чаще речь может идти о вариациях рассматриваемого субъекта: известно, что при некоторых нейрофизиологических вмешательствах субъект меняет свои оценки и склон­ности на параллельные.

      Особенность виртуальных буферных сознаний (в отличие от невир­туальных) в том, что они совершенно негуманоидны и почти не похожи на обычные, известные нам дневные феномены. Они не могут скрыто соприсутствовать обычной человеческой жизни и наделены особым существованием.

Для внешнего исследователя все Б. с. практически завернуты и образуют в таком качестве отторгнутую псевдоматерию.

 

 

 БЫТИЕ В УЗКОМ СМЫСЛЕ. См. АБСОЛЮТ.

 

 

       БЫТИЕ В ШИРОКОМ СМЫСЛЕ (БШС).

       Вскрытый абсолют, логически невозмож­ное сосуществование всех вычлененностей из абсолюта. Следовательно, БШС — это неполноценное, несамостоятельное бытие, развертка бытия в узком смысле.

 

 

ВИРТУАЛЬНОЕ. 1. В книге этот термин не име­ет значения вероят­ности и ближе к пониманию виртуальности в физике элементарных час­тиц. Но если в физике виртуальное — это вычисленное ненаблюдаемое (принципиально ненаблюдаемое), то в философии — доказанное неотра­жаемое, не имеющее образа и подобия в субъективном, то есть, более строго, не имеющее структурных и тонических репрезентантов.

2. Относительная виртуальность. Не-здесь-те­перь­-так субъектив­ное, несходное со здесь-теперь-так субъ­ективным, не допускающее эмпатии, отдельные вычлененные феномены где-то и когда-то, возможность понимания которых либо утрачена, либо не приобретена по отношению к реальной совокупности насто­ящих феноменов.

 

 

 

 

 

 

      ВОЛЕВЫЕ ОЩУЩЕНИЯ. Совершенно бесфор­­менные ощущения-импульсы, не имеющие внут­ри себя никакой чувственной и смысловой окраски. Входят в комплексы хотения, намерения, решения, желания, влечения (относительно активные), соприсутствуют изменениям внешнего или внут­реннего состояния и вообще движению-изме­нению (относительно пассив­ные). Волевые ощущения не имеют в себе тенденций, направ­ленностей, векторов, но часто могут быть истолкованы в контексте конкретной ситуации. Фактически В. о. — индифферентные центры кристаллизации, играющие ту или иную роль в зависимости от предсуществующих психи­ческих гра­­диентов и наличных фак­торов ситуации.

 

Фиктивными построениями над волевой сферой являют­ся представления о силе воли, судьбе, роке и т. п. Иногда названные фикции приобретают медитативную силу, однако в качестве действительных рычагов выступают не они, а скрытые акцентуализации, связанные с суггестив­ным.

 

 

 

ВОСПРИЯТИЕ. Суммарное, общее, частное или еди­ничное психическое схватывание, фактуально-холи­стиче­ское, лишенное теоретического препариро­­вания. Воспри­ятие естественно, а разделение восприятия по чувст­венным каналам и средам не зависит от теоретических позиций субъекта-наб­лю­да­теля.

    

И н т е г р а л ь н о е  восприятие (не интегративное!) — психи­ческая данность здесь-теперь-так, сознание в локусе субъективного времени.

М и к р о в о с п р и я т и е — ощущение флуктуационных элементов на пределе разрешимости возможности временного уловления, не фиксируе­мо­го памятью во всех деталях.

      Между интегральным восприятием и микровосприятием — широкий диапа­зон восприятийных про­по­зиций[26].

При холистическом подходе подразделения на сознания, восприятия, ощущения не существует. Так, раздельных ощущений формы и цвета в зри­тельном поле практически нет. И то и другое дается в единстве, даже если иметь в виду наличную видимость одной пылинки.

При тождественности в книге слов "восприятие", "сознание", "осознание", "ощущение" существует их лингвистическая разница и преимущественная область применения. Замена одного слова другим диктуется только принципами уместности.

Психическое схватывание может быть неполным, мимолетным, эфемерным, но это не говорит о его бессознательности. Подпороговые регистрации головного мозга составляют особый предмет, не относящейся к восприя­тиям. Экстравосприятия — это обычные неканонические восприятия раз­личных типов: от ощущения очень слабой наводки переменного тока до ненормально отчетливой кажимости прагматически-действительно происхо­дящего события вне сенсорной досягаемости наблюдателя. Возможны вос­приятия-интенции, восприятия-им­пуль­сы и т. п. по всей шкале целостно данных, лишенных искусственного разреза ощущений.

 

   

ВРЕМЕННÁЯ РАЗВЕРТКА. Развертка событий или феноменов в субъективном времени. Ее нельзя смешивать с самим временем или "жизнью", как это обыденно допускается. В. р. довольно иллюзорна, не является сплошной и непрерываемой. Фактически в этой развертке присутствуют массивы стробоскопической свертки. В. р. определяется способностью осмысления и воспоминания, то есть субъективной спо­собностью связи здесь-теперь и связи здесь-тог­да-там.

Целые пропасти амнестической проглоченности заменяются различными интенционными мостами и наполненностью (мнимой) по ассоциатив­ной аналогии. Лакуны как бы исчезают.

Эта скрытая гофрированность потока сознания да­ется уже в микро­ощущениях; поток "целостного" восприятия оказывается сложнейшим иллюзионом.

Парадокс в том, что В. р. нет ни фактуально-субъ­ек­­тивно, ни фактуально-метасубъективно. Даются то­ль­ко пред­ставления о ней. В. р. (в любом виде) есть очередная отсубъективная проекция на недифференци­­рованную поглощенность, суррогат дополнения. Оксюморон "настоящее в будущем будет прошлым" метафизически не про­ходит именно потому, что реальность субъективного настоящего обустро­ена по типу иллюзорной кажимости.

Субъект — не только  экран здесь-теперь реальности, но и он же центр любых представлений о прошлом и будущем. Соот­ветственно изъятие здесь-теперь делает невозможными экстраполяции В. р.

 

 

ВРЕМЯ. Общее или конкретное представление о длительности, связанное с недопроницаемостью ощу­щений, наличием в них нейтрализо­ванных струк­тур, лишенных видимой комплементарности и образован­ных взаимопогашением (интерференцией) иррациональностей различных поряд­ков.

     Человеческое время (время человеческого сознания) полиморфно и полициклично, далеко не всегда является суммарным или переориентиро­ванным с мед­ленных потоков ощущений на быстрые. Такое вре­мя неосознан­но выделяется из более чем триллиона фак­торов, и сведение его к однообразию механической длительности носит чисто утилитарный характер.

В зависимости от сосредоточения человек связан либо с теми или иными равнодействующими времени, либо с пачками потоков, данных однов­ременно. В этом сложность кажимости времени. Иллюзия одномерности времени проистекает из ограничения систем бодрствования (см. ИНОБОДРСТВОВАНИЕ), амнестичностью дивергенцией субъ­ек­тивностей внут­ри од­ного их носителя.

Собственно элементарное время не представляет какой-либо метафи­зической тайны. Это отрицательная протяженность, то есть протяжен­ность не сплош­ности, а сходств, статистически наличных в первообразующем переходе от недобытия к бытию. Подобные перпендику­лярные бытию данности и оказываются значимыми только вследствие вычлененности, вскрытия бытия при образовании субъективностей. Таким образом, время выступает в качестве заменителя полноты проницаемости.

Дурное время (Хронос) есть всевремя всех субъективностей, то есть логически невозможная, искусственно восстановленная данность.

Натурфилософское (условное) время также могло бы быть двояким: 1) при образовании единой волны (мира) из массы виртуальных волн — то виртуальное, что не участвовало в образовании, то есть те факторы, что оказались вне сложения в одно (парамир); 2) при распаде единой волны на корпускулы (субъективности), образовании систем из бесчисленного множества субъективностей  —  различные варианты вскрытия и объединения, взятые в тех или иных ракурсах.

 

Почти парадоксальна ускользающая связь времени с памятью (недовспомненность расчленения и синтеза, латентность параллельных субъективностей и составляющих микросознаний). Неполнота проницаемости воспри­ятия дает чувство и представление о муляжности всего близсуществующего. Онтологически такие чувства и представления оправданы.

 

 

     ГНОСЕОЛОГИЧЕСКИЕ  ОГРАНИЧИТЕЛИ. Психологические барьеры, возникающие при переходе от одного уровня дискурса к другому. Теоретически возможны трех видов и выделяются:

1) при движении от обыденного или научного знания к собственно философскому знанию;

2) при обратном движении на том или ином этапе (возмущение условностями и стереотипами);

3) при сопоставлении различных уровней дискурса друг с другом (кажимость противоречивости, пропуск промежуточных звеньев рассуж­дения).

Самым неординарным является первый барьер. Во многих конкретных случаях он вообще непреодолим. Возможность его снятия очень слабо зависит от степени и характера образованности.    

 

 

 

ГНОСЕОЛОГИЧЕСКИЕ ШКАЛЫ. Уровни философского дискурса:

1) чистое философское знание;

2) промежуточное (смешанное) знание;

3) те или иные положения прикладной философии.

Имеют значение при преподавании, объяснении. Типичными представлениями промежуточного знания являются утверждения, что "трава не зелена", что предметы, которые мы видим вокруг нас, находятся не во внешней среде, а у нас в мозгу и т. п. Возможно движение от обыденного знания к философскому, а также обратное переключение. Например, рассуждая об истории, мы заявляем, что никаких экономических формаций нет — они заведомо искусственные выделенности, схемы (чистая философия); далее мы договариваемся об определенной аксиоматике, соглашаемся принять соответствующие термины для некоторых культур и некоторых тер­риторий (промежуточное знание) и, наконец, ведем свободное рассуждение (эвристическое или методологическое знание, близкое тем или иным наукам).

 

 

ДИАЛЕКТИКА. 1. Д. — околофилософская дис­циплина (не наука), спекулятивно анализирующая несопряженное знание и обслуживающая различные мировоззренческие потребности. Само мировоззрение обычно не поддается диалектическому рассмотрению. Значение Д. сильно преуве­личено. Д. — эвристический метод, применимый к различным гносеологическим явлениям пограничного характера. С помощью Д. можно рассматривать субъективное по отношению к объективному, субъективную реальность — по отношению к фиктивному, а также стыковки различных научных и мировоззренческих[27] фик­ций друг с другом.

Д. связана с несовершенством человеческого зна­ния и не применима к объективному миру.

2. Одно время была традиция применять Д. к натурфилософии, различ­ным попыткам систематизации естественнонаучных фактов. Уже в этом смысле Д. превращается в особого рода макростатистику. Так называемые законы Д. оказываются никем не выведенной поверхностной суперстатистикой, основания которой глубоко скрыты, хотя и объясняются чисто гносеологическими причинами. Называть Д. наукой о наиболее общих законах развития или даже просто наукой о развитии — более чем неуместно.

 

 

3. Одна из риторических техник. Д. не может превратиться в нечто наподобие новой логики, "диалектической логики".

При желании обычная Д. может быть усложнена до триалектики, тетралектики и т. д. В какой-то степени это делал уже Пифагор.

 

 

ДИАЛЕКТИЧНОСТЬ. 1. Условное представление диалектики не как метода, а как содержания. Нонсенс подобного заключается в том, что развитие осуществляется не само, а через комбинации и манипуляции, производимые мыслящим субъектом, ко­то­рый стихийно оперирует тем или иным разрозненным материалом и пытается найти связи между его разнородными, а часто несопоставимы­ми частями.

Допущение некоего скрытого развития (восполняющего субъектив­ные пробелы) приводит ко всерастворенности, всепроницаемости и исчезновению структуры, а следовательно, — к исчезновению развития.

 

2. Диалектика в одном из своих смыслов.

 

 

ДЛЕННОСТЬ. Отмерянность, вытянутость в психическом схватывании и полном мнестическом удер­жании неизменного по качеству одного переживания относи­тельно потока других более изменяемых и более прерываемых переживаний.

 

 

ДЛИТЕЛЬНОСТЬ. 1. Формально, субъективное или псевдосредное (например механически отмеренное) отстояние локального переживания, виденья, эмпирического события и т. п. в одном общем восприятии от локального переживания, виденья и т. п. в другом общем восприятии.

Совершенно нелепо обыденное отнесение длитель­ности к существо­ванию предметов-потоков. Последние предстают только через образы.

      Длительность феноменологическая не может относиться к процес­сам, а интегративное бесструктурное ощущение, сопровождающее якобы внешние, отражаемые в прагматических фикциях про­цессы или процессы-потоки, описывается в категориях ДЛЕН­НОС­ТИ.

2. Метрическое или метрико-мнестическое (задействована долго­временная память) интегративное ощу­щение. Содержит простую интенцию компараций об­ра­зов или переживаний.

3. Абсолютная длительность, предполагает сверхвос­приятие и восстановление смежных субъективностей. Такая длительность факти­чески сводится к факторам, производным от степени и характера струк­тур­нос­ти.

4. Бергсоновская длительность — одна из псевдосредных длитель­ностей. Бергсоновское оживление бух­­галтерской мертвизны расположе­но где-то между Ниц­ше и Хайдеггером (типичное привнесение значений).

                           

                             *  *  *

Время вещей — философский нонсенс. Длительность вещей касается чисто прагматических квазирациональных выделенностей. Даже если бы некий естественнонаучный натуральный мир существовал, то в нем действовало бы положение: "Нельзя и одного раза войти в одну и ту же реку".

 

 

 

 

ЕМКОСТЬ СУБЪЕКТИВНОГО СОЗНАНИЯ.  Прагматически значимый, но не подлежащий измерению предел качественно-количественного (бесструк­турно-структурного) наполнения здесь-теперь-так сознания (я-среды). О подобном пределе можно говорить только, опираясь на большинство, но не на все возможные случаи состояний субъективного соз­на­ния.

На каждый момент существования дифференцированных ощущений можно рассматривать отдельно емкость бесструктурную и емкость струк­турную. Бесструктурные элементы в зависимости от своего качества способны как понижать, так и повышать структурную емкость.

     Измерение структурной емкости невозможно с помощью тестирования[28], поскольку данные таких измерений будут производными от степени сосре­доточенности, а некая гиперсосредоточенность на предлагаемом матери­але, как правило, исключена. Тем не менее, такую емкость вполне можно вычислить, используя соответствующие поправочные коэффициенты.

     Максимальная бесструктурная емкость не всегда сопряжена с аф­фектами.

     Говорить о Е. с. с. при наличии особых состояний (инободрствования и т. п.) не имеет смысла.

 

   

       ЖИВОПИСНОСТЬ (в неспецифическом смыс­­­ле).

       Ощущение эстетической полноты развертывания смысла и тона, сверхвыразительная детализация и наоборот — ощущение выразительности средств и прозрачности символов на той или иной ступени пре­вращения структуры в тоносмысл.

      В ощущении живописности слияние дионисийского и аполлоновского неполно, преобладает либо одно, либо другое.

                                                                     

     Основа ощущения живописности — беспредметное в предметном:

     1) зримое воплощение беспредметного в изображаемых предметных структурах;

      2) теряющаяся предметность, размывающаяся, растворя­­­­ющаяся, позитивно-эстети­чески аннигилиру­ю­щая.

     В подражательном искусстве художник не ищет новых для него чувств, но инстинктивно пытается передать общезначимые (канонические).

 

 

     ЗАКОНОПОДОБИЕ. Нестрогие рациональные связи или обобщения каких-либо феноменальных явлений и прагматических фактов. Законоподобия бо­лее характерны для обыденных наблюдений, касаются последовательнос­ти следования событий, пра­вил осуществления действий. Например, утверждение: "При сильном ветре не бывает радуги" относится к законоподобиям, но не к законам.

 

 

       ИДЕАЛЬНОГО ОТНОШЕНИЯ ВНУТРЕННИЕ. Один из важнейших вопросов философии, несмотря на то, что внимание к нему привлекается из-за несообразностей, вызываемых нерафинированностью че­ловеческой мысли, тугостью обращения с феноменами ПРЕДЫДЕАЛЬНОГО. Внутренние отношения между уже задан­ными фиктивностями или внутри структуры какой-либо фиктивности могут быть строго логичными, даже представляться безукоризненно объективными в случаях своей предельной общности. Довольно часто распро­странено ложное мнение о реальной объективности чисел.

Не секрет, что логика в идеальном иногда проступает в более явном виде, чем в мире феноменального (субъективно реального), а о логич­ности вещей в себе (собственно объективного) мы можем рассуждать довольно околичным и косвенным путем. Логичность некоторых идеальных порож­дений вырисовывается особенно выпукло. Логика как граница данности вещей в мире — вне самих этих вещей, в то время как в среде небытий­ных идеальных муляжей кажется чуть ли не консистентной. Так, мир мате­матической данности представляется слов­но выстланным логической тканью.

     Однако логика — это логика структуры, логика отношения, но не логика  н а л и ч н о с т и  идеального. Логика привно­сится в идеальное стартовыми условиями задавания.

Необходимо заметить, что в идеальное вносятся и заведомые алогич­ности, что затем неизбежно приводит к противоречиям, парадоксам, математическим неопределенностям. Алогичны идеальные объекты и по своей сути, например, геометрические объекты, кажимостно существующие, но построенные из ничто и т. п.

И. о. в. несколько напоминают мир идей в античном понима­нии, то есть  сущности, висящие  вне обычного псевдобытия и определяю­щие своей логической разграфленностью мир человеческий. Фак­ти­чески И. о. в. — рационально-регулярно разрушенная сфера смысла, внепсихологическое, задание путем абстрагирования от свойств психологического. "20 х 20 = 400" — что это? Объективно ли, реально ли "20 х 20 = 400"?  В более минимизированном виде подобная логика дается и феноменально. Создавая идеальное, человек помещает туда и логику. Логикой строгое идеальное (часто совершенно непредставимое в человеческом сознании) и определяется. Логика — каркас, сила, которая еще как-то, пусть и мнимо, заставляет жить фантомические объекты математики. И не естественно ли, что те результаты, которые мы можем иметь благодаря идеальному, столь же приемлемы, как и ранее предпосланные условия?  Есть "черные" и "белые" ящики, но почему бы идеальному не быть заумным ящиком или ящиком воображаемого в нигде разума? Про­веренное в обозримых посылках умом доверяется исторически разработанной машине знаков и алгоритмов в уже более масштабном виде. Человеческая связь психическое — психейное становится живой ЭВМ.

Наиболее формальные математические области и не предполагают никакого идеального, оперируют чистыми знаками. Это самые совре­менные математические науки.  В своей логичности они нисколько не проигрывают, а кое-где могут и уточнить, откорректировать ранее известные подходы к логическому.

Фетиш идеального потребен только человеку. Компьютеру он не ну­жен.

Если мы пойдем на поводу у оккультистов и заявим, что любые объекты человеческих представлений, фантазий существуют и, более того, питаются человеческой энергией, то и в этом случае окажется, что думает субъект вовсе не об идеальном, а если что и "создает" тонкококонсистентное, то именно вследствие этой консистентности, абстрактно-иде­альное уже не поместимо в нем... Предпо­лагаемые эманации будут требовать н о в о г о идеального мира и так до бесконечности, то есть до небытия, несуществования, где и есть место идеальному.

 

 

ИДЕАЛЬНОЕ. Несуществующее, налагаемое на­личным, фикция. Сознание не является идеальным.

Антоним термина "идеальное" — термин "реальное", а вовсе не материальное, как часто считают. Вначале идеальное противостоит феноменальному, оказывается мнимым флюидом последнего и уже затем наступает противопоставление для субъекта идеального и остальной реальности. Следовательно, естественная противоположность идеаль­но­го — феноменальное, а мировоззренческая — реальное.

Несмотря на свое отсутствие, идеальное, ввиду его полагания и ссылок на него, в таком своем качестве циклопично и многоданно. Классификации его могут быть различными. Идеально наличны не толь­ко проекции практического, математические объ­екты, но и объекты логи­чески невозможные вроде деревянного железа или четырехугольного тре­у­голь­ника.

Идеально все то, что не предстоит в здесь-теперь-так феноменах и не может иметь иносубъективного или несубъективного статуса. В определенных случаях идеальное может быть относительным.

 

 

     ИДЕОМЕТРИЧЕСКОЕ. Относящееся к сфере стро­гих идеальностей, то есть идеальностей, вполне однозначно заданных и имеющих между собой стро­гие соотношения. В большинстве случаев идеометрическое относится к ИДЕЯМ — непредставимому в обычных неинтеллектуальных об­разах идеальному.

     Алогичность примативных положенностей иде­о­­метрического может не влиять на его последующую строгость в том случае, если на определенном уровне рассмотрения удалось избежать противоречий в совокуп­ности примативного.

     Примером чистой формы идеометрического являются математические формулы и формулы физической науки, но формулы не как знаки, а как выраженные денотативно в идеальной сфере. В формализованных системах денотативным будет рас­кры­­тие символов, включение выводов и предыду­щих формул.

 

 

 

     ИДЕЯ. Идеальное, не представимое по своему существу в чувственных образах, то есть идеальное, не переводимое в субъективное реальное; то идеальное, какое ни при каких условиях не может быть феноменальным.

      Идеи нужно отличать от типа идеального, которое не представимо только в своей тотальности, но представимо в частности ("испанский язык", "сфера искусства", "сфера обслуживания г. Новороссийска"). Действи­тельным субстратом такого неидей­ного идеального является досубъективная поглощенность, маскируемая антропоморфными вы­деленностями.

     Пример собственно идей: "число", "три миллиарда семьсот двадцать один", "равнобедренный треугольник", "прямая", "зеленое красное", "одиннадцатимерное пространство", "напряженность электромагнитного поля" и т. д.

     Идеальности типа "четырехголовый человек", "василиск", "снеговой огонь" идеями не являются.

 

 

    ИНОБОДРСТВОВАНИЕ. Фундаментальные (базо­­­­­­вые) психологические состояния различного происхождения и значимости, которые с точки зрения человека в состоянии тривиального бодрствования не являют­ся ни обычным бодрствованием, ни сновидий­ным состоянием, ни сном без сновидений (в последнем случае предположительно). Примеры: лунатизм, визионерство с потерей атрибутов обыденной ситу­а­ции, но с сохране­нием "тела", визионерство при наличии метаморфированного "тела", некоторые виды дре­моты, сна на ходу, пауз-лакун в тривиальном бодрство­вании, истинные галлюцинации, подлинное состояние паники (с после­дующей ретроградной амнезией) и др.

 

 

     Есть масса состояний между бодрствованием и инободрствованием: постгипнотические запрограм­­­­мированные действия, полноценное вхождение актера в роль, элементы психического заражения — непроизвольные под­ражания.

     Предполагаются возможности более существенного инободрствования.

     Часто даются частичные переориентации в характере действитель­ности при наличии сильного эмо­­­цио­­нального контакта с воображаемым: во время про­смот­ра фильмов, чтения книг, участия в розыгрышах, необычных ритуалах и т. п.

 

 

ИНТЕГРАТИВНЫЕ ОЩУЩЕНИЯ. См. ТОНИЧЕСКИЕ  ОЩУЩЕНИЯ.

 

 

ИНТЕНЦИЯ  1. (от intentio — стремление, лат.) Сгущенный (неразвернутый) образ, на котором здесь-теперь сосредоточено максимальное вни­ма­ние. Этот образ может иметь ту или иную смысловую, чувственно-аффек­тивную и волевую окраску. В предельном случае образная сторона, подразумевающая некую скрытую структуру, вообще исче­зает, оставляя только смысл, чувство, влечение, силу.

Могут быть: интенция-указание (представление о предмете без разворачивания структуры предмета, ин­тен­ция-ЭКЗИСТЕНЦИАЛ (неразвернутый объект чувств, страстей, ностальгии), интенция интенций-экзистен­ци­алов (ЭКЗИСТЕНЦИОНАЛ: абсолют, кра­со­та, смысл жизни и т. п.).

 

 

     Интенции не являются абстракциями и внеабстрактны по существу. Аналогично они не суть предпозиции. Строго говоря, это ментальные кон­цен­тра­ты. Осуществимость или неосуществимость через их посредство трансцензуса не имеет феноменологического значения.

     Обычно понимаемой интенции как феноменологической направленности не существует, ввиду отсут­ствия в сознании гомункулуса, отсутствия действительного разделения на сознание и содержание сознания. Трафарет­ные прагматические коррелированности феноменологически фиктивны. Причи­ны не­до­разумений не только в физиологизмах, условностях и спонтанных актах приписывания значений, но и в многослойности сознания, несосуществуемости его данностей, смещении области наивысшей проницаемости. Интен­ция посюстороння и, как правило, не переходит в трансцендирование.

 

 

 

     ИНТРОФОТОФОНОСРЕДА (ИФФС). Среда ре­аль­ных зрительных и звуковых представлений (неин­теллектуальных). Состоит из интрофотосреды (фо­то­­среды) и интрофоносреды. Либо противостоит, либо смешивается с КВАЗИСРЕДОЙ. — топосом внешних зрительных и звуковых ощущений. Эти среды сознания неотделимы от  феноменов.

 

 

 

      ИСКУССТВО (как психологическая данность). Такая представленность образов неинтегративного плана действительности, какая кажуще воз­буждает те или иные достаточно нерациональные интегративные планы, актуализирует их.

      В подавляющем большинстве случаев под предметом подобного вос­приятия подразумевается соз­дан­ное человеком, но не исключено и искусство "природы". Однако и в последнем случае необходим индивид, который смог бы обратить на что-либо внимание, выделить, зафиксиро­вать и т. п., например, отыскать и установить в музее минерал необычной формы, кажущийся рукотворным.

 

 В этом понимании термин "художественное" требует большей дифференциации, хотя и здесь возможны исключения, ошибки в экспертизе.

 

    Намечена тенденция искусства к универсализации, отход его от сугубо этносной и этосной семантики. Искусство в современном понимании должно облекаться в форму, доступную чувственному восприятию, и в то же время выходить по содержанию за человеческую ограниченность обыденным.  

 

 

 

   КАНОНИЧЕСКИЕ ОЩУЩЕНИЯ[29] (в том чис­ле чувства, мысли). Феномены, за которыми закреплены традиционные названия и которые легко распозна­ются, весьма часто встречаются.

  Канонические эмоции (эмотивное): страх, ужас, ярость, смех, удивление, радость.

  Канонические ощущения смысла (мысли) — вербальные или об­разные мысли, выражающие опознание чего-либо, отношения между предме­тами: "Книга лежит на столе", "Нужно выключить свет" (деятель подразумевается), "Почему трамвая всё нет?" ("Почему трамвай не под­ходит к этой остановке?")  и т. д.

  Канонические волевые ощущения: влечения, желания, намерения.

  Простых канонических перцепций ("холодно", "да­­леко") практически нет, ввиду их структурности, незаменяемой индивидуальности и амнезии подробностей таких же предыдущих перцепций. Среди подобных дифференцированных ощущений можно раз­ли­чать только обычные и необыч­ные.

 

 

КАСКАДЫ РЕАЛЬНОСТИ. Виды реальности в ее гносеологическом расслоении:

1) здесь-теперь-так наличность;

2) объективная реальность:

      а) логически выведенная из здесь-теперь-так,

      б) логически выведенная при условной безотносительности,

      в) чувственно-интенционно выведенная из здесь-теперь-так или особых, экзотических здесь-те­перь-так,

г) объективная реальность якобы сама по себе;

3) зареальности, предреальности — первичные направления в сторону реальности, моменты возникновения реальности;

4) чужие субъективные реальности, свои прошлые или будущие субъективные реальности, буферные реальности;

5) парареальности — "реальности" отрицательной протяженности;

6) вскрытое объективное бытие — совокупность всех моментов распавшейся объективной реальности.

 

 

КВАЗИСРЕДА. Совокупность реальных внешних ощущений, то есть совокупность внешних ощущений в настоящем локусе субъективного вре­мени (в моменте "сейчас"[30]). К. — это внешнее здесь-те­перь­-так. Как правило, к К. относятся зрительные и звуковые ощущения. Иногда к этим ощущениям присоединяются (и даже выступают в качестве ведущих) иные.

Соответствующие комплексы ощущений сновидений, галлюцинаций также квазисредны. Квазисред­ны­ми являются и последовательные обра­зы.

В квазисреде находится только тот предмет, какой мы видим, и в том виде, в каком мы его видим. Если человек отворачивается от предмета, то предмет исчезает из квазисреды.

 

 

КОСМОНИЧЕСКОЕ. Философский космос (абсо­лют) вместе с его предшественниками-скры­тос­тя­ми, расщеплениями-субъективностями и парасущностями.

К. — мир, рассматриваемый одновременно во всех своих состояниях: добытийных, парабытийных, бытийном и расщепленно-вскрытом бытийном.

Под К. можно понимать и генезис каждого из описанных состояний. Космологическое — вторая часть космонического (переход от объекта к субъектам).

 

 

 

    ЛИЧНОСТЬ. Бытовая фикция, условная модель интегрированных потенций псевдообъективного  че­ло­века. В представлениях о Л. проявляется желание иметь контрпсихейную проясненность, оструктуренность заведомо неструктурного, опрагматизированность невписываемого в прагматику. Таким образом, личность есть мнимый фокус всего диапазона позиционных интенций по отношению к способностям восприятия и активности.

     Личность не есть субъект; личность не есть индивидуальное субъективнее сознание. Денотат слова "личность" нельзя также сме­шивать с денотатами слова "человек".

 

 

 

 

       ЛОГИКА. В книге: 1) универсальная граница данности вещей в мире, сама остающаяся незримой; 2) методика косвенного выявления этой границы.

 

 

 

 

       ЛОГОС, ЛОГОСНОСТЬ, ЛОГОСНОЕ. См. по­яс­нение в статье  ЭРОС-ЛОГОС-ХАОС.

 

 

 

 

      ЛОЖЬ. Фундаментальный первообразующий эле­­­­­­­­мент (сеть элементов) восприятия и коммуникации, составная часть большинства истин. Свя­зана с неизбежной аберрацией действительности в процессе ее умноже­ния и суперпозиции.

      Человеческое вúденье, мирочувствование, ис­кус­ство, науки факти­чески основаны на Л. Искусство обязано лгать по самой своей сути. При этом искусство выступает не как подделка действительности, а как средство обмана, извращения, подспудной модификации психи­чес­ко­го. В науке Л. либо специально оговаривается под видом тех или иных посылок и искусственных приемов, либо остается неявной как в виде методологической лжи, так и в виде разности между науч­ным мировоззрением и предполагаемым кардинально-ис­тин­­ным мировоззре­ни­ем.

       Казалось бы, задачей философии является очистка мировоззрения от Л., представление мировоззрения, соответствующего "действитель­но­му положению вещей", но история философии показывает ложность всех дошедших до нас философских учений. Тем не менее очистка мировоззрения от Л. — главная цель философии и наличие такой цели — критерий изначально верно ориентированного философство­вания.

 

      Различение естественной и искусственной, непреднамеренной и преднамеренной Л. нисколько не облегчает каких-либо этических раз­гра­ни­че­ний. У различных человеческих психотипов одна и та же (одноро­дная) Л. может возникать на различных умственных уровнях, по-разно­му связываться с явлениями забывания и контаминации. Аналогично неоднозначно проведение разделения грубость-тон­кость, где одинаково негативно могли бы оценивать­ся и "грубая правда", и "грубая ложь".

      Религиозная Л. может быть связана с психотехниками и теми де­шевыми аффектами, которые предоставляют наивность и конформизм.

 

      Онтологически Л. выглядит как конгломерат вычлененностей, связность неполноценных бытийностей. Постсубъективное творение лжи — продолжение заблаговременно начатого процесса. Будучи необъективной, Л. реальна.

      Правдивость вроде бы является пороком. Если, согласно Аристотелю, смелость находится между тру­состью и ухарством, то бытово допустимую правду, нужно помещать между общественно неприемлемой абсолютной правдой и ложью. По абсолютной правде (то есть полной правде) мы пребываем в мире приблизительностей, условностей, относительности и бездоказательности, а отсюда всё позволено, всё человеческое ничтожно и не заслуживает упо­минания. Эта полная правдивость уничтожает всякую малую правду.

 

      Философ, в отличие от прочих обывателей, должен как будто быть сильно смещен в сторону абсолютной правдивости. Действительно в начале прошлого века и ранее философы могли позволить себе говорить немыслимые для здравого смысла вещи. Таким образом, в те времена собственно философы еще существовали.

 

 

 

МАТЕРИАЛИЗМ. Спонтанно замаскированная под реализм разновидность идеализма, основанная либо на онтологизации субъективных ощущений (I), либо на онтологизации физических и естественнонаучных абстракций (II).  Второй вид материализма сводится к первому, пос­кольку абстракции и описания науки — попытки продолжения субъектив­ных комплексов ощущений, попытки рационально-ма­те­ма­ти­­зиро­ван­ного, но заведомо фиктивного уло­в­ле­ния их за их собственной гранью.

Продолжение ощущений за их грань всё в том же почти неизмен­ном виде или даже в виде, частично подогнанном под уровень современ­ного знания, — довольно фантастическое допущение, не имеющее для себя никаких оправданий. Если идеализм противоположного типа онтологизирует идеи, относящиеся к уму, то современный идеализм-материа­лизм — идеи, относящиеся к разуму (такие абстрактные данности, как вещество, поле, атом и т. п.). Более приземленный материализм ограни­чивается экстраполя­ци­ями структурного сенситивного. Естественно, в по­следней детской модели мира не место атомам и молекулам, а их введение в корне подрывает саму наивную модель.

      Попытки материалистов придерживаться принципов рационализма ни­чего не меняют, ввиду катастрофической нелепости суммы начальных посылок. Некоторая заслуга материализма заключается в критике дру­гих идеалистических учений и натурального истолкования религиозных догматов, хотя чаще всего подобная критика обращается в фарс.

      Самая парадоксальная черта М. в том, что он, благодаря пересече­нию с прагматизмом и здравым смыслом, является мощной подделкой "действительнизма" (реализма).

 

 

      МЕНТАЛ. Универсальный термин для обозначения явлений сознания без деления их на обособленные группы, конкретное содержание феномена.

 

 

МЕРИСТЕМА. 1. Буквально (биолог.) — образовательная недифференцированная  ткань.

2. В книге — особая добытийная сущность, не имеющая каких-либо истинностных позитивных или негативных характеристик, за исключением самостоятель­ности.

 

 

 

 МЕТАФИЗИКА ЛИМИТНО-РЕКОНСТРУК­ТИ­В­­­­­­­НАЯ. Философия мира за субъектив­ным сознанием, исходящая из натурализации вычлененных из реального сознания (феномены) ограниченного числа предельных принципов возможно­сти существования и не требующая затем обращения к субъективному сознанию.

     Попыткой начала такой метафизики явились апории элеатов, отвергаю­щие трансцензус, проводимый путем механического переноса субъективной видимости в модели объективного.

      Трансцендированию в М. подвергаются только предельные логические и предлогические принципы. В отличие от спекулятивной метафизики (Платон, Шеллинг, Гегель), М. отказывается от анализа категорий и привнесения в мир фикций разума.

М. может быть основой теоретической метафизики.

 

 

"МЕТАФИЗИКА" НАУКИ. Типичные для науки кажимости долженствова­ния фактов, возникающие при смещении субъективного опыта в псевдосредные области — ПСЕВДОСРЕДЫ.

Тем самым "метафизика" науки является совокуп­нос­тью стихийно порождаемых ненаучных прин­ци­пов, руководящих методологиями науки.

Сходная "метафизика" существует и для наличных философских направлений.

 

 

МЕТАФИЗИКА РЕДУКТИВНО-ДЕДУКТИВ­НАЯ. Философия мира за пределами субъективного сознания, которая приходит к предмету своего рассмотре­ния путем анализа субъективной реальности.

     В отличие от  и н д у к т и в н о й  метафизики не обращается к конвенциональным представлениям, выводам из частных наук.

     Трансцензус в М. осуществляется через анализ реальных характеристик субъективного ощущения.

     Разновидностями М. являются метафизическая эсте­тика и анализ интроспекции чувственного транс­цен­зуса. Формально М. отказывается от данных визионерства.

Задачей М. является не только выведение объекта из субъекта, но и рассмотрение путей замыкания досубъективного на субъектив­ные феномены.

Чрезмерная связь М. с психологической эмпирией требует дополнения ее теми или иными реля­тив­ны­ми максимами и компарациями.

 

 

 

МЕТАФИЗИКА СИНТЕТИЧЕСКАЯ. Философия метасознания (мира за плен­кой субъективного сознания), основанная на взаимной поверке РЕДУКТИВНО-ДЕДУКТИВНОЙ и ЛИМИТНО-РЕКОН­СТ­­РУК­­­ТИВНОЙ  метафизики.

При этом редуктивно-дедуктивная метафизика апел­лирует к дленности-протяженности ощущений ре­­ального субъективного сознания и не совершает более одного шага методами логических выводов.

 

Метафизика лимитно-реконструктивная выделяет не разум и не универсальное ощущение, но прежде всего универсальную систему кристаллизации данности. Отвергая разум, эта метафизика отвер­гает и диалектику.

По М., в основе мира лежит статистика всенаправленной протозаконности (дозаконности), представляющей внутри НЕДОБЫТИЯ узкое тони­чес­кое мировое сознание — абсолют, распадающийся на топологии субъективностей.

 

МЕТАФИЛОСОФИЯ. Вспомогательный аппарат, исследующий системати­чески излагаемое или систематически изложенное философское мировозз­рение на предмет строгости, сопряженности, доказательности, доказываемости, соответ­ствия уровню интеллектуальных достижений  человечества и т. п.

Несистематическое философское мировоззрение практически не нуждается в М., т. к. корректировка такого мировоззрения будет достаточно услов­ной.

 

 

 

      МИСТИЧЕСКОЕ, МИСТИКА. 1. Реальные тон­кие неспецифические ощущения бесструктурного ха­­рактера, витально и эстетически сверхзначимые. С эмоциональной сферой прямым образом не связаны.

      2. Обычно под мистикой понимают попытки рационального объясне­ния или рациональных демонстраций того, что совершенно не раци­онально и рациональному объяснению не подлежит.

      3. Общие наименования действий, образов, явлений, потенциально способных стимулировать возникновение особых тонических (бесструк­турных) восприятий, в частности, мистику в значении 1.

 

 

 

      МОНОКАТЕГОРИИ. Термин, относимый к сущностям, не теряющим смысл, не становящимися аб­страк­тными при образовании (трансцендировании) путем присвоения предельных свойств некоторым обычным явлениям. Экзистенциальные результаты подобного присвоения: "ужас в себе как таковой", "сверхужас", "абсолютное сознание", "смысл всего"  и т. д.

      В большинстве случаев, монокатегории — это феномены, превращенные в вещи в себе (трансцеденты, "ноумены").

   

 

      МОШЕННИЧЕСТВО  В  ФИЛОСОФИИ. Полу­осознанное или осознанное создание тем или иным автором концептуальных аберраций и других подоб­ных явлений. В специально неоформленном виде существует состоящая из письменных утверждений целая отрасль критической философии, рассматри­вающая не только ошибки в философии, но и производящая недвусмысленный приговор тезисам, обо­сно­ваниям и стилю изложения подозреваемого в ин­тел­лектуальном фальсификаторстве.

 

      Можно видеть аберративную значимость ангажи­рованности в философии (жесткая привязанность к определенной идеологической тенденции, тече­ни­ям, схоластике, узкому кружку, университетской пре­емственности). Самые острые обвинения обычно направлены против немецких философов, а также теологии и материализма. Наибольшее число обвинительных реп­лик адресовано Гегелю.

      В новейшее время причастностью к М. ф. более всего выделяется философия языка (начиная с Витгенштейна) и экзистенциализм (начи­ная с Хайдеггера).

 

      М. ф. связано не только с превратностями толкования тех или иных яв­лений и порочными эвристическими каналами, но и с замалчиванием значе­ния факторов, не вписывающихся в кон­цеп­цию, стихийными, но удобными заимствованиями из смеж­ных областей (геометризация, логизация математического толка, общегуманитарно-эссе­ис­ти­чес­кая СУБЪ­ЕКТА ДЕ­­­КОН­СТРУКЦИЯ, религиозный гуманизм), попыт­ками следовать в практически и социально приемлемом русле, проложенном авто­ри­те­тами. К М. ф. предрас­по­ла­га­ет и сложившаяся философская терминология.

      Относительно независимые философы: Шопенгауэр, Киркегор, Ницше поражают страстной привязанностью к узкому кругу доминантных идей, биографичностью своего творчества. Подобная эгозависимость приводит к нанизыванию на коллизионно возникающие идеи случайных подтверждаю­щих моментов, к чему и сводится основная масса философствования.

 

      Психологически М. ф., так или иначе, восходит к аналогичному мошенни­честву в расхожих схемах бого­словия, весьма распространенной софистической за­щи­те родовых ценностей и верноподданнических установок, школярскому начетничеству. М. ф. возникает и из-за попыток показного следования философским псевдоконвенциям (внешне по­хожи на конвенции в науке) и моде на стиль, проблематику (как это имеет место в искусстве).

      В самое последнее время бессодержательные ни к чему не обязывающие "междисциплинарные" концепции вырастают как грибы повсюду. Обычно их авторы апеллируют к подобиям математизации, рационализации, представляют всевозможные схемы, диаграммы. Срок жизни всего этого —  один день. Но эти однодневки иногда находят себе прибежище на философских кафедрах. Причина подобного положения вещей — предсуществование так называемой абстрактно-категориальной философии, наличие в некоторых странах философии в виде марксистской или теологической псевдонауки.

 

 

       МУЗЫКА (в неспецифическом смысле.) Ощущение проница­емости границ восприятия, означающей разлитости духа, здесь-теперь происходящих ро­дов смысла существования. Проявленное в виде реального неакустического тона воспоминание о пра­данностях.

 

      Возможна обычная музыка, в которой нет МУЗЫКИ, и пейзаж, который источает последнюю.

 

 

      НАГЛЯДНОСТЬ. 1. Умственно-сенситивная очевидность, прямая доступность того или иного явления в том виде, в каком оно дано сознанию.

      Н е н а г л я д н о е  не дано здесь-теперь-так и является либо реальной поглощенностью, либо пустой рассудочной схемой.

      2. Совершенно иной аспект наглядности-нена­гляд­­­ности связан с отно­сительной непередаваемостью знаний в процессе обучения и общения, с определенным "трением" при знакомстве с чем-либо. Воз­можен эффект парадоксальной наглядности, когда, например, зритель, созерцая совер­шенно простую, ли­шенную аллегорий абстрактную геометрическую жи­­­вопись, утверждает, что он ничего не понимает, хотя все видит и видит достаточно явно. Этот эффект связан с предустановками, неверной сфо­ку­си­ро­ван­ностью сознания, вложением ожидания в со­зер­ца­ние.

     3. Есть более фундаментальные парадоксы нагляд­ности. Мы можем видеть предметы, но их число не сможем узнать без пересчета.

     Таким образом можно говорить о ступенях наглядности, о возможности зашифрованной видимости, о значении предустановок, свернутых воспоминаний и скользящих интенций.

     Процесс выделения субъективности, фильтрации сознательной данности происходит через выпадение ненаглядного. Субъективное детекти­рование предсубъективносознательного сходно со стробоскопическими ил­люзиями. Граница бодрствование — небодрствование — инободрствование проходит через каждое мгновение, и один из критериев наглядности — способ­ность здесь-теперь мнестического связывания, мнестической приемки здесь-так, невзирая на потенции скорой амнезии. Получается, что воспоминания не "вспоминают", а делают, производят, связывают, творят этот мир, если подразумевать именно атомы воспоминания, воспоминания о настоящем. Последующее — уже новая топология.

 

 

       НАДОБЩЕНИЕ. 1. Общение через людей, а ча­ще через другие посредники (тексты, книги, архитектуру, музыку, ланд­шафт и т. п.) человека с цивилизацией в целом и нечеловеческими сущ­ностями.

      Далеко не всякий предмет искусства может быть таким посредником.

      2. Общение с использованием названных выше посредников людей через эпохи и расстояния. Сред­­ства индивидуальной связи (телефон, телеграф и т. п.) здесь не подразумеваются.

 

 

НАПОЛНИТЕЛЬ. 1. Потребность сенсорно-мо­тор­­­­ного и моторно-сенсорного разнообразия, адекватная по своему спектру конкретному психотипу.

     2. Сама деятельность и предметы, удовлетворяющие эту потребность.

 

     Наполнитель как потребность — это все "необязательные" и искус­ственные потребности конкретного индивида.

     3. В более общем и уточненном смысле Н. — это потребность жизнен­ного тонуса, и уже в таком качестве Н. — главная человеческая потреб­ность, подчиняющая себе все иные.

 

 

      НЕМЕЦКИЙ ПЕРИОД В ФИЛОСОФИИ. Немецкая философия от Лейбница до Шпенглера. Стре­мительный закат немецкой философии совпадает с буйным расцветом философской мысли в Австрии. Последующая (после Шпенглера) философия в Германии, подобно престарелому Канту, словно бы впа­дает в детство — гуманитарно-экзи­стен­ци­аль­ный син­кре­тизм.

     Некоторый надлом и переориентация направленности немецкой философии — уже в интеллигибельном перерождении её в системе Гегеля и неожи­данном, хотя еще уместном, иррационализме Шопенгауэра.

     Небезынтересно, что самое капитальное произведение Ницше ("Воля к власти") самому Ницше целиком не приписывают.

 

   

     После античной Греции подъема философии, равного немецкому ее периоду, очевидно, не было. Главный недостаток немецкой философии —  недооценка чувст­венного начала и, соответственна, — переоценка искусственных абстракт­ных построений.

      Обращает на себя внимание гораздо более спокой­ное развитие фило­софии в Великобритании, а еще одинокая фигура французского философа Декарта, фактически затмевающая по значению любой  период  в истории философии.     

      Существует (чисто формальная) аналогия между политической раздроб­ленностью античной Греции и первоначальной раздробленностью Герма­нии. Расцвет и закат философии — более частное явление,  но коррелиру­ющие с раздробленностью культурные эффекты отрицать невозможно. Дру­гой вопрос в том, что подобные исторические констатации наивны и на уровне сомнения в том, "что" порождает "что". Любая "чтойность" здесь несамосуща и оказывается отбрасываемым обертоном.

 

      Несмотря на заёмность ведущих идей (античность, Декарт, Юм, Бэкон и др.), неуклюжие подражания теологии и математике, немецкая философия сохраняет свое значение благодаря попыткам пунктуальности, глубины, созданию эвристической модели философии, масштабности и серьезности.

 

 

      НЕОСОЗНАННОЕ. 1. Недоосознанное. Неосоз­­­нан­ное внутри сознатель­ного. Тот или иной шифр внутри субъективного сознания, неосознава­емый вре­менно, постоянно, абсолютно. Мы можем не знать числа види­мых предметов, можем не сразу ухватить смысл фразы на иностранном языке, хотя все ее слова знакомы  и т. д.

      2. Неосознанное, касающееся скрытых мотивов (элими­­нантов). Выделять какую-либо среду в связи с наличием скрытых пружин поведе­ния и придавать ей характер структуры не имеет смысла. 

 

      Не только поведение апеллирует к скрытому, не только грезы и сновидения, но и все субъективное сознание. Вследствие этого членение оборотной сторо­­ны субъективной данности и вписыва­ние ее в исчисляемое каким-либо процессом натурфилософское время и геометрическое пространство приобретает фантастические и чисто фиктивные разграничитель­ные черты.

 

 

 

      НЕОСЮРРЕАЛИЗМ. Сюрреализм, отличитель­­­ны­­ми особенностями которого являются:

     1) отсутствие существенных противоречий прин­­ци­пам неоромантизма и символизма;

     2) принцип "палео-футуро", который утверждает, что попытки но­вых суперпозиций культуры должны иметь опоры в палеоданностных внеэмотивных чувствах (особых бесструктурностях);

     3) отказ от эмоций и бытовых описаний — внечеловеческий универ­сализм;

     4) особые фигуративности и сверхфигуративности, если они присутству­ют, сочетаются в Н. с принципами нефигуративного искусства;

     5) принцип отбора: так называемое автоматическое письмо должно тщательно отбираться и оцениваться на предмет соответствия кульми­на­ци­­онным моментам дофункционального сознания.

 

      Стихийно Н. частично присутствовал в недрах обычного сюрреализма и модернизма вообще. Можно привести в пример некоторые тексты Ганса Арпа, отдельные картины Ива Танги. В музыке одной из форм Н. является так называемый минимализм.

 

 

 

      ОБЪЕКТ. 1. В собственно философском смысле сущность вне субъективных ощущений, вещь в себе: ничто, субстан­ция, недобытие  и т. п.

     2. В псевдогносеологическом смысле мнимовнешняя часть субъекта, область внимания и сосредоточенности, то есть часть сферы сознания, находящаяся в том или ином напряжении, свя­занная со смыслами и представлениями.

      3. В бытовом и научном смысле — аберрация ума, аналогичная предыдущей (пункт 2), но оправданная здравыми соображениями и имеющая в ряде случаев практическое значение.

 

 

      4. Идеальных объектов как таковых не бывает. Любая идеальная конструкция — это заобъект внут­ри­­сознательного "объекта" (пункты 2 и 3). Пусть че­ло­век производит операции с треугольником. Это или нарисованный треугольник, или треугольник в его реальном воображении, то есть все это не треугольники в геометрическом значении. Геометрический треугольник — идеальный флюид над треу­голь­ни­ками, что даны психологически.

 

 

 

      ОККУЛЬТИЗМ. Различные учения и практики, содержанием которых являются экстрарациональные восприятия и экстрарациональные воздействия. Ныне бытующий О. основан на некритической ассимиляции традиций, фетишизации случайных особенностей, сопровож­давших путь к удачному результату.

     Передача оккультных способностей чаще происходит не по принципу обучения, а по принципу заражения. При этом наделение оккультными умениями сопровождается модификацией характерологических черт учени­ка, образа его жизни и манер поведения. Чем большей силой начинает владеть нео­фит, тем заметнее эти изменения. К подобным изменениям мож­но отнести легкую ро­бо­то­по­доб­ность, потерю пер­во­начальных степе­ней свободы, трансформацию системы потребнос­тей и системы ценностей. Нередко "помудрение" сопровождается той или иной степенью ослабления интеллектуальных свойств. Таковы последствия и самостоятельного обре­тения оккульт­ных способностей.

 

      Практические достижения оккультистов иногда могут вызвать инте­рес, их теоретические взгля­ды, как правило, совершенно несостоятельны и представ­ляют собой набор необработанных положений различной степени достовер­ности, объединенных концепцией наивного реализма с элементами эклек­тической теологии и герметической игры.

 

 

      ОНЕЙРОМОНТАЖ. Индуцирование, благодаря ас­социациям бесструктурных ощущений (положительных, отрицательных) с теми или иными образами в условиях снятия сред обыденности, фантастической реальности, существование которой для психейно-психического комплекса индивида не является обя­за­тельной.

     Например, оказавшись в состоянии клинической смерти, индивид может увидеть богородицу, умерших знакомых, ад, сатану и т. п. Иные картины будут у представителей других религий (см., например, "Ти­бет­скую книгу мертвых").

      Самое чистое виденье будет у неверующего, хотя и здесь возможны образные осложнения.

      Наличие О. резко снижает познавательное значение визионерства.

 

 

     ОТРАЖЕНИЕ. Очень удобный нефилософский термин. Неизбежен на ранних этапах введения в философию. Однако в том мире, какой рас­смат­ри­ва­ется в философии, отражение а б с о л ю т н о  н е- в о з м о ж н о. Существуют массы подобий, сходств, но все они гомологичны. Каждый раз имеет место не отражение чего-то исходного, но затуманивание его.

     Отражения прагматического характера типа звук — эхо,  предмет — его вид в зеркале,  предмет  —  фотография и т. п. феноменологичес­ки никак не объясняются и не могут даже быть названы удвоениями. Само узнавание на портрете кого-либо требует соответствующего навыка и сопряжено с приписыванием значений, расстановкой смысловых коорди­нат.

 

     Даже с точки зрения последовательного ортодоксального материализ­ма отражение дерева в воде — нематериально и связано с устройством и положением фиксирующего прибора или наблюдателя. Аналогично нематериальна и тень дерева, солнечный зай­­чик и т. п. Например, нис­колько не противореча Эйн­штейновой СТО, световой зайчик может двигать­ся со скоростью большей скорости света в вакууме, ибо его движение нефизично, подобно движению "дыр­ки"  в полупроводнике.

      Для глубинной метафизики из подобных дыр и состоит все существу­ющее, вся разница между отражением и отражаемым исчезает.

 

 

 

      ОТСУБЪЕКТИВНОЕ. См. также ИДЕАЛЬНОЕ, ПСЕВДОСРЕДА. Несуществующее, полагаемое субъ­ектом как бы существующим. Отсубъективное впол­не мо­жет быть и рациональным, прагматически приемлемым. Отсубъективное является дальнейшим дроб­­лением (хотя и представляемым) мирового бытия. Отсубъективное нефеноменально, но в разной степени и в определен­ных случаях пересекается с реальными чувственными представлениями, воспоминаниями, другим феноменальным. Оно связано со стартовыми посылками смысловых явлений, чувственных и прагматических ожиданий, полаганий.

Фактически отсубъективное является скорее меж­человеческой, родовой "отсебятиной", чем индивидуальной. Индивидуальное нетренированное сознание в основном склонно к интенциям, но не к порождению идеаль­ного в чистом виде.

Сфера идеального не всегда отождествима со сферой отсубъективного. Так идеально "наличным" может считаться и то, что еще не создано субъ­ектом и то, с чем он еще не имел косвенной связи. Отсубъективные конструкты (в точных науках, особенно в математике) вступают между собой в отношения, от человека не зависящие, псевдообъективные и логически оправданные в том или ином аспекте.

Идеальное и отсубъективное суть скульптуры, изваянные из небытия резцами человеческих направленностей, потребностей и попытками логи­ческого заострения феноменов.

С философской точки зрения нет большой разницы между отсубъективным (индивидуальной неправильностью) и отсубъективным, имеющим в потенции конвенциональную форму. Отсубъективное можно назвать постсубъективным, а в своей тотальности — постсубъектом. В последний включается все заданное идеальное. Человек — это бог идеального, во многом потерявший контроль над тем, что им создано.

 

 

 

 

      ОЩУЩЕНИЕ. (Слово, этимологически родствен­ное словам очутиться", "очнуться".) Вбирание, свя­зы­вание, скрепление кон­кретного среза бытия или отдельной грани этого среза, оживление, пробуждение их к мимолетному существованию. Срез бытия чисто субъ­ективен и относится не только к внешним проекциям (среды зрения, звуковые среды), не толь­ко к внутреннему (соматические ощуще­ния), не только к индивидуальным тоническим ощущениям (эмотивное и др.), но и к фактуальному прохождению мыслей, представлений, прочих феноменов. 

 

      Реально человек имеет дело с комбинацией (пучком) множества срезов бытия. Только несуществующее не имеет никакого отношения к сенсибилитету. На уровне самых тонких духовных вибрисс, прозрачнейших смысловых означений и порождений ни в коей степени не явля­ется ощущением только небытие.

     Содержанием ощущения могут быть феномены, но не какие-либо абстрактно вычлененные свойства последних. Подразумевается, что прагматический пред­­мет давно отметен и снят, но в таком случае ощущение само есть предмет либо микропредмет, но не та или иная его предполагаемая ипостась. Например, в зрительном поле ощу­щением будет все то, что может быть получено путем закрытия остальной части дан­нос­ти этого поля. Иерархия ощущений здесь лежит в области сужение-расширение. Накладываемые ощущения смы­сла придают этому оттенок новых диапазонов: далеко, близко, познаваемо и т. д. Так называемое "ощущение громкости" в действительности не есть громкость: всякий раз оно предстает через определенную бессловес­ную определенность, а бытование такого высказывания как "ощущение громкости" связано с чисто вербальной практикой. Подобные вербаль­ные вложения-вычленения существуют и для других ощущений. Апперцептивность, давая воспоминания, не нарушает естественной топологии и в большинстве случаев сливается с перцептивностью.

 

 

       ПАЛЕОЯДРО СУБЪЕКТИВНОЙ МЕНТАЛЬ­НОСТИ. Предполагаемое, а иногда четко уста­нав­ли­ва­емое однородное первосознание, скры­тое за обыч­ным, развернутым в дифференцированные ощу­ще­ния субъектив­ным сознанием. В виде некоторого ми­кро­абсолюта или квази­абсо­люта может представать в определенных экзоти­ческих условиях (искусствен­ная сенсорная депри­вация, клиническая смерть, редкие погра­нич­ные состояния между сном без сновидений и бодрствованием, визионер­ство). По своему основному тону П. с. м. сходно с кажимостью резко усиленного ощущения "я", но не в качестве присут­ствия при ощуще­ниях, а в качестве самосто­я­тель­ного "присутствия-све­че­ния", присутс­­твия­-инто­ни­ро­ва­ния.

     Палеоядро выступает как материал обычного сознания, его "суб­станция". Обычное сознание выглядит как деформация П. с. м. Тем не менее безукоризненных доказательств наличия П. с. м. нет. При любом качестве измененного сознания полное тождество между П. с. м. и психейным или между П. с. м. и абсолютом не проводимо.

 

 

      ПАРАФИЗИОЛОГИЯ ЧЕЛОВЕКА. Совокупность сведений о жизнедеятель­ности человека, закрепленных в восточных медицинских учениях.

      Синтетическая парафизиология представляет собой тот или иной современный вариант этих учений. Чаще всего именно с синтетической парафизиологией и приходится иметь дело. К П. ч. примыкают основания и некоторых других европейских парамедицинских дисциплин.

     Понятия П. ч. не являются достаточно обоснован­ными и строгими, по своей заданности подобны понятиям античной и средневековой евро­пейской ме­дицины.

      Ценность П. ч. не в ее краеугольных положениях, а в некоторых ориги­нальных частных разработках и практических методиках.

      Компенсация парафизиологией упущений обыч­­­­ной физиоло­гии не может считаться полной. Европейская наука выбрала один из путей развития, другие возможности для нее закрыты.

 

 

     ПАРИЖ (в аспекте экологии культуры). В XVIII—XX веках главная "точка сборки", гумани­тарная столица мира. Это не столько центр Франции, сколько, в определен­ной степени, объединяющий центр граничащих с Францией стран (кроме Германии), центр романских стран и, наконец, центр мира.

     Философской и научной "столицей" планеты не является. Это более точка исхода некоторой запускающей волны и одновременно центр гуманитарной интеграции.

      В мировой культуре этот город играет не только позитивную, но и негативную роль (порождение куль­­турных блефов).

      Передать значение П. другому городу довольно сложно. Например, П. — далеко не главный центр джаза, но музыка как искусство для искусства нахо­дит свое приоритетное пристанище именно здесь.

 

 

      ПЕРЕСУБЪЕКТИВИРОВАНИЕ. Изменение ка­­­­­жи­­мостей одного ряда внутри субъекта. Самый простой пример П. касается всем известных оптических иллюзий-перевертышей.

      Аналогично возможна замена догм на противопо­лож­ные. Контрар­ность при П. необязательна, хотя час­то встречается.

      Гносеологическое значение П. заключается еще и в том, что оно способно временно изменить границы способностей восприятия или наделить один психотип возможностями другого.

 

 

 

 

ПОДСОЗНАНИЕ. Условное место действия пси­хо­аналитических легенд, суррогат психейного. См. для сравнения БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ и НЕОСОЗНАННОЕ.

 

 

 

      ПОНЯТИЕ. Термин, который в философских текстах следует, как правило, избегать. Понятия — значения, вырожденные в идеальность, потерявшие нативную определенность и психологичность. Они могут быть атрибутами науки, но никак — философии. Главная причина такого положения вещей даже не абстрактность и идеальность понятия, но его лимитность (предельность). Понятия задаются, но не осуществ­ляются. В строгом смысле их не существует вообще.     

 

     1. В терминах книги "реальное понятие" — основной смысл (каркасный смысл, смыслорадикал), относимый к тому или иному феномену, предмету, отношению, явлению, фикции и т. д. Тем самым главным является не предполагаемая понятийная фокальность и обслу­живающие понятийное смыслы, образы и другие психологические феномены (ссылки изнутри субъекта на идеальность), но наиболее существенный, откорректированный реальный смысл. Выведения его вполне возможны. Одно из таких выведений: пересечение (логическое) всех смыслов определенного слова в однородных контекстах.

 

      2. Понятие — абстракция, идея чего-либо вне его самого, стоя­щая над всеми рядами сходных объектов. Такое понятие может иметь чисто практическое значение в том плане, что опора только на знаки обиходно затруднительна. Тем не менее именно знак под­ме­няет собой понятие. Последнее только слабо предполагается. Однако еще чаще предполагается де­фи­ниция, а понятие лишь полагаетcя, допускается. Все это наряду с неточными образами производит упрочение знака, с которым фактически и приходится иметь дело.

 

 

      3. Понятие как определенная совокупность суждений об отличитель­ных существенных признаках предмета и даже понятие как дефиниция — неоперативны, фактически рассыпаны, бессвязны. Перечни признаков, дефиниции, рассмотрения и т. п. — только под­готовительный этап к получению идеи, интенции или смыслорадикал.

 

 

 

      ПОСТМОДЕРНИЗМ. Полузагадочное (по своим причинам) маргинальное явление современней культуры, претендующее на центральное и имеющее как совокупность разнородных течений-напра­в­лений сле­­­ду­ющие признаки:

     1. Окончательное разрушение ранее бытовавших принципов холистичности и связности в культурных традициях, критика предыдущих культурных тра­­диций с неосознанным и некритичным (философия) и пародированным, кари­катурным (искусство) вклю­че­нием их в себя.

      2. Потеря "логоцентричности" (философия), по­­те­ря нацеленности на прекрасное или "лучшее" (искусство).

     3. Уход с высот интеллектуальной рафинированнос­ти в философии через посредство серьезных недочетов и непроработанных мест в учениях Гуссерля и его последователей. Сочетание постановки новых проблем с одновременной примитивизацией ста­рых, интенсификация футуристичес­кого прогресса через регресс (философия).

     Переход к "уличности", "офенности", ближним ме­щанским планам существования с одновременным заимствованием композиционных принци­пов у кинематографа, радио, телевидения, компьютерной тех­нологии, кулинарии (искусство).

      П. — несомненная болезнь. Главное для П. — неусвоенность уроков знания промежуточного между имеющим превалирующее хождение (научное, па­ра­научное, обывательское) и релятивно уточненным знанием, потеря герметической сути внутри про­граммных герменевтичес­ких схем.

     Общие черты П.: псевдообъективизм, фетиши несу­­ществу­­ющего, опора на психоаналитические сказ­ки.

    На смену устаревшему принципу гармонии все еще не пришел какой-либо новый, столь же мощный по своей цементирующей силе. В этом трагедия современного общества. П. — нелепо-диффузные, бессвязные поиски такого принципа. П. как бы символизирует женскость современной цивилизации, переход от единства к множественности, от техники — к технологии, от фундаментальной науки — к короткоживущим рабочим гипотезам.

     В философии и искусстве выдаются не окон­ча­тель­ные произведения, но формальные порывы и сбивчивые эссе, показательные попытки, обе­щаю­щие материалы для будущего. Это уже не женскость, а — квазидетскость.

 

 

 

      ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ. К концу 1980-х годов — наиболее распространенное нигилистическое околофилософское направление. П. фактически подготовлен не французскими мыслителями, а всем ходом немецкоязычной философии. Если Гуссерлем был окончательно выветрен из философии живой субъ­ект, то хайдеггеровским компенсаторным псевдотранс­цензусом — объект. Попытка оживления объекта превратилась в его смерть. В историко-фи­ло­соф­ском смысле тандем Гуссерль—Хайдеггер не зна­­ет аналогий. Таков центральный исходный пункт П.

     Гносеологической предпосылкой П. является факт узости сектора реальности субъекта и объекта в сфере практического существования человека. Полагаемое за действительность в основном контингенте случаев является фикцией. 

    

     Нигилизм по отношению к главным вопросам философии успешно сочетается в П. с примитивизмом, широким внедрением в философский обиход наивного реализма.

     Поражает сходство П. с марксизмом. У провозвестников и апологетов П. нет основополагающих трудов, зато есть критика и рассмотрение второстепенных вопросов в подробнейшем журналистском ключе. 

 

 

     ПОЭЗИЯ (в неспецифическом смысле). Мало­­опре­делимое тоническое ощущение высшей одухотворенности, эстетической уместности, возвышен­ной осмысленности, вызывающее катарсис, эмпатию, напомина­ние о лучшем (мире, чувствах, возможностях, жизни). Этому чувству-ощущению часто параллель­ны переживания эфемерности, призрачности, ут­ра­­ченности, изгнания из рая.

     Отличия от экзистенциала-экзистенцио­на­ла "кра­­со­­та", "прекрасное" иногда сложно провести, но они есть. Поэзия не является монокатегорией или чем-то первосубъективным, не определяется как облегченное запредельное положительное ощущение. Она принципиально десубстанциональна.

      Сверхмузыка тяготеет к доабсолюту, сверхживописность — к постабсолюту, сверхпоэзия — к одной из сторон абсолюта.

      Хочу подчеркнуть: именно тяготеет, но не является! Забвения нечеловеческого (сверхчеловеческого) эроса обязательны, иначе не возникнут смутные напоминания о нем.

 

 

  

   ПРААБСОЛЮТ. Недобытие, ни то ни се (НТНС). Не обладает каки­ми-либо позитивными или негатив­ны­ми характеристиками.

      П. не в прошлом и не в будущем. Он актуален и неисчерпаем, всегда наличен в своей недоналичности. Его нельзя назвать ни соз­нательным, ни бессознательным, ни протяженным, ни непротяженным. Однако П. не есть неопределенность, он шире понятия бытия, бытие — его узкий спектр. Возникнув, бытие поглощает недобытие и оставляет последнее как основание своего дления в своих рамках, но вне этих рамок недобытие по-прежнему тождественно себе первона­чальному. Таким образом бытие и шире и уже недобытия. Противоречия здесь нет: недобытие шире бытия по отношению к себе, а бытие — также по отношению к себе. Противоречия не может быть и потому, что логика возникает только вместе с бытием и недобытия не касается. Внелогичность, без­ос­новность — главные характеристики П.

 

 

     ПРЕДЫДЕАЛЬНОЕ. Совокупность реальных здесь-теперь ссылок и направленностей на идеальное и его соз­нательные детерминанты. Обычно выражается в смысло­вых феноменах. Именно П. ответственно за возникновение кажимости идеального. П. — та психологическая почва, ко­торая порождает то, что принято называть абстрактными способностями.

     Окончательная кристаллизация возможна только на межсубъективном уровне. Идеальное при этом вы­гля­дит как мертвый продукт конвенций. Однако, будучи заданным, идеальное действенно и без какого-либо межсубъективного контакта. Заданная способность создания идеального уже не требует давления со стороны  элементов традиционной культуры.

     Осознание границы между П. и идеальным требует мыслительной робинзонады, отхода от кол­лек­ти­­вистской настроенности интеллекта, отказа от существующих школ и авторитетов.

 

 

     ПРОЗА ХУДОЖЕСТВЕННАЯ. 1. Нестихотворная письменная и устная художественная речь, т. е. формально — речь, характеризующаяся отсут­ствием соизмеримого деления на отрезки, мастерски созданная или исполненная и обладающая потенциями эстетического воздействия.

     2. Для человеческого восприятия — несценарный комбинированный вид искусства, параллельный искусству кино и телевидения. Отличие его от последних — в большей задействованности индивидуальных способ­ностей воображения, мышления, эмпатии. Реальные феномены прозы — итог различных видов творчества, связанных с писанием, прочтением, мыслен­ным или обычным произнесением, графическим изображением (для письменной речи), разворачиванием представлений, спонтанными ассоциациями, воспо­минаниями, актуализациями раз­лич­­­ных психических настроенностей.

     Как и кинематография, П. х. является суррогатом сновидений, жизни вообще, а иногда — аналогом наркотического средства. Отсюда и требова­ние к П. х. как к некоторому органическому и организменному целому.

      Атрибуты действенной прозы: некоторая нериторическая здесь-теперь спутанность (в т. ч. замкнутая на нескончаемое, вечное), потенциальная сновиденность, неспецифическая опьяняющая способность, присутствие особым образом данных эле­мен­тов поэзии, наличие непроизвольной сосредоточенности, "влечения к тексту".

      Термин "шедевр" применим к прозе более условно, чем к поэзии. Шедевры прозы более сложно выделить, особенно если предусматривается возможность нового (повторного) прочтения. Тре­бо­­­­­­­­­­­­­ва­­ние "оше­­девривания" для прозы равносильно требованию живописности для каждого кадра кино­ленты. Между тем, все-таки остается вероятность его выполнения.

       Обман, кажущееся волшебство "добротной" П. х. имеет и оборотную сторо­ну вследствие того, что она требует от субъекта больше времени и энергии, чем другие виды искусства. П. х. может быть не только сред­ством развития и модификации психического, но и фактором регрессии. Это касается как пишущего, так и читающего.

      В П. х. осуществляется воображаемый переход через те или иные витальные кульминации. В самом простом случае эти кульминации носят характер близкий к бытовой (неофициальной) биографии. В более слож­ных случаях происходит отказ от описания человеческой среды. По своему содержанию (теме) П. х. строится не на вехах квазибиографичес­кого характера, а на явлениях, сходных с микробиографией, указаниях на конкретные значимости, непосредственность. В этом плане П. х. слива­ется с бытовыми фантазмами, а также с чувственной арха­икой человеческой данности. Поэтому элементарнее всего дневниковое построение композиции прозаического произведения с представлением непосредственного вúденья-чувствова­ния героя. Любая "объективность" условна и несопоставима по силе воздействия с ведением повествования от перво­го лица. Очень часто ведение повествования от третьего лица, несколь­ких лиц или "оно" — довольно прозрачная подмена первого лица, переподстановка-пе­ре­­ориен­тирование, либо под­ста­новка инкогнито "я" вездесущего и всевидящего автора с описанием "внеш­ней" псевдообъективной види­мости. Современ­ные культурологические тенденции, ведущие к уничтоже­нию "субъекта", не имеют под собой какой-либо методологической почвы, понарошечны и являются обычным изворотом истории стиля.

  

      П. х. относится к видам искусства, наиболее полно воплощающим потреб­ность в метемпсихозе, однако наличие подробностей подобного воплощения коррелирует с ограничением рамок и структуры воплощения. Обычно осу­ществляется перенос человек — человек, человек — общество, человек — живот­ное, человек — "ухоглаз", человек — "дух", но не более того. В музыке, поэзии, живописи рамки переноса практически не имеют границ.

 

 

 

ПРОИНТРОЕКТ. 1. В качестве проактивности, прорассудка, прополагания — основание обозримо имманентной сто­роны деятельности человека-соз­на­­­ния; включается в рассмотрение через элементы как субъективносознательные, так и граничные субъек­тивной сознательности.

П. может быть предшественником рассудочных схем аксиологического. Типичные примеры П. — так называемые смыслы жизни, ее цели, критерии и стимулы.

     2. "Психотропизмы", "психотаксисы", "психогради­ен­ты" в качестве тончайших и маловыделенных пред­ше­ствен­­­ников обычных представлений, осмысливаний, чувств и деятельности.

 

 

 

ПРОНИЦАЕМОСТЬ. 1. Степень полноты и внутренней обоснованности ощущения. Чем более ощу­­щение структурировано — тем менее оно проница­емо. Наименее проницаемы зрительные ощущения-воспри­ятия.

2. Фундаментальнейшая характеристика су­щест­во­­вания, его един­ственное первичное измерение. Сте­пень абсолют­ности, самодостаточности, полноты дан­­ности.

Уменьшение П. приводит к нормальным иллюзиям, кажимости различ­ных типов времени и структуры.

 

Уменьшение П. прямо связано с уменьшением ментальной емкости бесструктурного, что неизбежно при разделении общего созна­ния на среды и различные роды чувствований. Специализация восприятия, усиление его развертки фактически являются мультиплика­циями первичных ментальных возможностей с одновременным ослабле­нием последних.

З. Величина, показывающая отношение интенсив­ности данного субъективного ощущения к интенсив­ности объективного протоощущения. При этом характеристика "интенсив­ность" прямо не связана с такими характеристиками как "неуравновешенность" и "напряженность".

      Неполная первичная проницаемость как своего рода леность "мирового духа" — источник онтологической (метафизической) протопамяти: во всяком неполном тоническом есть напоминание о полноте. А здесь недалеко до актуально нелепого локально дис­континуального континуума протовремени-про­то­структуры.

 

      ПРОПОЗИЦИОНАЛ. Законоподобие, закономер­ность внутри субъективного сознания или предстоящие через него, возникновение которых возможно толь­ко в интенции или в сопоставлении прошлого и настоящего.

     Пропозиционалы не связаны с объективным миром. В отличие от про­позиций, пропозиционалы относятся не к отдельному здесь-теперь, но к потоку здесь-теперь. П. составляют основу эмпирического опыта, то есть набора эмпирических констатации и утверждений,

 

 

 ПРОПОЗИЦИЯ СУБЪЕКТИВНАЯ. (ПРО-ПО­ЗИ­­ЦИЯ) 1. Мысль, высказывание, применимые к субъ­ективному сознанию всегда и во всех случаях.

      2. Мысль, высказывание применимые к субъективному сознанию в отношении определенных субъективных сред, либо в специально огово­ренных случаях.

     Главное в субъективных пропозициях не форма их выражения, но подразумеваемая смысловая рамка существования.

Возможны не только смысловые подразумевания, но и  реак­тивные (включающие тоны чувств).

Пропозиции неидеальны и внеабстрактны, поскольку направлены на конкретные феномены и допускают подстановку последних.

      Пропозиции не есть понятия или узкие локальные представления. Это — акты. Вербально П. с., как правило, выражаются в виде закончен­ных предложений или высказываний, способных к разворачиванию в не­которое сообщение. Собственно феноменология может быть построена только из П. с.: "Субъективный мир реально существует", "Ощущение "я" — присутствие при ощущениях", "Темнота неоднородна". Не исключены вербальные тонкости. Так, высказывание "Темнота всегда неоднородна" хотя и справедливо, но переходит грань пропозиции. Сама вербальность для пропозиций необязательна.

 

 

      ПРОСТРАНСТВО (ПРОСТРАНСТВА). Вырожденная ПРОТЯЖЕННОСТЬ (см.) того или иного типа. Мультиплицированным представлениям о П. и созданию абстракции П. более всего способствует зрительное восприятие.

      Основа иллюзии — инертность восприятия, его нетождественность мгно­вению.

     Будучи фикцией, П. не является философской категорией. Большее значение имеют заведомо искусственные математические и математизиро­ванные пространства.

 

 

     ПРОТООЩУЩЕНИЕ. 1. Предполагаемое супервитальное праощущение, не имеющее рациональ­ных характеристик; основа других ощущений, не метафизи­ческая, но связанная с организмами, их фи­ло­генезом и онтогенезом (началь­ные этапы).

      2. Реликтовое диффузное ощущение, насыщенное витальностью, не предполагающее рациональных координат, чаще всего соматическое.

      3. Реставрационная интенция первых двух ощу­ще­ний.

*  *  *

      Не будучи рациональным, П. не является  и чистым иррациональным ощущением, имеет в себе кажимости смещения, взаимопогашения противо­по­лож­­ностей. Реально данное П. вызывает ассоциации наличия иных центров сознания и управляющих нецеребральных сил в соматике.

Смежные ощущения:

1) ощущение внезапного и резкого улучшения самочувствия, прилива "телесных сил";

2) измененное и усиленное по интенсивности ощущение соматического облака, сопровождаемое многократным увеличением ощущений бодрости, силы, возможностей.

 

 

      ПРОТОРЁННОСТИ ЭФФЕКТ. В мировоззренческом плане эффект кажимости бесспорной очевидности и наглядности того, что первоначально счи­талось далеко не очевидным и не наглядным. То, что изначально представляется уму еле брезжащим, едва существующим, при многократных сосредоточениях, повторениях смотрится нормально существующим или связным. 

      Данный эффект сказывается и на разности интеллектуального восприятия различных субъектов, кристаллизации и отвердении умственных пред­став­ле­ний.

 

 

     ПРОТЯЖЕННОСТЬ. 1. Вторичная протяженность, рациональная протя­женность — распределение предметной или беспредметной консистенции таким образом, что у нее могут быть выделены неконгруэнтные части: "центр", "периферия", "правое", "левое" и т. д. Это относительная протяженность.

     Большинство тех протяженностей, которые осознаются как зритель­ные (в т. ч. апперцептивно конструируемые), являются названной про­тяженностью или близки к ней. В той или иной степени в них присут­ствуют элементы колебания зрительного поля и сканирования.

      2. Первичная феноменальная протяженность — неконсистентная иррациональная протяженность, не имеющая какой-либо структуры и деления на "центр" и "периферию". Она характеризуется всплеском, импульсом, диффузностью, возможностью неожиданного пересубъективирования с одних локальностей на другие.

      3. Предфеноменалъная протяженность представляет собой растворение дления и протяжения друг в друге. Это тот атом усилия, где нет види­мого производства времени и пространства. Для натурфилософии она означала бы, что определен­ность импуль­са с неопределенностью координат первичны, а неопределен­ность импульса и определенность координат — вторичны.

     4. Суммарная субъективная протяженность (про­странство субъектив­ное) возникает благодаря противопоставлению феноменов друг другу. Она ох­ва­ты­вает кажимости внешнего и внутреннего. Связана с другими нормальными психологическими иллюзиями и иллюзор­на сама по себе. В суммарной протяженности имеют место членения и мультипликации за счет колебаний субъективного мира и добавления дленности, а отчасти — и длительности к  протяжимому.

      Формально в данном случае лучше говорить не о протяженности, а о протяженностях и их прочерчиваниях-образованиях. В зрительном соз­нании воз­никновение протяженностей всегда плюралистично, исходит как бы из нескольких монад-сознаний. Про­ще обстоит дело с другими чувствами. Идеальный случай — протяженности обоняния.

      5. Общая субъективная протяженность (универсальная субъективная протяженность) сходна с первичной феноменальной протяженностью, но менее ярка и представляет собой, в отличие от суммарной протяженности, не объединение, а пересечение различных субъективных данностей, остаток после вычитания особенностей. Не обладает каким-либо определенным числом измерений, но имеет направления типа "правое — левое", "верх — низ". Однако подобное разделение уже не зрительно и не кинестично.

       6. Онтологическая протяженность. Элементарная и полная протяжен­ность. Не-ничто обытиенность недобытийного, объективный чувственный взрыв в самом его начале, неразвернутый, неразделенный. Не имеет не только пространственных, но и отчетливых цветовых измерений. Это протяженность сверх­­тона; инерция данности здесь слита с самой данностью, воспоминание — с самим воспоминаемым, причина — со следствием, цель — с исходной позицией.

      Ввиду описанных характеристик полностью отсутствуют мультиплика­ция, длительность и дленность как таковые.

     Данные характеристики вытекают из того факта, что чистой протяженности как таковой быть не может. И негеометрическое протяже­ние должно под­ра­зумевать внутреннюю связность.

 

 

 

     ПСЕВДОСРЕДА. Фиктивная (идеальная) среда, которую стихийно (или в той или иной степени целенаправленно) полагают в силу каких-либо потребностей. П. противостоит реальным субъективным средам. Псевдосредный объект — несуществующий объект. В обыденности П. — суррогат восприятий, то есть несуществующее восприятие.

Подавляющее большинство научных знаний и представлений сами псевдосредны и являются знаниями и представлениями о псевдосредных объектах.

     Псевдосреда — мнимый противовес незримой поглощенности, с какой всякий раз приходится иметь дело субъекту. Одно из значений псевдосред — в своеобразной мнемонике, которая компенсирует с по­мощью искусственных знаков недостаточный объем субъективно-реально­го здесь-теперь.

 

 

     ПСИХИЧЕСКОЕ  и  ПСИХЕЙНОЕ.

     ПСИХИЧЕСКОЕ — область здесь-теперь-так доступности вне зависимости от своих временных мнестических и амнестических свойств. Все психи­ческое наглядно и проницаемо в том виде, в каком оно дано. Собственно психическое есть комплекс реальных ощущений.

     Психическое психологов — нерафинированное понятие, соответс­твующее отсутствию общей психологии среди контингента достаточно развитых специальных психологий. Это психическое является чем-то вроде свалки феноменальных и предполага­е­мых нефеноменальных продуктов, мифоло­ги­чес­­ки ис­толковываемых.

      ПСИХЕЙНОЕ — оборотная сторона психического (в пер­вом смысле), метапсихическое, не­де­та­ли­зуемое, нерасчленяемое, а также не подлежащее впи­сыванию в тривиальное про­стран­с­тво-время. Все попытки какого-либо психоаналитического моделирования доволь­но условны и имеют узкую частную ценность по отношению к какому-либо конкретному случаю из практики.

 

 

 

      

     ПСИХОТИПОВ ЧЕЛОВЕКА ПЕРИОДИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА[31]. Соответствует дискретности психотипов, их квантовости (отсутствию промежуточ­ных возможностей). В двумерном варианте насчитывает двенадцать типов восприятия. Функции активности и осуществленности требуют новых измерений.

     В двумерном варианте таблица делится в горизонтальных рядах на клетки, соответствующие максимальной (преимущественной) сосредоточенности психотипа на каком-либо плане существования (восприятия). В перпендикулярно рядам расположенных группах отра­жается природная выраженность планов-обо­лочек сознания: возможности новообразования планов и выпадение (исчезновение) пла­нов.

     

 

     РАДЕНИЕ ДУХОВНОЕ. Специфическая русская тоника (чувственное интонирование), восходящая к языческой древности. Спектр: плачущие интонации, заунывные, думные, раздумные, вольные, раздольные, празднич­ные (не без горчинки, избыточности, плохо спрятанного надрыва), игровые и т. п. Перечисленные окраски не являются главными; основа — призыв или заклинание некой высшей силы в специфическом непереводимом тоне.

     Р. д. выражается в обрядовых песнях, типично русской музыке, внеш­нем оформлении церковных служб. Р. есть в ворожбиных и некоторых "ноктюрных" стихотворениях А. Блока (ранний период), в народной поэзии.

     Аналоги Р. д. можно выделить в мусульманской и тибетской (буддийской) культурах. В чисто западной культуре феномены, сходные с  Р., чаще отсутствуют. Негритянская джазовая культура (от спиричуэла до Колтрейна) — поздний отблеск давно утраченных субъективных проявлений, окрашенный мрачной тенью прошлых периодов истории.

 

 

     РАЦИОНАЛ. Образная или вербальная смысловая выделенность, в том числе мысль в ее тривиальном понимании.

 

 

 

      РАЦИОНАЛИЗМ. При снятии издержек (абстрактности, конвенциализма, сциентизма, "объективизма") в противоположность экзистенциализму, стру­к­турализму, "феноменологии" и др.  — наиболее приемлемое направле­ние в философии и эвристике науки при существующем положении вещей и прочих равных условиях.

      Бытовавшие многочисленные попытки иррационализма  в  этом отношении неизменно оказывались неудачными. Однако и рационализм в исторически данном виде все еще далек от РЕАЛИЗМА. Невзирая на многочисленные недостатки, Р. менее проигрышен, чем иные сверхобщие направления в философии.

      Суть рационализма не в воображаемом разуме, но в следовании за предсуществующей неявной логикой, выделении бесспорных начал, логико-смыс­ло­вой связи представлений. Аналогичных логических оправданий требует и изложение той или иной концепции. Оставаясь не-наукой, фило­софия невозможна без тотальной доказательности. Аргументация в фило­софии не может носить такого же характера, как в науке и обыденности, поскольку исток философии — дообыденность, донаучное, дообщепринятое, но в форме внекультурологической. Журналистика в этом узком слое — смерть философии.

     Иррациональные потребности с у щ е с т в у ю т, но для их удовлетворения необходимо ИСКУССТВО. Может показаться странным, но значение РЕЛИГИИ — вовсе не в иррациональном.

 

 

     РАЦИОНАЛЬНОЕ. Данность, соответствующая час­тичному синтезу рас­члененного, результату процесса оструктуривания и сравнения, в том числе в числовых соответствиях.

     Рациональное восприятие — восприятие суммы разделенностей, то есть предметоположенностей, процессоданностей одновременно в их сумме и отдельности. Такая уравнительная одновременность при­водит к поверх­ностности и недопроницаемости.

      Рациональность — главная особенность человеческого сознания (см. СИГНАЛЬНО-РАЦИ­О­НАЛЬ­НАЯ ОБОЛОЧКА). Другие искусственные планы рационального связаны с методами организации деятельности (поиск и учет различных возможностей, планомерность, оптимизация, регламен­ти­ро­ва­ние, со­средоточенность, актуализация нужных воспоминаний и т. д.).

      На практике рациональное обладает действенностью только при определенном балансе рациональ­ного и иррационального (бесструктурного, первично-сиг­наль­ного).

 

 

 

      РЕАКТИВНЫЕ ОЩУЩЕНИЯ (Р-ОЩУЩЕ­НИЯ). Бесструктурные и близкие бесструктурным ненейтральные самоценностные ощущения; иначе говоря: ощущения-чувства различных рангов и типов в качестве "оттелесных" и "бестелесных" импульсаций, вибраций, интонирований, внутренних музык, токов. Р. о. не сводятся только к эмоциям. Их спектр гораздо шире, чем спектр чувств, имеющих словесные обозначения. Р. о. не всегда подразделяются на положительные и отрицательные. Часто такое подразделение условно: сложное (слитое в бесструктурности) р-ощущение может быть комплексом как положительных, так и отрицательных тоничес­ких ощу­­щений без нейтрализации или при недостаточной и весьма сум­бурной нейтрализации.

      Характеристиками Р. о. являются: степень организменности, интен­сивность, степень сложности (моноощущение или полиощущение), эйдети­чес­кие и тонические оттенки, негативность или позитивность, динамич­ность или константность, воспроизводимость, вызываемость и т. д. Организменным ощущением является, например, ощущение ярости, неорганизмен­ным — то или иное эстетическое ощущение (в т. ч. тонкое эротическое ощущение, ощущение таинственности и т. д.). Под воспроизводимостью понимается воз­можность возникновения р-ощущения в тех самых или близких услови­ях, с какими такое р-ощущение коррелировало прежде. Под вызываемостью — возможность искусственного вызывания р-ощущений, пусть в ослабленном и менее интенсивном виде.

Часто сила, интенсивность, острота ощущения не соответствуют друг другу, а также смежному ощущению напряжения-расслабления. На уровне особых р-ощущений мышечные и вазомоторные реакции не всегда адекватны психичес­кой кажимости.

Тонкие неспецифические р-ощущения (мистические ощущения) могут быть чрезвычайно остры и интенсивны, но бихевиористское измерение их силы не сможет навести на какую-либо закономерность в соответст­виях прямого и косвенного наблюдения.

Удовлетворительное представление о Р. о. можно получить при подробном рассмотрении таблиц и перечней с достаточным коли­чеством примеров.

 

 

 

     РЕАЛИЗМ И НАТУРАЛИЗМ. Реализм — мировоззрение (или способ художественного вúдения), основанное на отказе от традиционализма и бытового фетишизма, от свойственных человеческой цивилизации искусственных схем науки, философии, идеологии, предусматривающее свободное отбрасы­вание фикций.

Реализму не присуще абсолютизирование кажимостей восприятия и расширение этих кажимостей за их собственную грань. Сказанное касается, прежде всего, содержания. Форма выражения часто ограничивается диапазоном человеческой способности ощущения. Заведо­мая ограниченность формы (мода, преемственность, готовность создате­ля и воспринимающего здесь могут не подразумеваться) до определенной степени ограничивает и содержание, а потому речь идет не о некоем "реалистическом" произ­ведении в себе (или мировоззрении), а о произ­ве­де­нии искусства (мировоззрении), ориентирован­ном на реализм.

      Нативная человеческая реальность здесь-теперь-так, если и ско­вывается возможными способами представленности, все-таки в состоянии модифицировать­ся сама в себе, в том числе с помощью искус­ства, но она не должна теоретически распространяться в неизменяем виде за свои пределы, то есть туда, где ее нет. Тем не менее она может использоваться в попытках внеобразной передачи того, что находится вне ее, в тех или иных рамках ее гибкости, пластичности, что часто предусматривает подход к границам человеческих способностей.

 

Натурализм — копирование в мыслительном и художествен­ном творчестве ближнего плана обыден­ной прагматики — не есть реализм. Многие художественные направления: символизм, импрессионизм, фовизм, экспрессионизм — отчасти были попыт­ками открытия глубинной реальнос­ти, способами вызова к жизни чувств, связанных с фундаментальными началами. Речь идет именно о призыве, вызове, а не о мимесисе.

 

Создание новой реальности в искусстве техни­чески затруднено и касается только структуры. Иногда можно стимули­ровать появление новых оттенков чувств, но создание новой бесструктурности в чувственном невозможно. Другое дело, когда речь идет о чисто индивидуальной новизне — том или ином бесструктурном, впервые открывающемся перед индивидом и неизбежно вплетающемся в события его потока существования.

Подавляющее большинство направлений в искусстве, литературе, философии реализмом не являются. Это своего рода относительное функциональ­но-биологическое, функционально-социаль­ное описание в доступных фор­мах ближайших нужд и кажимостей человеческого муравейника и отдельных элементов последнего.

Литература часто выступает как продукт сенсорного пропитания, строится на законах возникновения пристрастий и азарта, то есть ока­зывается чем-то вроде спорта для воображения... Разного рода соци­альный реализм — пример навязывания миру случайных фигур, рядоположенностей внешних проявлений родового и стадного без какого-либо онтоло­гического преломления.

      Особенность течений, близких Р. — универсализм, выход за социаль­ные и биологические оболочки. Описательно-натуралистическое искусство неких разумных червей могло бы быть интересным только зоологам.

      Итак, основная черта существующего натурализма — гоминидная ограниченность...

 

 

 

     РЕАЛЬНОЕ. Фактуально наличное и, как правило, независимое от рассудочных схем. Реальное подразделяется на феноменальное и ноуменальное. Соответственно, реальность оказывается либо субъективной, либо объективной, либо буферной. Субъективная и буферная реальности могут быть относительны и в той или иной степени иллюзорны.

     Важно заметить, что фактуальная иллюзия реальна в том виде, в каком она дается. Иллюзия — статика связи, форма осознанности.

     Не следует противопоставлять феноменальную реальность некой прагматической реальности. Последней просто не существует. Поэтому реальность, ощущаемая в состоянии бодрствования, не имеет более высокого статуса, чем реальность воспринимаемая в сновидениях. Дополнительно см. статью "КАСКАДЫ РЕАЛЬНОСТИ".

     Противоположность реального — ИДЕАЛЬНОЕ. В отличие от реальности, идеальное не иллюзорно, но мнимо, является отсутствую­щим по своему существу, оказывается чем-то вроде тени отношений на небытии.

 

 

РЕДУКЦИЯ ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКАЯ И ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНАЯ. Нередко ошибоч­но называется трансцендентально-фено­мено­ло­ги­чес­кой ре­дукцией. Это совершенно разные мировоззренческие операции. Первая операция (феноменологическая) действительно значима и представляет собой философский трюизм — отделение восприятия от бытовых и научных координат. Это уже предусматривает сама область философии — невнесе­ние инер­тных значений. Заслуга Гуссерля — в индивидуально-поэтическом описании такого действия (эпо­хэ-про­­цедура).

Вторая операция (трансцендентальная) совершенно неправомерна и дает абстрактное вырождение субъективней реальности (назад к Канту и далее Канта). В плане психологическом и историко-фи­ло­соф­ском недоумение, которое вызывает вторая операция, вполне прояснимо. Дело в том, что Гуссерль все-таки с великим трудом осуществлял первую операцию с самого начала философствования. Представление о философии как философии у него возникало не сразу. Так, у Гуссерля всерьез рассматривается обыденное человеческое тело, животное "я", психофизика внутри психики, а трансцендентными он считает не только вещи в себе, но и самые обычные вещи. Философский мир Гуссерля населен наукообразно описываемыми бытовыми кажимостями. Порвать с ними Гуссерль решил старым немецким путем. "Заключение в скобки" превра­щается в инстинк­тивный акт спасения.

     Аналогичная неизбываемая пропитанность мыслительных построений фикциями, материализмом была свойственна и Канту. Последним трансцендентальная редукция и совершалась: от живого сознания — к списку абстрактных категорий. В логическом плане подобная редукция оказалась бессмысленной, ввиду значительной произвольности категорий и их взаимоотношений, катего­ризации не только данных сознания, но и условностей.

Нельзя не видеть интеллектуальной трагедии в попытке превращения философии в алгебру. Случай­ное торможение в дальнейшем превращении субъективного сознания в символ вызвало неправомерное понимание интенциональности.

 

 

 

     РЕЛИГИЯ. Индивидуально, система ориентиров метапсихическому (психейному), попытка возврата к архаическим родовым началам.

      Сакральные тексты тех или иных религий не допус­кают ни прямого, ни аллегорического истолкования и содержат в себе довольно произ­вольные легенды. Гораздо важнее коллективистский элемент ре­ли­ги­озности, соответствующие ему ритуалы, обряды.

 

      Возникновение и поддержание Р. возможно благодаря наличию в обществе определенного контингента легко внушаемых и легко­верных людей, лиц с особым спектром эмоциональности. Эти субъ­екты составляют главный корпус любой конфессии. Благодаря им возни­кает особая, психейно действенная атмосфера, привлекающая и более скептически настроенных лиц.

 

       Значение Р. почти таково же, как и значение "любви". Между этими сферами (в психейно-психо­ло­гическом плане) существует значительная область пересечения. Религия также способна, хотя и в меньшей степе­ни, обеспечить интерпсихейный кроссинговер. Однако интимность религии не решает всех человеческих проблем. Р. не так психотерапевтична, как это иногда представляется. Иногда одну болезнь Р. подменяет другой (примеры Паскаля, Гоголя, Ньютона, Толстого и т. п.).

      Бросается в глаза большая разница между католиками и протестан­тами, индуистами и буддистами в областях, не имеющих прямого отношения к религии. Понятно, что XIX—XX века являются в этом смыс­ле  расцветом протестантизма и атеизма.

      Очевидно, материал, необходимый для изучения феномена коллектив­ного атеизма, недостаточно раз­но­образен. Гораздо доступнее психология индивидуального атеизма.

      Религия — ценностная игра с элементами коллективного помешательства, способ канализации мас­­совых психозов.

 

     Через посредство Р. субъект архаически контактирует не столько с некой высшей силой, сколько с обществом и собственной глубоко спрятанной и постоянно нарушаемой поведенческой программой. Меж­­­­человеческие малоосознаваемые кара и награда подобны здесь телергонам общественных насекомых.

 

      В некотором смысле вера и неверие соответствуют вдоху и выдоху, окислению и восстановлению. Уже на уровне элементарных актов есть квантовость в следовании витальным требованиям или в отказе от них. Трудно не дышать, но можно какое-то время не есть и не пить. Корни религиозности и соответствующего скептицизма имеются и здесь. И все-таки подобные психотропности слишком далеки от навязываемой от имени "общества", "народа" и якобы "бога" обычной тоталитарной религиозности.

 

 

 

      РЕФЛЕКСИВНО-РЕФЛЕКСНОЕ. Граница по­то­ка сознания, ответственная за градацию возможности восприятия и суммационной активности. В отдельном сложном сознании связана с восприятием времени и мнестическим.

    Разделяет соседние сознания (я-среды) по локусам (моментам) субъективного времени. Создает иллюзию субъективной реальности как таковую, эксте­риоризирует  интериорное.

 

 

     РОМАНТИЗМ. Практическое культивирование особых неспецифических смыслов и чувственных интонирований, сосредо­точение на рафинированных моментах существования, концентрирование их. Может быть понят только как вершина мировоззренческого реализ­ма в рамках предсуществующей или создаваемой реальности.

 

      Романтизм в немецком духе, романтизм схемы, условности, приукрашенности имеет только временное значение, т. к. не обладает глубокой укорененностью, не соответствует интегральным планам пси­хики.

 

 

      СИГНАЛЬНО-РАЦИОНАЛЬНАЯ ОБОЛОЧКА СОЗНАНИЯ (СРОС). Извнутренняя протяженностная граница сознания, формирующая восприятие структуры и информации. СРОС разделяет множество сознаний в одном человечес­ком суперсознании. Несливаемость, несплавленность впечатлений обес­печиваются за счет инертности сознания, полисосредоточенности, сво­дящейся в конечном итоге к переключению сосредоточения, колебанию менталь­но­го поля.

 

 

     [СИЛА] (немеханическая, метафизическая). Полихроносная ориентация скрытой поглощенности, являющейся комплементарной к какой-либо струк­туре, к самой этой структуре. Для субъективного сознания С. может предстоять только как виртуальность. В объективном также нет никаких сил. С. — всегда симптом среза или разреза существования, изменения характера вычленения части из целого.

     Таким образом, комплекс сила-время-движение-структура — всегда данность недополненности по проницаемости, неохватимости целого, на границе части и ей дополнительного. Однако именно С. по своему значе­нию является наибольшим понятийным суррогатом. Она оказывается локаль­но здесь-теперь представляемой проекцией множественности факторов.

      Субъект ощущает не те или иные внутренние психические силы, но даже в самом крайнем или экстремальном случае — только давления "сил". Утилизация этих давлений в виде актов и аффектов также оставляет любые предполагаемые новые силы скрытыми.

      Мы вполне можем перейти от обычных феноменов к микрофеноменам, реальным, но лежащих вне обычных обыденных и научных кажимостей, однако переход к какой-либо микромоторике, микрокинестичности невозможен.

      Тривиальное определение силы как меры воздействия эвристически неприемлемо. Все то, что связано с энергией, предстает как прорыв недобытия через ту или иную систему запретов, определяемую структурами конкретной данности. При этом сам прорыв канализируется опреде­ленным образом. Вопрос осложняется тем, что  структуры  не могут существовать ни в каком качестве, если заведомо не являются уже данной оформленностью энергетического прорыва. В некое гипотетическое абсолютное мгновение никаких структур нет —  они временные порождения, а за гранью циклов — инертные повторы.

 

 

 

    СИМВОЛИЗМ. Зачастую довольно неудовлетворительно определяемое направление в искусстве и литературе конца XIX — начала XX века. Столь же неудовлетворительно объяснение причин того, почему симво­лизм себя "исчерпал". Сложность оценок вытекает из неоднородности твор­чества символистов, многослойности их произ­­ведений.

Сила и одновременно слабость С. в том, что в главной своей нацеленности он был направлен на создание шедевров, причем чисто эстетических, абсолютных, а не историко-эстетических, музейно зна­чи­­мых. Шедевры в первом смысле требуют от художника иного отношения к своей области, чем при обычном акте творчества. Мастер должен как бы покидать собственное мастерство, свою область, оказываться на ничейной полосе в сфере культуры вообще.

      В поэзии подобные отходы от ремесла лишь в исключительных слу­чаях приводят к успеху (попытки сверхискусства), а чаще дают либо графоманию, либо потерю экспрессии и выразительности при относи­тельно товарном виде произведения.

      Направления до С. и после него отличались гораздо большей цельностью своих конечных результатов. Критерии такой цельности, конечно, относительны. В русской поэзии школа символистов создала не более 150—200 шедевров за всю свою историю. Эти стихотворения отличаются высочай­шим эстетическим накалом, экзистенциальной необычностью — постоянно создавать именно такие произведения не способен никто, а творчество, как правило, оценивается не по исключительным случаям. Такова одна из причин падения С.

      Другая его причина в том, что питательной средой С. был декаданс, явление не только искусства, но и цивилизации в целом. Возникая на известных перегибах истории, декаданс не может продолжаться вечно.

 

      Одна из вершинных особенностей русского символизма заключается в следующем: так называемый "образ героя" в произведениях, "лирический герой" есть НЕ-ЧЕЛОВЕК[32]. Не-человек даже в тех случаях, когда автор навязывает ему будто бы обычные человеческие эмоции и намеренную приземленность. Герой здесь — субъект, вылетевший из человеческой оболочки, нечто вроде того духа, что смутно брез­жил и раньше, но вгонялся в прокрустовы формы либо байронического героя, либо демона и нелепого Заратустры. Именно в символизме не-человек предстал без маски и приставных крыльев. Русская нелюдь перешагнула не только национальные формы, но — в отдельных случаях — и европейские эстетические каноны. Не-че­ловек живет миром таких экзо­тических чувств, какие для обычного человека невозможны. Мир ИНЫХ ЧУВСТВ (чувств, не являющихся эмоциями) — еще одно отличие символизма, и не символизм их изобрел...

      Структурные и фактурные особенности С. даже при наличии обычной тематики или формальной бестематичности (собственно "искусство для искусства") призваны вызывать сверхэмотивные чувства, делать видимым даже за намеренно неприхотливым, квазиобычным описанием нечто НАДМИРНОЕ, СУПЕРВАЖНОЕ, по сравнению с которым смерть человека или его жизнь — ничто. Вполне законны такие старые определения символа как "дверь в Эдем" или "ключ от вечности" — С. во многом опережает философию.

      Термин "символизм" первоначально неверно свя­зы­вался с наличием двойственности мира (в чисто житейском плане в этом есть некоторый смысл). Удвоение мира есть и в любом несимволическом произ­ведении: во всяком случае, есть противопоставление структуры произ­ведения иному. Однако идеи Платона (и даже Плотина) никакого отно­шения к С. не имеют, если, конечно, не подразумевать платонизма в трактовке мыслителей-эклек­ти­ков. Теоретическая сторона С. была довольно слабо проработана и французскими символистами: их манифесты, заявления  в основном чисто декларативны.

      Потустороннее — не есть идеальное. Оно — норма, субстанция не-человека либо здесь-теперь обыч­­ного человека в тех или иных редких случаях. Задача искусства и, в частности, символизма заклю­чается в приближении  т о г о  с ю д а. Однако подобное высказы­вание — условность. В действительности  т о  находится  з д е с ь,  никакого дуализма нет. Искусство только усиливает не-человека в че­ловеке (модернистские шедевры). Дается не контрарное отношение двух плоскостей, не перетекание из одной области в другую, но прояснение, отмывание, призывание человеком не-человека, а иногда — отбрасывание не-человеком человека... Такое отбрасывание может осуществляться самым невинным об­ра­зом, напри­мер, методом особой выразительности при выписывании натюрморта, вне каких-либо художнических эксцессов. Изобра­зить можно довольно простое; главное — наличие в простом не нашего, не людского, а каким образом этот эффект достигается — дело масте­ра. "Девушка вензель чертила на зимнем окне...", "Сырой песок покорно был готов отпечатлеть ослиные копыта..."[33] — ничего выходя­щего из рамок формально здесь нет. Достаточно показать, что девушка и копыта — ни при чем, что они — примета неприметности, случайности, то, чего могло и не быть.

 

     

     СМЫСЛ, ОЩУЩЕНИЕ СМЫСЛА. В самом эле­ментарном случае память о настоящем, здесь-те­перь наличном. С. — офеномитель феноме­нов, детектор субъективности, фактор осознанности, выделяющий пси­хическое из психейного, связующая ком­по­нента любого восприятия.

     Таковы же, но в увеличенном, предельном виде и высшие ощущения смысла.

     Другие ощущения смысла обслуживают разнообразные субъективные функции как рациональные, так и иррациональные. Представление об иерархии смыслов дают соответствующие таблицы и разделы книги.

     Обычный рабочий смысл (мысль, в повседневном понимании) есть связка, выражающая отношение между предметами, между предметами и свойствами, свойствами и свойствами, предметами и действиями и т. п. Вербализация  смыслов  необязательна.

      Мысль как ощущение смысла внеразумна и внерассудочна — это разно­видность тонкой и пластичной витальности, способной принимать пусть не любые, но разнообразные формы. Однако изначально смысл бесформен, хотя и не лишен некоторой тонической протяженности. Этот примативный смысл (мысль мысли) саморефлексивен, пределен и субъективно достаточно экзотичен. В нормальном случае представле­ние о нем можно получить при рассмотрении всей лестницы смыслов, потенцировании смысла как такового до уровня Логоса. Прозрачные бессодержательные смыслы — симптомы творчества в высоком накале последнего. Их природа неинформационна, они — как бы тот заряд, который расходуется на смыслы второстепенные, подобные дифференцированным щупальцам.

 

 

     СМЫСЛОРАДИКАЛ. Остов рабочего (обыденного) смысла, в частности, то, что соответствует пересечению смыслов-значений одного и того же слова в однородных контекстах.

 

 

 

     СОЗНАНИЕ. Совокупное дление, обнаруженность-присутствие, безот­четная символичность. Фун­­да­­­­мен­тальнейшее явление-сущность, неопреде­ли­мое в рамках философской метафизики.

      Эпистемологически можно выделить: субъективное сознание в целом, частное сознание-осоз­нание, буферное сознание, объективное сознание-субстан­цию, частные моносознания (моносубъекты-объек­ты), космологичес­кую досознательность, не являющуюся ни сознанием, ни бессознательным, ни бытием, ни небытием.

      Сознание невозможно без самозамыкания, логического отканивания. Второе вполне коррелирует с первым. Сознание — всегда самосознание, но не сознание чего-то. Экстериоризация интериорного — толь­ко одна из иллюзий. Нет деления на наблюдателя и наблюдаемое, но есть противо­поставление одних осо­з­наваемостей другим осознаваемостям в рамках человеческого субъекта.

      Человеческое обыденное ("нормальнее") сознание в состоянии бодр­ствования (среднего уровня бодрствования) является суперсознанием, состоящим из массы конкурирующих, наложенных друг на друга, параллельных, пересекающихся, непересекающихся, кажимостно взаимодействующих иерархичных и неиерархичных сознаний. Суперсознание — своего рода антидискретная топология. Содержимым субъективного сознания оказываются структурные и бесструктурные элементы, а само оно — совокупностью забвения и вспомненности, срезом леса метафизических гомологий.

      Сознание не есть разум или рассудок, оно не имеет идей и факти­чески является сплавом ощущений.

      Конкретное субъективнее сознание здесь-теперь­-так не может быть знанием и включает в себя не обычно понимаемую память, но только воспоминания и интенции воспоминаний. В строгом смысле:

 

сознание = восприятие = ощущение.

 

 

      Сознание — не только самосознание целостности или интегративности, но и сознание самоосознающейся частности, далекой от индивидных отождествлений. Невзирая на прагматическую разницу и рациональные конструкции, все сознания в суперсознании равноправны, а отсюда в локальное частное (в т. ч. экстериоризированное) самосознание не всегда правомерно вмешивать интегративные осознавания. А такое интегративное ощущение как "я" вообще не имеет никакого отношения к восприятию самоосознаваемых (т. е. самоосознавательных) связностей, кажущихся периферийными.

      Отражает что-либо сознание или нет — вопрос второстепенный: прежде всего оно отражает (подает) само себя, и в этом его сущность, самовыделенность, сходство с монадой.

      Единство целого сознания в том, что его раздробление проведено неполно, метамерно. Внутренняя связность одних сознаний с другими, невыпадение их из общего суперсознания объясняется наличием бесструк­турных интегративных ощущений-соз­на­ний, ба­зовой недифференцированностью. Кош­­­­­мар медицинской "деперсонализации" именно в сохран­ности самосознания каждого внутреннего сознания при некоторой доле необычного отчуж­дения составляющих сознаний друг от друга. Для сознания, как и для физической "вселенной", общим является только прошлое: главное интегративное — именно прошлое, которое реликтово сохраняется в настоящем. Деперсонализация вполне коррелирует с ретроградной амнезией. Чаще всего имеет место синдром, сходный с синдромом "нового места": возникает разрыв между "внешними" и "внутренними" ощу­щениями с превалированием внешних ощущений из-за неожиданности, картинности их явления, например, после выхода из обморока. Возможны другие варианты изменения интеграции сознания.

 

 

     Довольно часто сознание неправомерно отождествляют либо с умственной способностью производить фикции, либо с самими фикциями. Например, сознание приравнивают к абстрактному фиктивному разуму и даже к "социальному разуму".

     Способность производить фикции связана со способ­ностью к обычным представлениям и осмыслениям и может выглядеть автоматическим логическим пересечением различных представлений.

 

 

      СОЛИПСИЗМ. Противоречивее учение, отри­ца­ю­щее какое-либо существо­вание за пределами субъективного сознания. Отрицание "других существ" (дру­гих субъективных сознаний) для солипсизма необязательно. Сам субъект — всего лишь комплекс ощущений, а "другие существа" могут сохраняться в виде иных комплексов. В любом случае подобное отрицание в С. не является краеугольным. Иногда оно дается как следствие.

 

      Критика солипсизма совершенно невозможна при сохранении категории "идеальное".

     Условно-временный С., вытекающий из принципов сомнения, необхо­димости отказа от постулатов, имеет большое методологическое значение.

     При выполнении ряда условий С. может выступать как одно из начал философии.

 

 

      СОМАТИЧЕСКОЕ ОБЛАКО. Совокупность "те­лесных" ощущений ней­тральных или близких к нейтральным (ощущение тела). Зрительные ощущения от собственного тела, а также ненейтральные ощущения типа ощущения боли и удовольствия выходят за грань соматического облака, хотя и могут пересекаться с ним.

      Соматическое облако — это психическое тело. Какого-либо физи­ческого или физиологического тела не существует (их вакансию изначально занимает нечто совсем иное). Соматическое облако — часть субъ­­­екта, часть сознания.

 

 

          [СОЦИУМА НЕРАЗУМНОСТЬ]. Аргументами в пользу С. н. служат сти­хийность в общественной динамике, отсутствие общественного сознания или ка­ких-либо заменяющих последнее структур. Сознанием обладает только отдельный человек.

     Общество не похоже не только на отдельного индивида-человека, но даже на организм высокоразвитого животного. Гораздо больше ана­логий между об­щес­твом и растением или закрепленным на грунте кишечнополостным.

Правительства и подобные им институты не являются чем-то вроде головного мозга. Проходят сравнения социума с компьютером, вычислительные ячей­ки которого рассеяны и превали­руют в своей массе над тем узлом, который претендует на роль центрального.

 

 

     Информационные и силовые связи в социуме необходимо раздельны. Слепота в общественных про­яв­­­­лениях неизбежна.

     Наличие нерациональности и алогичности при взаимодействии различ­ных рационально-логичес­ких систем приводит к тому, что и взаимодействия, и сами системы оказываются во власти статистических законов, то есть случайной (как бы посторонней) сум­мации.

 

 

      СРЕДА СУБЪЕКТИВНАЯ. Результат макроразделенности человеческого сознания, одно из макровосприятий внутри общего восприятия. Макро­раз­де­ленность — деление сознания на те или иные "внешние" и "внутренние" среды, либо среды воображения. Обычное деление на "мысли", "восприятия", "ощущения" не совсем точно ввиду многогранности конкретных реальных феноменов, независимо от сте­пе­ни многосоставности и пред­мет­нос­ти последних. Резонно говорить о восприятии соб­ственных мыслей, экспресс-осмыслении зри­тель­ных кажимостей и  т. п.

     Наряду с реальными феноменальными средами мож­но говорить о фиктивных (идеальных) средах — псевдосредах.

     Особое значение имеют микросубъективные среды. Они фактически являются микроощущениями-микровосприятиями и составляют ментальную ткань. В зрительных микросредах-микровидимостях релятивированы цвет, форма, движение и объемность трех­мер­ного пространства. В звуковых — невозможно опознание привычных данностей. В соматических — расстроена "схема тела".

 

 

     СУБСТАНЦИЯ. В узком смысле вещь в себе, которая характери­зуется негеометрической протяженностью, самостоятельностью, самопроницаемостью, самосознанием-связью, довременностью, дорациональ­нос­тью, ологиченностью, бесструктурностью. С. — абсолют по отношению к ее производным.

     Возникает как статистическая детекция виртуаль­ного недобытия. С. имперсональна и безлична. Пред­ставляет собой сгусток предельных тонических потенциалов.

 

 

     СУБЪЕКТА ДЕКОНСТРУКЦИЯ. Одна из черт современной культурологии и культурологической философии — псевдообъективное описание набора данных при кажущемся отсутствии "субъекта". Под словом "субъект" в данном случае подразумевается реальное субъективное сознание, а не субъект в узком смысле — порождение философской вербальности.

С. д. фактически осуществляется внутри субъективного сознания при явном или неявном сокрытии этих рамок. Непосредственное указание на мнимость, понарошечность деконструкции вызывает эффект аб­сур­да, а потому на практике его, как правило, не делают.

С. д. характерна для многих случаев анализа языка, текста. Иногда она неизбежна, скажем, при при­писывании тексту или языку самодовлею­щих зна­че­ний. Действительное и мнимое как бы меняются мес­тами. Текст, оказавшийся впереди субъекта и кор­релирующий с другими текстами при определенном спрятывании создающего или сканирующего текст субъекта, — один из ключевых современных мифов.

 

 

      СУЩЕСТВОВАНИЕ. Особый, кульминацион­ный вид самозамкнутой иллюзорности, которая тем или иным образом начинает полностью предстоять сама для себя, рефлексировать сама себя, получает ту или иную степень связности, а также частично, искаженно или трансформировано может предстоять для ино­го С.

     Любое существование возникает на стыке дологическое — логическое и получает оформление на стыке иррациональное — рациональное.

     С. субъективное не обладает полнотой внутренней связности.

     С. объективное полностью связно, способно к рас­паду на древа субъективных существований.

      Псевдотвердое, псевдоматериальное С. в действительности является сложным древом почти несчетного множества субъективных существований, вытекающих, по крайней мере, из одного объективного С. Другая причина "отвердения", "консервации" — наличие прошлого в настоящем, завернутость субъективности, его неодновременность, разновременность и разнопротяженность.

 

     "Материалом" для объективного существования яв­ляется объективное виртуальное недосуществование, не поддающееся никаким метафорическим и антропоморфным описаниям вследствие своей дологич­­­ности, доосновности, возможности беззаконного, не оформляемого в существование предстояния.

 

 

 

      СЮРРЕАЛИЗМ. Инореализм, сверхреализм, открытие оборотных значений кажимости. В широком смысле — совокупность весьма разнящихся направле­ний в искусстве, демонстрирующих первые фазы пересмотра натуралисти­ческой связности или отказа от предметности, а также — пересмотра традиций в творческих методах и мышлении.

      Эмоционально менее стерилен, чем абстракционизм; в отличие от многих направлений экспрессиониз­ма содержит отказ от трафаретной системы ценностей; эйдетически близок имажинизму, но значительно радикальнее его.

      Большинство произведений С. оказались эстетически ложными, коллажеподобными. Известность их сравнима с геростратовой славой. Деструк­ция, транс­формация, гибридизация, создание новых пред­метностей, формально не имея в себе ничего запретного, в С. чаще всего обраще­ны не к демонстрации некой сверхреальности, но де-факто к обыва­телю, к не самым лучшим его свойствам.

Вершина С. — психоделический С. Сюрреалистические шедевры, как правило, не противоречат предыдущим экспериментальным направ­лениям в ис­кусстве, универсальной (расчеловеченной) эстетике. Квинт­эссенцией С. являются произведения, рассчитанные не на социально утилизованное сознание, а на сознание феноменально независимое, раскрепощен­ное, на филогенетическое ядро сознания.

 

 

      Связанный с именем А. Бретона, исторически осу­ществленный С. имеет в первую очередь пропагандистское значение, важен событиями агрессивного внедрения крайностей новейшего искусства в суперструк­туру социума, то есть созданием условий для последующих приемок необычного искусства и развития последнего. В этом аспекте роль исторического сюрреализма более заметна, чем роль кубизма, абстракционизма, футуризма.

 

 

     ТОНИЧЕСКИЕ ОЩУЩЕНИЯ. Неструктурные и малоструктурные ощущения, неинформационные или почти неинформационные по своей данности, иными словами, беспредметные ощущения. Невзирая на внутреннюю неинформационность (неинформа­тивность), эти ощущения могут быть указателями, знаками, ссылками, а витально — прасигналами. Эти ощущения вполне протяженны, но не имеют четких границ и четких локальностей, отнесенности к определенной субъективной среде. Они не являют­ся ни собственно "внешними", ни собственно сома­тич­ны­ми.

     Представление Т. о. невозможно. Если нам все-та­ки как будто бы уда­лось представить тоническое ощу­щение, это будет не представление, а само тоническое ощущение, которое мы с той или иной долей успеха вызвали. Т. о. — всегда нерациональны (иррациональны). Они могут возникать как в определенных условиях, так и без всяких условий, спонтанно, ассо­циативно, совершенно, казалось бы, беспричинно.

      Т. о. — это собственно ощущения смысла (вне слов, образов, в т. ч. иррациональная компонента рациональности), ощущения-чувства (например, ком­­­­­­­­­­­­по­­­­­ненты, эмоций), ощущения волевых импульсов, ощущение дления времени, ощущение "я" и др.

 

 

    

     ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОЕ. Фикции, издержки абстрагирования, относимые либо к гипостазируемым "очищенным", "внеэмпирическим" феноменам, либо к другим отвлеченным фантазмам ума, связываемым с условиями и возмож­ностями познания как такового. Трансцендентализм, как правило, тяготе­ет к априоризму.

     Термин "трансцендентальное" совершенно не под­­ходит для обозначения пропозиций (про-по­зи­ций, предпозиций) сознания. Говорить о доопытности, вне­­­о­пыт­ности данного пропозиционального нелепо и в том случае, если выбирать из него то, что могло бы относиться не только к сознанию человека, но и к сознанию любого думающего инопланетянина, любого мыслящего существа вообще.

      Удобный термин "трансценденталии" приходится изымать из обращения ввиду того, что он относился в истории философии не только к трансцен­ден­таль­ному, но и — к трансцендентному.

      Эвристическое значение исследований Т. более чем сомнительно. Нао­борот, мертвая бухгалтерия транс­­цендентализма способна порождать толь­ко иллюзии, так как в ней разрывается связь не только с психологичес­кой реальностью, но и с ментальной ло­гикой.

     Попытки устроения философии по типу математики представляются неоправданной игрой. Трансцендентальное с большим успехом можно выделить даже из инженерных принципов работы автомобиля, но такое Т., как и всякое прочее, будет бесполезной, муляжной вычлененностью, операции с которой весьма произвольны. В отличие от матема­тики философия не должна делать шаг от внеумности (которую она частично все же допускает) к внесознательности вообще, переходу к чисто знаковым алгоритмизированным операциям. Замена одной матема­тической науки другой, ей противоположной, нисколько не вредит им обеим — все дело в исходных аксиомах и принципах, но распускание подобных вееров значимостей в философии является абсурдом, тем более что полный антипсихологизм (читай: антиреализм) часто идет вместе с неви­деньем более приемлемых альтернатив, оказывается тем же психологизмом, но ухудшенным, спрятанным в скор­лу­пу схоластических традиций.

 

 

     ТРЕТЬЯ СВИНЬЯ. По отношению к российскому постсоциалистическому идеологичес­кому прост­ранству — антифилософские тенденции постструктурализма. Соответственно первой свиньей являются невыветренные остатки марксистской (неэкономической, неполитической) философии, второй — совокупность стихийных тенденций на сращивание теологии и философии.

 

 

      УМ. Зона реальных ощущений смысла, распылен­ная по всему субъективному сознанию (я-среде). Име­ет несколько ядер наибольшей прони­цаемости смыс­ла, ответственных за мышление в его специфическом понимании.                                         

      Рассудок и разум — фиктивные  надстройки над умом, мнимо предстоящие через условные апелля­ции ума  к  спонтанно предполагаемому сверхуму.

 

 

 

      УПОРЯДОЧЕННОСТИ СТЕПЕНЬ.

      Характеристика, опреде­ляемая относительно кон­­кретного фактора и условно описываемая кривой, подобной кривой Гаусса: от беспорядка — к максимуму порядка, затем — к новому беспорядку. Сверхмаксимум (теоретический порядок) оказывается несоответствующим фактору считывания (например субъ­екту) и обращается в беспорядок.

 

 

τ

               

                            

     Для случая, когда n₁ >> n₀ , где  n₀ —  число элементов рационально воспринимаемых субъектам; n₁ — число элементов воспринимаемой струк­туры;  СУ — степень упорядоченности; τ(t) — перестановочная функция; ∆τ(t)  > 0; Δn(t) >> 0.

 

 

      ФЕНОМЕНОНОУМЕН (ФЕНОУМ). Извнутренне данная и извнутренне выражен­ная граница созна­ния, взятая сама по себе. Дается не топологи­чески или функционально, но качественно и интенсивностно в виде недостигнутости, недопроницаемости в чем-либо конкретном. Например, граница меж­ду поглощенным и непоглощенным в воспоминании — граница между явно вспомненным и его комплементар­ным в нечеловеческим, несубъективном.

      Ф. касается не объективного, а способа выделения субъек­тивного из объективного.[34]

 

 

 

      ФИЛОСОФИЯ (в неспецифическом смысле). Ощу­щение внепрагматической серьезности, нечеловеческой самости, надмирной обусловленности. Более всего это ощущение воспроизводимо в музыке.

 

 

      ФИЛОСОФИЯ АБСТРАКТНАЯ. Прикладная фи­лософия, изначально берущая в ка­честве матери­ала не конкретную область, а условные предельно общие понятия. Подобная философия неизбежно теряет свои доказательные возможности, становится аб­стракт­ным классификаторством, игрой в категории, неудачной попыткой инвентаризации философских терминов.

      К сожалению, именно Ф. а. была немецкая классическая философия. Неожиданным шагом назад, в направлении Ф. а. явилась и феноменология Гуссерля.    

     Трагедия Ф. а. — не только упор в небытие, но и неверная формаль­ная ориентация. Будучи оторванной от всех сфер, в т. ч. от матема­тики и даже во многом — от логики, Ф. а. фактически не имеет сво­его предмета и не способна к каким-либо внутренним корректировкам.

Ф. а. не претендует на роль метафилософии, хотя возможны сходные с ней, но более узкие области, играющие некото­рую эвристическую роль в этом смыс­­ле.

 

 

     ФИЛОСОФИИ НЕКОНЦЕПТУАЛЬНАЯ. Раз­лич­ные философские озарения, просветления и наход­ки (не обязательно связанные с вербальным), которые встречаются в самых различных сферах и погруженностях сознания. Проявления "житейской муд­­рости", как правило, не относятся к Ф. н.

 

 

 

      ФИЛОСОФИИ ПРИКЛАДНОЙ ОБЛАСТЬ. Оп­­ре­деляется возможностью использования методов, на­работанных в чистой философии, отчасти аппарата последней для решения различных, но далеко не всех задач, в науках о "человеке", "обществе" и др. Подобная прикладная философия, вообще говоря,  н е  е с т ь  ф и л о с о ф и я, хотя и производит иногда впечатление необычайней интеллектуальности.

     Прикладная философия несколько сглаживает те дефекты, которые возникают из-за отсутствия целостного подхода в тех или иных частных сферах, но, тем не менее, и сама нуждается в холистической правке. Подобную правку способны обеспечить толь­ко развитая интуиция и достаточный набор прецедентов.

 

 

       ФИЛОСОФИЯ ЧИСТАЯ КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ. Сфера изучения и рассмот­рения явной и неявной реальности, а также ВИРТУАЛЬНОГО. Фактически Ф. ч. к. — это  нестандартная и своеобычная искусство-наука (а вернее, сфера рассмотрения), занятая в отличие от прочих человеческих погруженностей (в том числе наук) собственно реальным миром и его объяснением. Ф. ч. к. подразделяется на эмпирико-пропози­ци­о­наль­ную феноменологию и философскую метафи­зику.

      Разделение Ф. ч. к. на гносеологию (эпистемологию) и онтоло­гию — совсем иное разделение. Онтология не является тождественной философской ме­та­физике, как и собственно феноменология — гносеологии.

 

 

 

 

 

      ФИЛОСОФСКАЯ БЕЛЛЕТРИСТИКА, ФИЛО­СОФИЯ СИНКРЕТИЧЕСКАЯ И ПРО­СВЕ­ТИ­ТЕЛЬ­­СКАЯ.

     1. Неразвитые формы философии как человеческой сферы. Связаны с историко-философскими исследованиями, адаптациями иностранных фи­ло­соф­ских концепций на национальной почве. Неразвитой формой фило­софии является и так называемая религиозная философия.

     2. Современная околофилософия, культурология. Философские рассмотрения с уклоном в историю фи­ло­софии.

      3. Постмодернистская философия.

 

 

     ФИЛОСОФСКАЯ ШКОЛА. Как правило, не только направление, течение в философии, но и система неформальных связей между деятелями, пред­став­ля­ющими ту или иную школу. В момент образования Ф. ш. ее роль обычно позитивна, позитивность сохра­няется некоторое время, после чего само наличие Ф. ш. представляет собой несомненный вред. Если в научных школах объединение ученых позволяет экономить усилия и средства, дает высокий уровень специализации и эффективности ра­боты (хотя и здесь далеко не все идеально), в Ф. ш. положение дел иное. Первоначально Ф. ш. дает кристаллизацию чисто социального плана, увеличивая возможности опре­де­лен­ной философской работы, заодно подавляя другие, особенно местные, направления мысли. Если при этом эффективность работы весьма заметна, то значение конкретной Ф. ш. можно оценивать в целом как позитивное. Однако ввиду того, что фундамент философии конвенционально неопределен и неопределим по существу, любые формы развитого философского монополизма рано или поздно становятся идеологически­­­ми аберрациями, порочащими философию как та­ко­вую.

 

 

      ФИЛОСОФСКИЕ НАЧАЛА. Начала философии как концепции и начала, регламентирующие изложение какой-либо философской системы. Чистая философия невозможна без Ф. н. Некая философия в виде статей, философия, исходящая из общегуманитарных принципов, традиций, герменевтика и т. п. не есть собственно философия.

     Ф. н. относятся к наиболее острым мировоззренческим вопросам, логическим принципам, системообразующим факторам. Необходимость Ф. н. диктуется тем, что у философии есть свой предмет, коренным образом отличный от предмета сфер культуры и науки. Кроме того, философские мировоззре­ния обычно сильно отличны друг от друга, не способны к полной теоретической воспроизводимости друг друга, исто­рической реставрации, требуют не ссы­лок, а собственных достаточных оснований.

     Философия, не имеющая выделенных начал, не проводящая их обоснования, обессмысливает сама се­бя, превращается в беллетристику или в околофилософскую публицистику.

 

 

 

      ХАЙДЕГГЕРИЗМЫ. Специфические приведения в плоскости слов различных идеально, неопределенно и условно заданных действий, объектов, состо­яний к относительно монолитному, витально окрашенному здесь-теперь существованию. Примеры: "бы­­­­тование", "веществование", "должение", "по-знание", "пред­­-­мет", "за-бытье", "бытий­ст­во­вать", "со-кро­вен­ное", "In-der-Welt-sein", "Sein-bei-inner-welt­­li­­chem Seie­n­de".

 

       В X. могут превратиться отдельные временные элементы аналити­ческих рассмотрений (бытие-для-себя) и данности, претендующие на реальность (вещь в себе), в том случае, если им приписывают житийные значимости с соответствующей трансформацией соотносимого.

Х. не являются экзистенциалами. Иногда они сходны с неологизмами. Эффект, свойственный X., даже усиливается за счет грамматичес­кой кальки, отсут­с­т­вия полной переводимости терминов. Чаще всего долженствующее сосредоточение, интенциони­ро­ва­ние не переходит при X. обычных отсловесных ги­по­стазирований. Остается наличным факт уси­лия, сос­ре­доточенности вообще, вектора как такового. X. — основа современных неправомерных представ­ле­ний о способах философствования.

      В художественной литературе операции, подоб­­ные X., проводились почти всегда. В философии Х. и сходные с ними явления связаны либо с нефилософским подходом (наивный реализм), либо с избыточным введе­нием диалектики с целью формального удер­жания суперфикций (Гегель), либо с предельно проведенной трансцендентальной редукцией, совме­щенной с компенсаторными явными и неявными отвитальными попытками восстановления собствен­но живых феноменов (Гус­­серль, Хайдеггер).

 

X. означают уход от проблем современной философии. Поиски новых гуманитарно-гуманисти­чес­ких областей, околонаучных религиоз­ных откро­ве­ний выходят как за пределы философии, так и художественной литературы, порождают своего рода репортерство. X. неизбежно связа­ны с поро­ждением сугубо индивидуальных образов, психических полей, структура и тонизм которых в достаточной степени произвольны. Формаль­но такие порождения с равным успехом могут рассматриваться и как побочные (эпифеномены), и как центральные, главенствующие. Изречения, насыщенные X., могли бы вос­приниматься как великая мудрость, звучи они за пять веков до нашей эры. В новейшее время (в сфере философ­ской мысли) X. — стилистически осовременен­­ный анахронизм. Появление в ХХI веке Лао-цзы или Гераклита свидетельствовало бы о душевной болезни человечества.[35]

Более значимы Х. для разрушения тради­ци­он­ных жанров художествен­ной литера­туры, формаль­но-методической продвинутости в этом направлении (попытки стилистического барокко в современном духе, попыт­ки повести-романа после "нового фран­­цузского романа"), появления дово­ль­но любопытных, но пока не дошедших до ранга оправданности нехудо­жественных и около­ху­до­жест­­венных текстов. Таким образом, областью при­­­менения X. яв­­ляется в основном литература и культурология. Это связано с необходимой апел­ляцией последних к архаике и обыденности, а также к онейроидным данностям. Легкая психо­де­личность X. — уже в чисто лингвистической игре дефисов, суффиксов, а так­же в переобразе, до­об­разе расфор­мированных обра­зов, во втя­ги­вании образов в новое тягучее существование (вивисекция субъективной реаль­ности, по­на­ро­шеч­­ность на­коп­ле­­­ния ее отдельных элементов для комплек­тования философско-фан­та­с­ти­чес­кой или худо­жес­т­­вен­­но офор­мленной житийной реально­сти).

X. субстанционализуют то, что не может быть субстанциональным, и прида­ют статус динамики тому, что статично остается за бортом мгновения. Есть сходство X. с "животворными" глупомуд­рос­тя­ми учителей дзен.[36] В отличие от экзистенциалов, X. обычно оставляют эйде­тический привкус ве­щест­­вующего ма­­териа­лизма или несколько сгла­женной абсурдности гераклитовского противоречия. Доброт­ный экзис­тенциал, в противо­по­лож­ность X., соз­­дается путем интен­сив­ностного уси­ления интенци­ально-ви­таль­ной окра­шен­ности обыч­ных пред­­став­лений, без каких-либо дина­мических изменений и переносов (ДОМ, ЗАБ­РОШЕННОСТЬ, ТОШ­НОТА, РАЙ).

 

ХРОНОС. Буферное первовремя, не являющееся дли­тельностью, не являющееся математической абстракцией, неодномерное, апространственное. Заведомая условность термина в том, что X. связан не с частны­ми представле­ниями, но с распадом абсолюта на постабсолют, выворачи­ванием абсо­люта наизнанку, разделами, разрезами его и попытками нового синтеза. Все названное — вовсе не про­цесс, но предполагаемый взгляд на очередную метафизи­ческую пропасть при осуществлении всех возможных распределений проницаемости (доступности сквозного вúденья) по всем интенсивностям.

      Некоторые картинные представления о X. могут дать индийские и буддийские философские учения при очистке их от мифов и материализма. Таким образом, X. доступен только теоретическому ви­зи­о­нер­с­тву при идентификации наблюдателя со слитным здесь-там.

МИКРОХРОНОС (или слово "хронос" со строчной буквы) — "фрагмент" Хроноса. Имеет отношение только к какой-либо отдельной буферности.   ­­­­

 

 

       ЦИВИЛИЗАЦИЯ ЗЕМНАЯ И СОСТАВНЫЕ ЦИВИЛИЗАЦИИ. Цивилизация земная — нефило­соф­ский термин, связанный с общими характе­рис­ти­ка­ми культуры человечества планеты Земля за весь период развития этой культуры или за период, до­ста­точ­ный для смены одного поко­ления (около 30 лет), нескольких поколений, сто­ле­тий, тысячелетий.

 

 

Так называемая современная земная циви­ли­за­ция — это цивилизация Земли последних 30 лет. Парадокс в том, что удовлетворительная хара­ктери­сти­ка названного периода возможна только по истечении двух-трех подобных периодов, что неизбежно приводит к уточнению временных рамок. Поэтому высказывание "современ­ная земная цивилиза­ция" яв­ля­ется лишь ориен­ти­ро­во­ч­ным.

Составные цивилизации — цивилизации отдель­ных территорий, заметно выделяющиеся из остальной земной культуры, влияющие на нее, вовлекающие в свою орбиту смежные территории. Составные цивилизации возникают при наличии критической массы народонаселения и его плот­ности, сосредоточении в некоторых точках сборки ("столицах мира") особой рафини­рованности куль­туры, высших достижений своей и чужих культурных ойкумен.

 

 

ЦИТОЛОГИЧЕСКИЕ ПАРАЛЛЕЛИ ТЕХНО­­­­ЦЕ­НОЗА. Сводятся к сходствам между архи­­тек­то­ни­кой, динамикой общества и целесо­образ­ностью на внутриклеточном уровне (включая уровень квантовой биохимии). Резуль­тат сравне­ния неизменно показывает, что общественные проявле­ния менее целесообразны и более низко и хуже организованы. Формально это очередное свидетельство о ранге человека и общества в этом мире.[37]

Техноценоз (техносоциобиоценоз или даже идео­­техноценоз) — социум в современном понимании — делает создаваемое человеком, но отчужденное от него более важным, чем сам человек или общество. Человек оказыва­ется узким слоем слизи, которая ожив­ляет технику и соо­ружения, застав­ляет их фун­кци­онировать. Цивилизация превращается в гигантский протез, движущийся коралловый риф. При этом, будучи новым средоточием, фокусом мира, техника выявляется повтором, эхом органического и суб­ор­га­ни­чес­кого.

На таком фоне искусство и философия землян выглядят эпифеноменами, бессмысленными культуральными выделениями.

 

 

ЧЕЛОВЕК. 1. Буквально: "чело" (возвышенность, верх) + "век" (сила, энергия). В современном духе можно перевести: "чело, парази­тирующее на веке + век" или "существо, состоящее из симбионтов чело и века". Этимология как бы закрепляет дуальность, наличие в человеке двух типов витальности. Естест­вен­но, типов витальности в нем гораздо боль­ше. Мож­­но говорить о пучках различных жизненностей и трил­лионах жизней в одном и том же организме. В этимологическом определении есть противопоставление одного контингента существо­ваний — другому. По сути человек оказывается совокупностью древностей в настоящем, где архидревность ("чело-душа") привязана к древностям-сател­литам — "завернутым душам": электронам, молекулам, клет­кам и т. п. Такова первичная эвристическая схема.

2. Фактически: сумбурный, эклектический пред­мет совокупности интенций, удовлетворительный син­­тез которых заведомо невозможен. Биологические, пси­хологические, антропологичес­кие и прочие "научные" определения человека грубо ограни­чены, фор­мальны. Определение, согласно которому Ч. есть един­ство явного суперсознания и совокупности неявных буферных сознаний, — малоприемлемо. При­чина этого в том, что реальные ощу­ще­ния в более масштабном рассмотрении выявляют себя как иллюзорные, схлопывающиеся, растворяющиеся в ком­пле­ментарном — "микрокосм" исчезает в "гигакосме", а в некоем сверхгигасверхмикродлении-про­тя­же­нии[38] никакого человека вообще нет.

     Феномен человека оказывается совокупностью раз­верток и аур (в том числе фиктивных) вокруг некоторого бесструктурного центра — реликта прасуществования, ослабленного и выродившегося почти до исчезновения.

     В космоническом (надкосмологическом) смысле Ч. не обладает существенными отличиями от растений, животных, собственных клеток.

 

Предметная и интеллектуальная техника Ч. сопоставима с гомологичными достижениями других существ. Ч. не способен к прямой эстетической или открытой мыслительной деятельности, но было бы нелепо все сводить к целям накопления потенций приспособительного характера. Ч. производит горы бесполезной "руды", в его функционировании всегда есть зерна катастрофы, то есть и приспособления оказываются частными, отрывочными, хотя и образующими в сумме колоссальный пласт. Выживание в широком смысле происходит через серию ухудшений, поломок, ослаблений — разба­заривание кредита, отпущенного фактом рождения. Часто идет речь не о противоречии мечты и действительности, а о противоречии плана и действительности — о слепоте намерений. В этом смысле развитие Ч. и человечества достаточно стихийно и сравнимо с ростом водорослей, кораллов. Ясно, что интеллект склонен к той же тупиковости, что и инстинкт.

Если все организмы характеризуются особым про­­­­цессом, сходным с медленным горением и медленным перераспределением потоков электронов, с одной стороны, а с другой стороны, сохранением и репликацией наследственного кода (внутри клеток), то многим классам животных свойственны аналогичные процессы на уровне поведения. К ним относится способность к научению, передача умений в рамках популяции, вербальный и невербальный язык, высшие проявления спонтанности (например, игра). У Ч. подобные потенции выходят за рамки популяции, ареала, обозримого промежутка времени — во многом благодаря внебиологическим системам кодифицирования. Способность к ощущению-осоз­на­нию не является особым отличием человека от животных, растений и даже бактерий. Отсутствие у человека достаточно развитого самомышления, склон­ность к конформиз­му, подверженность пропаганде делают гипотезу о при­внесенности осново­пола­га­ю­щих элементов культуры на планету Земля извне не столь уж абсурд­ной.

То, что называют человеком, не есть что-то сплош­ное. Это всего лишь совокупность иллюзорных контуров. То же самое можно сказать и о человеческом субъективном сознании, но последнее гораздо менее иллюзорно и сверх того в своем строгом понимании не является фикцией.

 

[ШАНТАЖ]. 1. В специальном смысле главная скрепка социума (социобиоценоза). Ограниченность конкретного Ш. как социального мезона — в полишантажированности самого индивида, осуществляю­­щего какой-либо здесь-теперь шантаж.

Структура любого общества — это прежде всего древо шантажа. Только нежелание снять розовые очки не позволяет обратить внимание на этот простой факт. Уже чисто геометрическое построение Ш. отличает один вид социума от другого.

2. Шантаж, корректирующий витальность. Подобен психейному витамину. Без него не происходит нормальное развитие человека. Отсутствие Ш. на тонком уровне или его недостаточность приводит к порождению асо­циальных социопатов и означает про­г­рессию шизоидных черт при развитии индивида.

Самое тонкое шантажирование осуществляется через интимные отношения (мать — ребенок, семья, друзья, любовники и т. п.). Без шанта­жа на этом подуровне увеличивается вероятность огрубления манер пове­дения и потеря дееспособности при поддер­жании неформальных отношений.

 

ЭКЗИСТЕНЦИАЛ и ЭКЗИСТЕНЦИОНАЛ. См. пояснение в статье ИНТЕНЦИЯ.

 

 

ЭРОС-ЛОГОС-ХАОС. "Оно", отсубъективный аб­со­­­­лют (абсолют со стороны субъекта), который вы­ра­жается в триединстве Эроса — запредель­ного положительного ощущения, Хаоса — запредельного отри­цательного ощущения и Логоса — запредельно­го смысла.

 

Инвертированным выражением Логоса является Антилогос — отрицательный смысл, связанный с антипротяженностью, бездействен­ностью логическо­­­го закона тождества.

Соответственно,  Хаос-Антилогос-Эрос  есть отсубъ­­­ективный антиабсолют.

 

 

 

"Я" и [Я].

1."Я" — ощущение присутствия при ощущениях, константное, протяжен­ное, не имеющее границ. "Я" не является наблюдателем или делате­лем.

2. [Я] — условная оболочка, в которую вмещены все человеческие ощущения-восприятия (в т. ч. "внешние"), субъект.

[Я] не является носителем идей или идеального.

 

 

Я-СРЕДА. Совокупность ощущений (осознаний) в локусе субъективного времени. Я-среда — всё субъ­ективное настоящее. В субъективнее насто­ящее вклю­чены и наличные воспоминания.

 

 

 

 

 

 

ВАЖНОЕ   ЗАМЕЧАНИЕ

 

      Автор еще раз повторяет, что целый ряд статей словаря выходит за пределы чистой философии. В этих статьях берут­ся за основу не реальные среды, но те или иные псевдосреды, в том числе прагматические, с учетом перехода от одних гносеологических шкал к другим. Так, все соображения, касающиеся социума, заведомо ограничены  рамками моделей,  а иное изложение подобных материалов  невозможно.

 

 

 

 

РАЗВЕРНУТАЯ  АННОТАЦИЯ

 

Книга "БУКВЫ ФИЛОСОФИИ" представляет собой редуктивную философ­скую систему неаристотелевского типа.

Эта система редуктивна не только потому, что анализ в ней необхо­димо превалирует над синтезом, но и потому, что кульминационный момент единства связан, по ее положениям, с растворением той фор­мы данности, которую называют структурой.

     Аристотелевской по духу является не только почти вся европейская философия, но и, в значительной степени, современная наука[39], если иметь в виду ее принципы очевидности и верификации, способы разрешения чисто теоретических дилемм. В этих принципах и способах нельзя не уви­деть характерной для Аристотеля половинчатости, а в определенной мере — и заискивания перед обыденным взглядом на вещи, особенно тогда, когда логика и здравый смысл находятся в противоречии. Именно поэтому автору приходится возвращаться к проблематике, ти­пичной для элеатов, в том числе к логическим апориям. Многие умственные апории, как античные, так и совре­менные, могут иметь значение и критическое, и эвристическое одновремен­но, а в своем переработанном виде выступают критериями проверки аппара­та любой связной философской кон­цеп­ции.

 

Согласно метатеоретическому введению в книгу первое начало философии достаточно четко не формулируется и является совокупностью предначал. К предначалам одного класса относятся явления гомологичные языку, сам язык (не как идеальность, но более как способ­ность, функция), а также неявная (первичная, неформализуемая в симво­лах) логика, предстоящая как незримая граница возможности существования. Предначала следующего класса: наличие мировоззренческой сосредоточен­ности, спо­­­­­­­­­­соб­­­­­но­сти пе­ре­оценок опыта, другие чисто индивидуальные параметры.

      Предначала третьего класса — многочисленные мировоззренческие ошибки, несопряженности в человеке и его вúдении мира. Почти любая фраза, выступающая в качестве моста от обыденности к философии или от науки к философии, — ошибочна и требует исправлений, уточ­нений, корректировок.

 

Суть предначал не может быть вполне наглядной, коренится в дочеловеческой заданности человеческого, а также в индивидно-случайных чертах условий познания. Главная проблема при этом — преодоление самой поставленности в определенную интеллектуальную нишу, переход от субъективной и интерсубъективной маргинальности к негуманитар­но­му кардинальному мировоззрению или, по край­ней мере, максимально возможному приближению к нему. Несмотря на одиозность таких дефиниций, как "истинное", "единственно верное", в первой части книги под определенным метатеоретическим углом рас­смат­риваются гарантии философской приемлемости и тот меха­низм разворачивания концепций, который в узких рамках ограниченных языковых форм мог бы представить достаточно универсальное содержание, способное удовлетворить, скажем, не только человека, но и любое условно-воо­бра­жа­емое мыслящее существо. Однако такого рода автоматичес­кая запрог­раммированность рассуждений не предусматривает какой-либо избыточной абстрактности. Место абстракций и абстрагирования в философии, в отличие от математики, сильно ограничено. Прибегая к абстрак­ции, мы неизбежно вызываем те или иные не всегда контролируемые и осознаваемые интеллектуальные аберрации и рискуем выйти в денотативной плоскости (сфере фактической связи денотатов) за пределы истинности или реаль­ности. Пример тому — циклопические творения немецкий классической философии. Обычной заменой абстракций в книге являются пропозиции, допускающие подстановку конкретного материала, то есть не пропозиции-выска­зы­­вания, характерные для аналитической философии, а про-позиции (пред­­­­­позиции), пропозиции-форму­лы. Дале­ко не всякое высказывание может выполнять эту роль.

 

      Смешение языка и мышления, мышления и логики — довольно распро­страненная ошибка. Обычный язык не есть язык философии, его грамма­тика и стилистика несут в себе отпечатки наивных предустановок, но в этом нет никакой гносеологической трагедии. Подобные особенности обыденного и научного языка легко корректируются или элиминируются. Например, слова "я" и "Оно" в ряде контекстов де-факто являются не местоимениями, а несклоняемыми существительными. В других контек­стах (при больших требованиях строгости) констатации "я вижу дерево" или даже "я имею образ дерева" совершенно неверны и правильным будет высказывание: "восприятие "я" плюс частное восприятие образа дерева". Существует безличная интенция как таковая, но не интенция кого-то во что-то или на что-то. Гомункулуса нет, восприятие "я" практически однопорядково другим восприятиям в конкретном моменте наличности сознания, а слово "вос-при-ятие" для философии не имеет никаких физиологических оттенков и тождественно той или иной целокупности ощу­щений, а иногда — одному свободно данному ощущению. Сама ситуация: «"я" плюс образ дерева» не обязательно должна обращаться в высказывание, может существовать только в воле-смысловом плане.[40]

      Второе начало философии связано со сферой субъективных ощущений. Автор дифференцирует тра­диционно понимаемое психическое на собственно психическое и психейное. Психейное, в отличие от психического, не может быть наглядно наблюдаемым, но может оставлять следы в наглядности. Тем не менее, заданность психейного такова, что оно не исчерпывается тем, что называют сферой неосознанного (субъективно неосознанного). Сверх того "нео­соз­нанное" — часто всего лишь амнестичное осознан­ное. Проводится дальнейшая дифференцировка терминов. Те подразделения феноменов, которые удобны в психологии восприятия, далеко не всегда правомерны гносеологически. Особенно это касается пресловутого деления феноменального на "внешнее" и "внутреннее". С другой стороны, возникает необходимость в проведении разделения между реальным и идеальным (но не материальным и идеальным!), между феноменальным и идеальным. Действительное феноме­нальное — стартовая площадка отсылок в идеальное, но не идеальное по своей сути, несмотря на возможность спонтанных, находящихся ниже уровня субъективного сознания идеали­заций. Таким образом, происходит полный отказ от использования трансцендентальных феноменологий и гуссерлевского подхода, в частности. "Чистые феномены" — абстрактная модель.

 

     Основные системообразующие факторы предлагаемой философской системы имеют не абстракт­но-категори­альное, а логико-психологи­ческое прелом­ле­ние. Мир ощу­ще­ний настоящего локуса времени замыкается в особое негеомет­рическое пространство — я-среду. В я-среде нет места персонам-личнос­тям. Даже смысловые феномены (в том числе реаль­но данные мысли) и волевые феномены оказываются поставленными вне идеального и персонального, выглядят в общей я-среде своеобразными тонкими и тончайшими ощуще­ни­ями. Даваемая классификация смысло­вых, реак­тив­ных (в том числе эмотивных) и волевых феноменов еще более подтверждает это. Возможен анализ не только выделенного смыслового или необычно чистого смыслового, но также смыслового, связан­ного с образами и знаками. Осмысленность структуры вовсе не предстает в качестве некого застывшего движения или мнести­чес­ко­го накопления. В смыслообразах, смысло­зна­ках, смыслообразо­зна­ках всегда можно выде­лить главные и побочные смыс­лы, каркасные и второстепенные, основные и фактурные; смыс­лы, связанные с содержанием, и смыс­лы-формы. Сущес­­твуют смыслы, обслужива­ющие знак как таковой, и смыслы данности знака в его неповторимом конкретном пред­стоянии.

 

 

 Вне специальных сосредоточений вполне возможно мышление без мыслей, мышление, аналогичное передвижению движка логарифмической линей­­­­ки или барабана арифмометра. В реально данной плос­кости феноменов постоянно происходят под­­мены одних явлений другими, интеллектуальные сок­ра­ще­ния, лишенные и следа каких-либо разворачиваний. Основные смыслы (суррогатами ко­то­рых являются при­писываемые субъекту понятия) исчезают, их место занимает быстрое шествие знаков и второстепенных смыслов. Второстепенное и означающее полностью вытесняет содержательное и сум­марно оказывается его новосимволом, а сама знаковость знака растворяется в калейдоскопе случайностей, но имен­но таково реальное, а не идеальное мыш­ление. Послед­него просто нет, независимо от то­­го, пред­по­ла­га­ет­ся оно или отвергается. Тем не менее подобный "клоч­коватый" процесс мышления при необходимости (например, в математике) будет до­ста­точ­но точен. Нет разницы в том, что именно берет роль механизма: живое сознание или валик с изображением цифр. И здесь, и там есть знаки, пусть даже эти знаки реально не совсем знаковы и самодов­леют.

 

 

Плоскость слов как бы обязывает к дополнитель­ным идеализациям, смешению феноменального с условными фантомами. Перейти ко второму началу философии непросто, ибо ошибочно уже высказывание "ощущаю, следовательно существую". Но из первого начала философии следует, что философия требует недофилософии, пусть и первоначально оши­­бочного мысли­тель­ного производства. При исправлении устраняются не только констатации персоналистического тол­ка, но и более строгие формулировки типа: "второе начало есть сфера ощущений". Такие утверждения непродуктивны. Именно поэтому конструктивно формулируемое начало филосо­фии будет заключаться в попытке различения субъективной реальности и нереальности (идеаль­ности), а сложность такого различения — в инерт­ности мыслительной практики, в интер­субъ­ек­тив­ной и конвенциональной засоренности ее фик­циями. Особую роль здесь играют чисто фило­соф­ские фикции. Было бы очень странно считать некие выдуманные сущности более устойчивыми и надежными, чем реально чувственное. Скорее наоборот: рафинированные идеальные объекты можно вполне заменить и иными, причем выбор "этих", а не "иных" объектов весьма произволен, зависит от теоретических ракурсов и степени абстрактной вырожденности.

Собственно реалистическая феноменология тре­­бует холистического подхода: обычно реально не су­ществует просто красного, просто гладкого, а поэтому именно в феноменологическом смысле некая искусственная выделенность качеств теряет значимость и ощущением-восприятием-осознани­ем может быть названо все то, что получается при ограничении фено­менологического поля, и само феноменологическое поле. Подобное ограничение — лишь сужение обзора, но не живосечение, срывающее "цвет" с текстуры поверхности и формы предмета. Я-среда — совокупность сред сознания, и не всегда возможно пересосредоточение, полностью снима­ю­щее какую-либо среду, а потому правило о сужении обзора может касаться только конкретной среды.                

Та­ким образом, субъективное сознание выглядит как особая топология целостных ощущений-вос­при­я­тий-осознаний. На нее распространяются спон­танные операции, подобные математическим операциям пе­ре­сечения, объединения, включения и т. п. Каждой подобной операции соответствуют те или иные дополнительные эффекты, вызывающие кажимость един­ства сознания и наличие ментальных аналогов абстрактного. Однако сами разум и рассудок не имеют никакого отношения к фено­меналь­ному сознанию. Человек — существо не разумное, а умственное. Разум — это воображаемый ум, которому доступно то, что недосягаемо для человеческого ума, то есть нечто идеально-потенци­альное. Так, в действительных представлениях нет собствен­но геометрических треугольников. Предполагается, что такие треугольники есть в представлениях разума. Живой ум подменяется несуществующим механистическим призраком. Та­кова природа чистого идеального.

      Одной из главных апорий является апория солипсизма. Помимо мыслительного затруднения, остановки беспостулативного процесса мышления в явном виде, она имеет и иное следствие, а именно: можно сколь угодно долго рассуждать о реальности объективных миров и, тем не менее, оставаться замас­кированным солипсистом как в рамках наивного реализма, наивного материализма, так и за их пределами. Одни корифеи философии простодушно помещают материю в мир ощущений, другие, представляясь материалистами, сводят ее к совокупности физических абстракций и продолжению данностей сознания вовне, давая пример нового идеализма. Солипсизм оказывается непреодолимым, несмо­тря на те или иные попытки здравых рассуждений. В солипсизме — фундамент не только обычной фило­софии, но и науки. Последняя лишь тиражирует и модифицирует данности эмпирических образов.

 

      Постулаты, разрывающие рамки, наложенные на познание, весьма обманчивы и усугубляют интеллектуальный кризис. Выйти из солипсизма можно с помощью интериорных методов, относясь с полным пиететом к его акцентуализациям. Условно-методи­ческий солипсизм непосредственно связан со вторым началом философии. Солипсизм невозможно прео­долеть без отбрасывания фетишей идеального. Они мнимо уплотняют субъекта в самом субъекте надстройками различных надсубъективностей. Солипсизм — вовсе не отрицание других существ (других субъективных сознаний), а прежде всего отрицание бытия за пределами субъективного сознания или, в крайнем случае, усомнение в наличности метасубъективного. После возврата феноменального в феноменальную реальность (ссылки смыслового на идеальное могут сохраняться), мы будем иметь дело с непосредственной реальностью здесь-теперь-так. В подобной реальности нет ничего, кроме нее самой, и найти в ней брешь можно при достаточно полном ее рассмотрении, причем рассмотрении именно ее, а не производных от ее сферы фантомов со стихийно-конвенциональной заданностью. Такое рассмотрение и осуществляется во вто­рой части книги "Буквы философии".

      Во второй части книги автор также рассматривает и оценивает возможность двух экстраполяций: экстраполяции иррационального и экстраполяции ра­ци­онального, первично соответствующих неструк­­­­­­тур­­ным и структурным осознанностям субъекта. В первом случае проводится анализ более 20 родов реальных мистических ощущений. Как таковые эти рафинированные мистические переживания чис­то тонического (бесструктурного) характера остаются посюсторонними, хотя в них и присутствует некоторая кажимость иного, указание-ожидание. По своей классификации эти моноощущения оказываются как бы хроматической гаммой, происходящей от двух экстраполятивных объектов. Реальность назван­ных объектов на данном этапе анализа не утверждается, так как они носят лишь характер точек схождения тенденций и эстетический порыв в их сто­рону еще не дополняется каким-либо иным образом. Отказ от направленности на них дает только некоторую аксиологическую пробоину в сознании.

 

Первый объект предстает как бесструктурный, лишенный суммационной динамики Эрос-Логос-Ха­ос (уравновешенное слитие запредельного положительного ощущения, запредельного смысла и запредельного отрицательного ощущения). Этимология тер­мина не связана с историей философии и определяется структурными коррелятами тонов. Термин "Логос" не означает ни разума, ни нуса-ума. Это — предел освобожденного смысла. Человек, который ни разу в жизни не имел чистых предельных осознаний, все-таки примерно может понять, что такое сверхположительное или сверхотрицательное ощущение. Однако понять, что есть "сверхсмысл" (сверхмысль) в подобном случае мож­но только при подробном рассмотрении таксономической лестницы ощущений смыс­ла (ощущений!) при явном прослеживании потери связи смысла со структурой. Последняя отпадает при наличии предельных смыслов окончательно, ибо ощущение смысла — особый суперпластичный род витальности в своем истоке. Смысл подобен психически выраженному зачатку несуществующей конечности, который способен проходить те или иные трансформации. На практике получается, что слово "смысл" подменяют словом "значение".

      Экстраполируемый нами объект, это "Оно", этот  Эрос-Логос-Хаос вовсе не есть некая высшая сила, а тем более бог-персона.

      Второй выводимый из гаммы особых чувств объект предстает как добытийная меристема[41] и всеобщее основание, к которому не применимы никакие позитивные характеристики и логический закон тождества в прямом и обратном виде. Несмотря на некоторые субъективные сходства, второй субъект не мо­жет быть назван волей в духе Шопенгауэра или Эдуарда Гартмана, несмотря на то, что он сам появляется в конце таксономической лестницы имен­­но волевых феноменов.

 

 

 

Во второй части книги "Оно" и добытийная мери­стема рассматриваются только как мифи­чес­кие, как пределы субъективных субстан­цио­на­лизаций и преувеличений, ввиду необычности чувственного транс­­­­цензуса для собственно фило­софии. Однако на многих примерах показы­вается осу­щест­вле­ние это­го транс­цензу­са в обла­с­ти ис­кус­­ства и литературы (в частности, даются отрывки из произведений поэтов-символистов). На протя­же­­нии всего текста автор старается оставлять в покое область религии.

Далее в книге проводится экстраполяция рационального. Последняя более искусственна, но необходима именно потому, что вокруг науки постоянно создаются и уничтожаются различные натурфилосо­фии, а сама наука получает ложные интерпретации. На место мифического преувеличения ставится мифическое отвлечение и упрощение. Собственно мифом является так или иначе полагаемый синтез всех моделей и картин мира. В связи с этим показывается невозможность общей теории всего в рамках современной науки. Даже новейшие и "неклассичес­кие" направления науки не могут не использовать "классических" парадигм, пусть даже чисто математического плана. Метатеоретически порочной показывает себя не только натурфилософия, но и любая философия, претендующая на чрезмерную тотальность охвата. В последнем случае явно или скрыто происходит выход за рамки предмета философии, не­продуктивно заимствуются объяснительные прин­­ци­пы из науки и обыденности. Тем самым философия при­нимает вид гомологичный не обыденным и научным знаниям, а таким сферам, как околонаука, алхимия, хиромантия и т. п.

То же самое можно сказать о "строго научных" и математизирован­ных философских концепциях. Об искажающей роли абстрагирования мы уже говорили. Это относится и к попыткам метафилософии в рамках логико-лнгвистических или психоаналитических. И здесь и там, с одной стороны, происходит уход из области философии, а с другой, сами рассуждения принимают довольно разбросанный вид, пре­вращаются в логицистскую или культурологическую поэму, лишенную внутренних оснований и строгого локуса собственных положений. В подобных случаях проводятся те или иные интерпретации, делаются заключения при полном отсутствии сформулированной об­щей базы и статуса этих интерпретаций и заключений. Выясняется, что речь шла о неизвестном уров­не неизвестного идеального. Связность последнего с языком остается исключительно постулированной, а главное — закованные в логическую броню рассуждения о языке и логике в духе далеко не заглядывающего здравого смысла.

 

 

      В третьей части книги на основе интериорного выхода из солипсизма осуществляется редуктивный логический переход к вещи в себе — самосуществующей данности, лишенной структуры, времени, дви­­­жения. Трансцензус производится в различных логических параллелях и подкрепляется ранее сде­лан­ным смыслореактивным трансцензусом. Одна­ко внезапно проступающий реально-объек­тив­ный абсолют не есть материя, бог, высшая сила.

Сверх того, невзирая на сверхинтегральность по всем представимым координатам сознания (исключая структуру), он выявляет себя только как фаза виртуального[42] праабсолюта — уже упоминавшейся добытийной мировой меристемы. Последняя имеет особый статус, а именно: статус недобытия, недореаль­ности. Противоположным бытию оказывается не "нуль", не "ничто", а именно недобытие. Недобытие нельзя назвать ни существующим, ни несуществующим. Это та сущность, в которой нет ни причинности, ни "законов", ни логической ограненности, но в которой нативные пред­­посылки всего этого зарождаются. Это не только меристема, но и главная пру­жина (основа­­ние, ипо­стась, под­ставка, подложка) лю­бо­го суще­ство­ва­ния. Если абсолют — это третье начало философии и начало любого типа сознания, то недобытие-пра­абсо­лют, будучи четвертым исходным пунктом философии, одновременно — и источник бытия в любом смысле. Абсолют логичен, но дорационален (иррационален). Праабсолют не только дорационален, но и дологичен. Неявная (вну­­т­­рен­­няя) логика как бы зарождается задним чис­лом путем отбора всенаправленности-все­от­ме­ни­мос­ти пра­­абсолюта. Это не эволюция и не процесс во времени, а нечто совершенно новое, подробное описание которого тре­бует современнейших областей математи­ки.

 

 

От абсолюта и праабсолюта осуществляется обратный переход к субъективному, которое теперь получает наименование постабсолюта. Постабсолют в целом — это расщепленное бытие, совокупность несамостоятельных миров, являющихся относитель­ностью. Относительно одного субъективного мира другие возможности выделенностей предстают не вполне, а чаще всего отсутствуют. Совокупность всего постабсолютного, взятая тотально, — это монстр, гносеологический мыльный пузырь. При этом отдельная субъективность вполне субъективно-ре­аль­на, хо­тя и несамостоятельна.

 

Сознание человеческого типа полисознательно, имеет вид среза смежных субъективностей. Отсюда видно, что весь горизонт филогении и иерархии — в строении естественнонаучных моделей мира.

Вычлененности из объективного образуют многочисленные суперпозиции, вычлененности выч­ле­нен­ностей и т. д. В их эффектном синтезе совершенно маскируется причина наличия времени и изменений — имеет место эффект, сходный со стробоскопическим. Характерные для человека "по­то­ки" ощущений, тяжи ощущений (если иметь в виду константные восприятия типа восприятия "я") — не только интерференции моновыделенностей, но и грань между абсолютом и праабсолютом. При более элементарном (нечеловеческом) рассмотрении, все это выглядело бы и как распад абсолюта, и как не совсем удачная попытка синтеза — неверное направление от недобытия, минующее ветви прямых дивергенций. Степень космологической тупиковости че­ло­­­века может быть различной в зависимости от расстановки тех или иных отсубъективных акцентов. Пусть человеческое сознание — оживший конгломерат осколков сознания абсолюта, но человек, в отличие от своего космического прасознания, обладает интеллектом. В этом относительном плане абсолют как бы находится на более низкой ступени, чем человеческое сознание.

Неколебимость конкретной вычлененности из объективного — в наличии вычлененностей буферных, сателлитных, смежных, первообразных и пр.

Пошатнуть изнутри это гигантское древо невозможно, несмотря на всю его необязательность и схлоп­­нутость в мире собственно объективного.

 

 

 

     Сделанные рассмотрения проливают новый свет на природу сознания и, в частности, субъективного сознания. Сознание не есть что-то вершинное; структурированное сознание по отношению к сознанию моничному (бесструктурному, нерациональному) пред­стает как калейдоскопическая случайность, эпи­фе­номен и как новый, осмысливающий сам себя мир, задыхающийся в несамоданности. Непрерывное латание испаряющегося самобытия — вот удел структурированной ментальности. Для западного типа рациональности это более приемлемо, чем противоположная доминантная интерферентность. Невзирая на этимологию, сознание есть универсальная дочеловеческая функция связи, единственная фиксация гео­метрически рассыпанного мира. Бытие — это зафиксированный момент недобытия, тупиковая урав­новешенность, лишенная обычных динамических ха­рак­теристик. После разложения на моно­субъ­ек­тив­нос­ти и суперпозиционного структурирования собственно смежные сознания оказываются несоизмеримыми — возникает эффект "завернутости" буферного и сателлитного и, соответственно, эффект псевдоматериализации.

 

Совокупность всего реально-истинного, но необъективного в его извнутреннем виде, то есть бытие, анатомированное на все контингенты субъективностей, в книге именуется бытием в широком смысле (БШС). Последнее представляет собой логически невозможный разрез абсолюта. Тем самым БШС не может быть даже потенциальным бытием. Это метафизическая пропасть со статусом большим, чем трансфинитность.

 

 

На основе всего изложенного, в пятой части книги осуществляется переход к рассмотрению древ­а смыслов жизни, а в связи с последним — иерархии критериев, целей и стимулов. В прагматическом отношении, важны не многочисленные смыслы жизни, не их тотальность, но важна их рифма, соразмерность.

Достаточно считать, что исходно нет ни "мирово­го", ни "персонального" смысла жизни. Исходно все внесмысленно, но эта внесмысленность и может яви­ть­ся поводом к осмыслению.

 

      Шестой раздел книги содержит систематическое изложение парадоксов (около тридцати параграфов). Он только текстуально может считаться завершающим, а в большинстве случаев имеет опор­ное значение для предыдущих разделов.

      К книге прилагается философский словарь. В основном он является тезаурусом смысловых отличий терминологии книги "Буквы философии" от терминологии, принятой в истории философии.

      Наиболее нетрадиционны в книге общий подход к феноменологии (принцип сред), координирование философского изложения со средами субъ­ективного сознания (попытка нахождения на неидеальной почве), классификация ощущений различных групп, опи­сание способов чувственного и теоретического транс­цензуса, принципы раскрытия метафизической данности, метааксиология.

 

 

 

 

 

Перечень статей словаря

 

Абсолют

Абсолютные потребности, потребность абсолютного

Антиабсолют

Антиинформация

Антилогос

[Астрал, астральность, астральный план.]

Бесконечность

Беспорядок

Бессознательное

Буферные сознания

Бытие в узком смысле

Бытие в широком смысле

Виртуальное

Волевые ощущения

Восприятие

Временная развертка

Время

Гносеологические ограничители

Гносеологические шкалы

Диалектика

Диалектичность

Дленность

Длительность

Емкость субъективного сознания

Живописность (в неспецифическом смысле)

Законоподобие

Идеального отношения внутренние

Идеальное

Идеометрическое

Идея

Инободрствование

Интегративные ощущения     

Интенция

Интрофотофоносреда

Искусство (как психологическая данность)

Канонические ощущения

Каскады реальности

Квазисреда

Космоническое

Личность

Логика

Логос, логосность, логосное

Ложь

Материализм

Ментал

Меристема

Метафизика лимитно-реконструктивная

"Метафизика" науки

Метафизика редуктивно-дедуктивная

Метафизика синтетическая

Метафилософия

Мистическое, мистика

Монокатегории

Мошенничество в философии

Музыка (в неспецифическом смысле)

Наглядность

Надобщение

Наполнитель

Немецкий период в философии

Неосознанное

Неосюрреализм

Объект

Оккультизм

Онейромонтаж

Отражение

Отсубъективное

Ощущение

Палеоядро субъективной ментальности

Парафизиология человека

Париж (в аспекте экологии культуры)

Пересубъективирование

Подсознание

Понятие

Постмодернизм

Поэзия (в неспецифическом смысле)

Праабсолют

Предыдеальное

Проза художественная

Проинтроект

Проницаемость

Пропозиционал

Пропозиция субъективная

Пространство (пространства)

Протоощущение

Проторенности эффект

Протяженность

Псевдосреда

Психическое и психейное

[Психотипов человека периодическая таблица]

Радение духовное

Рационал

Рационализм

Рациональное

Реактивные ощущения (р-ощущения)

Реализм и натурализм

Реальное

Редукция феноменологическая и трансцендентальная

Религия

Рефлексивно-рефлексное

Романтизм

Сигнально-рациональная оболочка сознания

[Сила]

Символизм

Смысл, ощущение смысла

Смыслорадикал

Сознание

Солипсизм

Соматическое облако

[Социума неразумность]

Среда субъективная

Субстанция

Субъекта деконструкция

Существование

Сюрреализм

Тонические ощущения

Трансцендентальное

Третья свинья

Ум

Упорядоченности степень

Феноменоноумен

Философия (в неспецифическом смысле)

Философия абстрактная

Философия неконцептуальная

Философии прикладной область

Философия чистая концептуальная

Философская беллетристика, философия синкретическая и просветительская

Философская школа

Философские начала

Хайдеггеризмы

Хронос

[Цивилизация земная и составные цивилизации]

[Цитологические параллели техноценоза]

Человек

[Шантаж]

Экзистенциал и экзистенционал

Эрос-Логос-Хаос

"Я" и [я]

Я-среда

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

СОДЕРЖАНИЕ	Стр.
1. Метатеория-1
1.0 Предисловие	7
1.1 Границы доданности и первый исходный пункт философии	11
1.2 Максимы	37
2. "Субъект"
2.1 Я-среда и ее деления	46
2.1.1 Присутствие при кажимостях	46
2.1.2  Квазисреда	53
А. Квазисреды	53
Б. Зрительная квазисреда бодрствующего сознания	56
В. Звуковые ощущения и среды	69
2.1.3  Контактные ощущения и среды	72
А. Контактные ощущения	72
Б. Соматическое облако	75
2.1.4  Интрофотофоносреда и ее окрестности	78
2.2 Интегративные ощущения	84
2.1.2 Реактивные ощущения	84
2.2.2 Ощущения смысла. Ум-ощущение. Отумственные фикции	89
А. Типы смыслов	89
Б. ИФФС и смысл	98
В. Смыслознак. Фикции понятий	103
2.2.3 Волевые ощущения	112
2.2.4 Другие интегративные ощущения	118
2.3 Я-среда в целом (резюме)	122
2.4 Я-среда и второй исходный пункт философии	128
2.5 Экстраполяция иррационального	137
2.5.1  Видимость	137
2.5.2  Эрос-Логос-Хаос	139
2.5.3  Мистические ощущения	141
2.5.4  Предельные ощущения	160
2.5.5  Протоощущения. Сверхощущения	163
2.5.6  Волевая и смешанная мистика	166
2.5.7  Антилогосное	194
2.5.8  Мистика и символика	198
2.5.9  Об эстетическом (Контртезисы к распространенным концепциям)	200
2.6  Экстраполяция рационального	204
2.6.1  Происхождение обмана. Бытовость центрального принципа науки. Псевдосреды	204
2.6.2  Идеализм практики	210
2.6.3  Шесть типов истин	212
2.6.4  Классы псевдосред	217
2.6.5  Уровни как свидетельство не-мира	220
2.6.6  Фантомы математики. Мыслят ли вычислители?	227
А. Общие вопросы	227
Б. Пример чисел	230
2.6.7  Точные науки	236
2.6.8  Псевдосреды оккультизма	244
2.6.9  Наука и мировоззрение. Невозможность теоретического синтеза различных наук	246
2.6.10  Комедия психологии и философии	250
3  "Объект"
3.1 Метафизический космос (третье начало философии)	257
3.1.1. Метасознание и переход к абсолюту	257
3.1.1.1 Отправные точки	257
3.1.1.2 Субстанция	265
3.1.1.3 Альфа и омега. Связность объективного	273
I. Предварительные аналогии	273
II. Пункты А — К. Доказательства  и обоснования	275
III. Возможность вписанности импульса Эроса-Логоса-Хаоса в абсолют	283
3.1.2 Праабсолют. Виртуальное недосуществование             вание	285
3.1.3  Контуры антиабсолюта	296
3.2 Расщепленное бытие	308
3.2.1 Постабсолют	308
3.2.2  Время, времена, Хронос. Проницаемость, схватываемость, объем менталитета. (Сводка.)	317
4 Тезисы восхождения	325
5 "Проинтроект"	327
5.1  Смысл жизни (абсолютный, рефлексивно-рефлексный, реактивный, умозрительный, относительный /разграничения представлений: А. Фикция личности; Б. Псевдосреда потребностей, относительный смысл жизни/, автономный, подспудный, бессмысленный, программный, отрицательный, панродовой, сновиденийный и здесь-теперь смысл жизни, иерархия смыслов жизни)	327
5.2  Цели (тонические; базовые; спонтанно-импульсивные; ложные и фантастические; свободные: высшая, автономная, относительные цели, звёзды наполнителя; цели оптимизации; заключение раздела)	359
5.3  Критерии (абсурд, отрицательные комплексы тоники, критерий: успех, эктропия, иллюминаторность, законченность, произведение критерия и интуитивный критерий)	375
5.4 Стимулы	387
5.5 Сопряжение разделов части "Проинтроект"	390
5.6 Вариант резюме	391
6. Метатеория-2, парадоксы  (раздел-приложение)	403
6.1 Введение	403
6.2 Апории Зенона Элейского	405
6.3 Парадоксы Эвбулида из Милета.       Парадокс Диодора	411
6.4 Парадоксы пирронистов	412
6.5 Софизмы	415
6.6 Парадоксы саморефлексивности	417
6.7 Парадокс несуществования	421
6.8 Парадоксы бесконечности	422
6.9 Теоремы Гёделя о неполноте	429
6.10. Парадоксы измерения (метрики)	431
6.11 Парадокс нефатальности	432
6.12 Псевдопарадокс необходимости	432
6.13 Парадокс атома протяженности	433
6.14 Замыкание псевдосред на вечное повторение	434
6.15 Границы диалектики	437
6.16 Парадокс структуры	441
6.17 Причинность	443
6.18 Случайность	445
6.19 Итальянские виноградины	446
6.20 Поиски онтологий	447
6.21 Парадокс субъективного ощущения	452
6.22 Парадокс логики	455
6.23 Астрофизические парадоксы	457
6.24 Мозг и ощущение	458
6.25 Вещество и жизнь	462
6.26 Парадоксы субъективно-социальных сфер	465
6.27 Апология жизни и апология самоубийства	466
6.28 Нивеляция бессмертия	466
6.29 Знаменательные ошибки философов	467
Философский  словарь	473
Развёрнутая аннотация	580
Перечень статей словаря	596

 

 

 

 

 

            

      

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Некоторые произведения

Александра Акулова

 

 

        

        1. Сверхкраткий философский словарь. Краткое изложение книги "Буквы философии". СПб., 1999.

        2. Послание вундерменам. Проза. СПб., 2003.

        3. В поисках беспредметного. Шесть книг стихотворений. СПб., 2002. Второе издание. СПб., 2009.

        4. Чай с мандолиной. Роман. СПб., 2006.

        5. Этюды. Нефигуративная живопись. СПб., 2008.

        6. Скважина. Статьи по литературной критике, культурологии, философии. СПб., 2009. 

      

 

 

 

 

Александр Акулов. Буквы философии.

 

Ресурс автора;

www.abunera.narod.ru